Взгляд Травкина упал на письмо на столе. Брови сошлись домиком, лицо исказила гримаса, как будто стакан уксуса выпил.
– Так вот, сидеть вам с графом предстоит весьма долго, если мы с вами вместе не найдем вот это самое «за что»! – Травкин, согнув правую руку в локте и подняв указательный палец, направился к своему стулу. – Да, кстати, – следователь обернулся и посмотрел на сидевшего казака. – Как ваши родные в станице?
Вопрос для Билого был более чем неожиданным, лицо его сделалось суровым, и пальцы медленно стали сжиматься в кулак. Все, что касалось его семьи, родных, близких, было табу для чужаков. И пусть со следователем их объединяла одна цель – борьба с масонами, но он, следователь, был и оставался иногородним для казака.
– Что ты сказал? – Кровь в Билом начинала закипать, но он постарался сдержать себя. – Что за вопросы, титулярный советник?! С каких пор вас стали интересовать дела моей семьи?
Следователь удивился такой резкой смене настроения.
– Ну, ну, господин подъесаул! – парировал Травкин. – Никоем образом я не хотел нанести обиду ни вам, ни вашим близким. Да и вопрос мой далеко не праздный. Дошли до меня слухи, что из канцелярии государевой в станицу Мартанскую был послан циркуляр с описанием ваших «подвигов» и тесного контакта с ложей масонов. Улавливаете, к чему я?
Билый посмотрел на Травкина взглядом загнанного волка:
– Вы уверены в этом?
– Николай Иванович, родной вы мой, – смягчая тон, произнес следователь. – В наше время нельзя быть ни в чем уверенным на сто процентов. Но у меня есть верный человек там… – Травкин показал указательным пальцем вверх. – Вот он и сообщил мне такую весть. Надеюсь, мне не нужно говорить вам о последствиях, которые будет иметь получение вашим станичным атаманом сей цидулки?
Билый изменился в лице. Закусил пшеничный ус, прищурился.
Он понимал, как никто, что могло быть в том письме и как отреагируют родители, да что там родители?! Как отреагируют станичники на все то, что описано в цидулке. К тому же Микола догадывался, кто мог послать сие сочинение в станицу.
– Шайтан! – вырвалось у казака. – Мерзкая, вонючая крыса. Зарублю!
– Надеюсь, что это не в мой адрес? – с иронией в голосе сказал следователь. Травкин не мог скрыть улыбки, наблюдая за казаком, поражаясь чужой чистоте и невинности. «Как ребенок! Право слово!»
– Что?! – не понял сразу Билый. – А! Нет. Я о другом. Конечно, я о другом офицере. Не о вас.
– Да понятно, что не обо мне!
– И о другом деле!
– А я, если позволите, Николай Иванович, как раз об этом! И не только об этом, – в голосе титулярного советника звучали нотки заботы. Нравился ему казак своей свободолюбивой натурой. Но эта любовь к свободе хороша там, в станичном крае, где и живет эта самая свобода. Здесь же совсем иное.
– Да, прошу прощения, что вспылил. Вы, кажется, хотели поговорить! – Билый успокоился и переключил внимание на следователя.
– Может, чая?
– С лимоном? – с надеждой в голосе спросил Билый.
– С ним самым!
– Не хочу! – резко вдруг сказал казак. – Знаю я ваши «лимоны». После них жизнь меняется кардинально!
Травкин начал привставать, чтобы вызвать услужливого Пичугина, и опустился обратно, досадно крякнув. Хитрый казак поймал его. Купил своими прибаутками.
Титулярный советник сделался серьезным.
– Несомненно, Николай Иванович, – усаживаясь на стул, сказал следователь, – разговор у нас будет не совсем по душам. Несмотря на нашу с вами совместную деятельность, наломали вы дров, не разгребешь!
– Я в основном придерживался того, что мы с вами обсуждали, господин следователь, – ответил Билый. – От плана на отклонялся. Не наговаривайте на меня лишнее.
– Неужели?! – Травкин удивленно раскрыл глаза. – А как вы объясните нахождение вас в запрещенной в России организации масон? Вас кто просил туда вступать? Как угораздило-то?!
– Так это для пользы дела!
– И что в итоге получилось?! – быстро спросил Травкин, нависая над казаком.
– Но ведь это такой пустяк. Это же не серьезно было. Я просто внедрился в логово и вошел в доверие.
– Пустяк? Думаете, этого недостаточно, чтобы остаток дней своих провести на каторге?! – Травкин почти выкрикнул эту фразу. – Вы при дворе служили, а не в салочки в станице играли!
– Мы в салочки не играем, – тихо буркнул казак. – Мы в чижа любим.
– Поговорите мне, Николай Иванович! Масонский казак! Да вы теперь в жизни не отмоетесь! Как дедам в глаза смотреть будете?!
Микола потупил взор, как нашкодивший школьник.
– Я ж только для пользы дела. Посчитал, что необходимо внедриться в стан врага, чтобы…
– В стан врага! – воскликнул Травкин. – В стан врага хорошо внедряться, когда охотишься на вражеского генерала! Здесь вам не поле боя! Не ваши горы, где свои правила существования! Здесь сто-ли-ца! Понимаете вы! Столица! Здесь нет правды! Здесь все построено на интригах и лжи! Вы здесь почти год, а так и не выучили основного правила. Нельзя доверять ни-ко-му!
Травкин был похож на доцента, читающего нерадивому студенту лекцию.
– А вам? – тихо спросил Билый.
– А я к вам симпатию испытываю! Как к хорошему человеку! Поэтому и вошкаюсь с вами!
Билый снова вздохнул и понурил голову.
– Что вас дернуло влезть в это осиное гнездо? – голос Травкина вновь зазвучал на пониженных нотах. – Для чего вы пошли на такой отчаянный шаг?
– Нужно было узнать, чем дышат эти самые масоны. Ну, чтоб душить гидру в зародыше, понимаете? Чтоб наверняка и никто не ушел! Я поговорил со своим другом, и он помог мне с принятием в ложу. Я хотел продолжить расследование! Тем более все было тайным. А другу своему я доверяю как себе, – словно отчитываясь за проваленное задание, проговорил Микола.
– Николай Иванович! – вновь повысил голос следователь – Какое расследование! Ладно граф, друг ваш. Этим благородным от скуки заняться нечем, вот и придумывают себе всякое. Но вы! Природный казак, и туда же! Где же ваша хваленая казачья чуйка?! Неужели вы не понимали, в какое болото лезете?! Да у каждой стены в этом городе есть уши и глаза. Каждый человек на виду. Тем более офицер Собственного Его Императорского Величества Конвоя. На что вы надеялись, когда вступали в эту ложу?! Что все это останется в тайне?! Какого рожна вы вообще туда полезли?!
– Да далась вам эта ложа! – в сердцах выкрикнул Билый.
– Так ведь из-за нее всё! – простонал Травкин. – Из-за нее! Как вы не понимаете? Все дело на вас строится из-за нее!!!
– Господин следователь. – Билый не выдержал и слегка повысил тон. – Достаточно меня отчитывать, как барышню. Я делал то, что считал нужным. Точка! Если у вас имеются вопросы, задавайте. Если нет, ведите хоть в камеру, хоть на виселицу.
– Будете ерничать – эшафот неминуем. Этого хотите?
Билый посмотрел на Травкина таким взглядом, что следователь слегка вжал голову в плечи и осекся.
– Извольте! – Травкин понял, что дальнейшие нотации – лишь трата времени. – Потрудитесь мне описать все то, что происходило на церемонии вступления в ложу масонов. Важна каждая деталь. Для вас, как пластуна, охотника, не составит это труда, – голос следователя звучал более мягко.
Микола рассказал все, что видел и что пришлось пережить в тот вечер. Описал несколько лиц, которые смог запомнить. Умолчал только о Суздалеве. «Хотя Травкин, вполне вероятно, знает о нем, но друга выдавать не буду!»
– Хорошо! – ответил Травкин, усердно записав рассказ Миколы. – Теперь, будьте добры, в не менее точных подробностях все то, что произошло с вами в день покушения на императора. И запомните, что от каждой, даже малейшей детали зависит ваша дальнейшая судьба!
Билый поведал следователю все до мелочей с того момента, как вышел из здания офицерской казармы. Травкин так же подробно все записал, часто макая перо в чернильницу. Между делом курил. Несколько раз предлагал папиросы Билому. К концу допроса в кабинете пахло как из пепельницы. Клубы сизого дыма, поднимаясь к окошку под потолком, тонкой струйкой вылетали наружу. Там была свобода. Здесь же плен и оковы. Все то, что чуждо казаку.
– Что дальше? – спросил Микола.
– А что дальше?! – удивленно переспросил Травкин. – Я все записал. Допрос можно считать оконченным. Сейчас вас проводят в камеру.
– Я не о том! – возразил Билый. – Что дальше с нами будет? – Казак сглотнул. – Виселица?
– Если откровенно, – ответил Травкин, – дела плохи. Вот, видите эту писульку? – Травкин поднял письмо, полученное из канцелярии. – Это и есть приговор, так сказать. Кому-то вы и ваш друг граф Суздалев, долгие годы жизни их сиятельству, перешли дорогу. Надеюсь, вам известно, у кого на вас зуб?! Я лишь могу догадываться. И если я не ошибаюсь и это тот самый полковник, то крови вашей он попьет изрядно. Гнилой он человечишка. Прямо скажу, ни чести ни достоинства. Но в плане интриг ему равных нет. Посему, любезный Николай Иванович, готовьтесь к худшему. Но… – Тут Травкин подошел почти вплотную к Билому и, склонившись на самым ухом, прошептал: – Я сделаю все, чтобы помочь вам и вашему другу. – Голос следователя звучал заговорщицки. – Вот вам крест! – И он осенил себя троекратно.
Микола слегка отвел голову в сторону и пристально посмотрел на титулярного советника. «Не шутит ли? Сам же сказал, что доверять никому нельзя. Нет, господин следователь, чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Нас на мякине не проведешь. Мы и сами с усами».
– Зря не доверяете, Николай Иванович. Меня, может, в офицерском собрании не жалуют – никто лишний раз руку не пожмет, но я человек! И сердце у меня большое! – Травкин прочел во взгляде казака сомнения. – Даже представить не можете, насколько я искренен. Поверьте, мне эта помощь может дорого стать. Но вот вам крест, – Травкин осенил себя широко крестным знамением, – я сделаю все возможное, чтобы вас и графа вытащить из этой передряги. Но на данный момент нужно смириться и отдаться на волю случая. Уж больно весомые аргументы у вашего врага. Пока у него козыри в кармане.