– Показывайте все! – полушутя произнес доктор Вунш. – Каждая деталь в этом вопросе имеет значение.
– Какая деталь?! В каком вопросе?! – Суздалев недоуменно переводил взгляд то на стоявшего у дверей охранника, то на доктора.
– В вопросе постановки правильного диагноза и, соответственно, лечения оного, – Вунш был невозмутим. Врачи – это вообще особая каста людей. Это не просто профессия. Это состояние души, особый склад ума, понять который человеку, не знакомому с медициной, порой довольно тяжело.
– Так что мне прикажете делать?! – Суздалев терял терпение. В груди ныло при каждом движении. А еще этот кашель. Бедро на правой ноге опухло. Через грязную полоску ткани, которой была завязана рана, сочилась кровь.
– Раздевайтесь, голубчик. Мне нужно вас осмотреть, – распорядился Вунш. Но глядя на усилия, которые прилагал граф, чтобы поднять руку, обратился к охраннику: – Помоги-ка ему! Как тебя? А! Степан!
Степка нехотя подошел к Суздалеву и помог ему снять мундир. Франц Каспарович приблизился к заключенному. Покачал головой, глядя на большое синюшное пятно на грудной клетке слева. Слегка коснулся пальцами области ребер, надавил. Суздалев скривился от боли.
– Вдохните-ка полной грудью, – произнес он, прикладывая ухо к груди Суздалева.
Граф, делая усилие, попытался сделать вдох, но у него вышло лишь вдохнуть наполовину. Тупая боль разлилась в груди, и он закашлялся.
– Ну-с, любезный. Здесь вердикт будет таков, – подняв указательный палец правой руки, произнес доктор. – Перелом ребер, радуйтесь, что легкие не задеты. Но вот кашлять вам совершенно противопоказано. Иначе сломанное ребро может войти в легкое, как в масло, и тогда уже никто не поможет. Покой и еще раз покой.
Франц Каспарович внимательно посмотрел на тряпку, висевшую на ноге у графа. Его лицо стало серьезным.
– Так, присядьте, граф Суздалев, – протянув руку и помогая графу сесть, сказал доктор.
Он аккуратно размотал повязку. Рана, полученная, судя по всему, острым колющим предметом, была примерно сантиметров десять длиной, в глубь могла легко поместиться половина мизинца. Края раны были грязными, с засохшими сгустками крови. Из раны сочилась темноватого цвета кровь. Осмотрев рану, эскулап покачал головой:
– Что ж вы, батенька, так неаккуратно?! Не сегодня-завтра начнется заражение!
– Так получилось, – хрипло ответил Иван.
– Теплую воду и побыстрее, пожалуйста, – крикнул доктор охраннику. Степка сорвался с места и исчез за дверями.
Пока охранник бегал за водой, Франц Каспарович, открыв свой чемоданчик, стал доставать из него и раскладывать инструмент.
– Прям как в пыточной, – грустно пошутил Суздалев.
– Полноте, ваше сиятельство, – сдержанно отозвался доктор. – Там инструменты иного толка. Они калечат. Мы же лечим.
– Вот, – влетев в камеру с чаном теплой воды, выпалил Степка.
– Однако шустрый ты малый! – похвалил охранника доктор.
Тот, довольный, снова замер у двери.
– Что ж, господин Суздалев, – глядя Ивану в глаза, сказал Франц Каспарович. – Начнем, помолясь? Скажу сразу, будет больно. Но терпеть нужно и должно. А вот это, – доктор протянул графу деревянную, округлой формы палочку, – зажмите в зубах.
Суздалев здоровой рукой засунул палку в рот и крепко сжал зубами.
– Ммм, – раздалось его мычание, когда доктор коснулся скальпелем края его раны.
– Терпите, голубчик. Иного пути у вас нет, – спокойным голосом сказал доктор Вунш.
– Ммм, – вновь раздалось в камере. Доктор чистил загрязненные края раны. Кровь вновь потекла тоненькой струйкой, очищая рану. Франц Каспарович сдавил края раны, выдавливая загрязненные частички.
– Моя нога, – просипел Суздалев и впился зубами в палочку, оставляя в ней глубокие следы.
– Сейчас спиртом обработаем и зашьем. Еще танцевать будете, – голос эскулапа звучал уверенно и успокаивающе. Граф в ответ недобро покривился. Обработав рану спиртом и вычистив ее от грязи и омертвевших участков, Вунш принялся шить.
Суздалев напрягся, предвкушая новую порцию боли. Но по сравнению с тем, как доктор оперировал скальпелем, ощущения от иглы казались укусами комара. Иван, лежа на спине, отнесся мыслями к тому, что случилось. Вновь переживая тот страшный день, он не заметил, как доктор, зашив рану, забинтовал ее чистыми бинтами.
– Господин Суздалев, – Франц Каспарович потрепал Суздалева по плечу. – Мы закончили.
– А? Что? – граф очнулся от полузабытья.
– Я говорю, что подлатали мы вас, – доктор усмехнулся. – За рану можете не беспокоиться. Заживает быстро. Недели через две приеду, чтобы снять швы. А вот с ребрами придется потерпеть. Кашлять, как я уже сказал, категорически воспрещается. Старайтесь беречь себя от простуды. Ну и прогноз такой. Недели три совершенного покоя. Я напишу это в заключении. Его передадут начальнику вашей тюрьмы.
Доктор достал из чемоданчика специальный бланк и углубился в его заполнение. Суздалев вновь погрузился в свои мысли. «Как же теперь? Зачем мне дальше жить? Да и что теперь будет за жизнь без моей возлюбленной?!»
– Вот что, голубчик, – произнес Франц Каспарович, обращаясь к охраннику. – Я закончил. Здесь мое заключение с рекомендациями о больном. Передашь это своему начальнику. Да, совсем забыл. – Доктор полез рукой во внутренний карман пальто и вынул из него конверт, – вот это передай ему тоже. Что там, не знаю. В столице сказали, что важно и срочно.
– Непременно передам, господин доктор, – отозвался Степка.
– Ну-с, любезный, – доктор протянул руку графу, – поправляйтесь. Недели через две увидимся.
– Спасибо вам, доктор, – пожимая в ответ руку эскулапу, ответил Суздалев.
Дверь в его камеру закрылась, оставляя его наедине со своими мыслями.
Доктор в сопровождении Степки вышел во внутренний двор тюрьмы и оттуда напрямую дошел до ворот. Приехавший с ним клерк ждал его, болтая о чем-то с часовым. Оба смеялись.
– Закончили. Давайте побыстрее выбираться отсюда. Все же на свободе и спокойнее, и воздух иной, – Франц Каспарович сделал рукой многозначительный жест.
– Ну, так мы завсегда рады хорошим людям, – произнес часовой. – Милости, как говорится, просим.
– Да нет уж, спасибо, – доктор закутывался в шарф. – Своя рубашка ближе к телу.
Они вышли к пристани, и через два часа с небольшим доктор сидел за столом у себя дома и рассказывал любимой Лизхен о поездке в форт. Та благодарно слушала, вставляя изредка в рассказ мужа: «Oh, mein Herz! Du bist mein Held!»[9]
– Что там?! – нервно спросил начальник тюрьмы, когда к нему в кабинет, соблюдая устав, вошел охранник.
– Дык вот, господин начальник, – Степка, которому доктор, осмотревший графа Суздалева, велел передать заключение с диагнозом, слегка замялся. Он впервые стоял в кабинете вышестоящего начальства. Коленки подрагивали, голос сбивался. По спине пробежал холодок. Начальник после инцидента с побегом Суздалева лютовал. Он и так был не подарок, чихвостил как простых служак, так и унтеров за милую душу. А как случился эпизод с неудачным побегом заключенного, вовсе озверел. Сам боялся, что об этом побеге узнают в столице, соответственно и с него шкуру спустят, как пить дать. И этот страх выливался в диктатуру над подчиненными. Случая оторваться на своих подчиненных не представлялось, попритихли они после того, как граф этот с крыши форта сорвался в надежде убежать. Хорошо хоть, баркас разнесли в пух и прах, вместе с экипажем. Но душа жаждала возмездия, и тут под руку подвернулся этот молодой, не обремененный опытом охранник.
– Что «дык вот»?! – грубо перебил охранника начальник тюрьмы. – Тебя где воспитывали?! Два слова связать не можешь, а прешься ко мне в кабинет с докладом! Да я тебя… Вас всех, к этакой-то матери, здесь же в камерах сгною!
Степка стоял ни живой ни мертвый.
– Отвечай, когда с тобой, свинья необразованная, начальство говорит! – Глаза у начальника налились кровью. Вот-вот из орбит вылезут.
– Виноват, вашблагродь… – начал было оправдываться Степка, хотя не мог понять, за что именно.
– Благородие, сволочь! Благродь будешь бабе своей говорить! Для тебя я – ваше бла-го-ро-ди-е! – начальник растянул последнее слово, делая ударение на каждом слоге. – Понял, собака?!
– Угу, – промычал испуганно Степка и тут же поймал увесистую оплеуху от начальника. Еле устоял на ногах. Ухо опухло и покраснело. В голове зашумело.
– Я вас, сволочей, вмиг научу уму-разуму, – бешено выпучив глаза, орал начальник. – Чтобы ни один сучий сын глаз не сомкнул! Неделю без сна будете. Замуштрую. Меня под монастырь подвести захотели!
Голос начальника гремел в ушах бедного Степки, оглушая, будто пушечный выстрел. Он стоял, потупив взгляд. Знал, что в такие моменты лучше не смотреть в глаза начальству.
Тот же, выпустив пар, понемногу успокаивался.
– Что там у тебя?! – все еще грубым, но уже без ненависти тоном спросил он.
– Заключение доктора, с диагнозом и последующим лечением! – выпалил Степка.
– Можешь, когда мозги тебе вправишь! – съязвил начальник. – Вот я вам всем мозги-то ваши и вправлю. Так, что головы набок посворачиваются. Давай сюда!
Степка протянул бланк медицинского освидетельствования, заполненный трудно читаемым почерком доктора Вунша. Начальник бегло пробежался глазами по буквам-загогулинам, так ничего и не поняв.
– А что, этот докторишка сам лично не изволил доложить? – в голосе начальника вновь зазвучали металлические нотки.
– Не могу знать, ваше благородие! – Степка вытянулся по стойке смирно.
Кривая улыбка скользнула по лицу начальника тюрьмы.
– Велено было передать это заключение и еще…
– Что еще? – нетерпеливо выкрикнул начальник. – Снова в харю захотел?! Сразу докладывать обо всем мозга не хватает?!
– Виноват, ваше благородие! – Охранник полез во внутренний карман шинели и достал слегка примятый конверт, который ему вручил доктор Франц Каспарович Вунш.