Наутро, наскоро перекусив, казаки отправились к железнодорожному вокзалу, благополучно преодолев городовые посты. Купить два билета на поезд до Санкт-Петербурга не представляло особых трудностей. По предъявлении документов, доказывающих то, что обладатель сих направляется для прохождения службы в СЕИВК, билеты выдавались без промедления. Отведя Кургана к специальному «лошадиному» вагону, подъесаул Билый с братом Михасем отнесли свои вещи в спальный вагон, соответственно купленным билетам, и снова вышли на перрон. Прощание было недолгим. Крепко обнявшись с Гамаюном, Билый притянул к себе Василя и, хлопнув ему по спине, сказал:
– Гляди, шоб мне без происшествий! Знаешь, о чем я?
Рудь кивнул в ответ и ответил четким, уверенным голосом:
– Будьте покойны, господин подъесаул!
– Я пригляжу, – добавил с металлическими нотками в голосе сотник. – У меня не забалует!
Билый улыбнулся в ответ. Знал, что с Гамаюном шутки плохи. «В добрые руки оставляю сотню свою», – мелькнуло в голове Миколы.
– Все, братцы, пора нам. А вам с Богом до дому до хаты добраться! – командным голосом сказал Билый.
– И вам с Ангелом Хранителем в дорогу! – ответил сотник.
Погрузка лошадей закончилась. Паровоз, заполнив перрон белым, густым паром, дал гудок – сигнал к тому, что пассажирам необходимо занять свои места. Микола с братом поднялись по ступенькам в свой вагон. Через окно в тамбуре еще раз помахали в ответ стоящим на перроне Гамаюну и Рудю.
Паровоз вновь дал гудок, на этот раз более длинный, запыхтел, зафыркал и, скрепя металлическими колесами о рельсы, медленно тронулся с места.
Вот она дорога. И чем дальше от станицы, тем больше тянет домой. Билый спрятал документы, кивнул часовому и прошел в теплушку.
Не хотелось уходить от Кургана. Да и конь соскучился: фыркал, дышал шумно в лицо – застоялся, простора хотелось ему, полететь пулей над землей. Микола похлопал верного друга по крупу, прижался лицом к шее, пробормотал:
– Вот и проведал тебя. Не скучай! – поправил холщовую торбу с овсом и вышел стремительно из теплушки.
Паровоз ухнул, выпуская понизу белые клубы – готов к дороге дальней, – и Микола прибавил шагу, торопясь в свой вагон. В купе было непривычно тихо. Купец в пенсне так же газетку читал. А Михайло сидел рядом с ним, смотрел в одну точку, натянутый, как стрела.
Племянник господина Смирнова радушно улыбнулся, завидя подъесаула, прилизывая пробор на голове. Сразу оценив обстановку, Микола коротко кивнул брату, позволяя ему дать короткое объяснение.
– Я Кургана проиграл.
Суровое лицо Билого расцвело в приветливой улыбке. Реакция казачьего офицера на новость ошеломила Михайло. Он уже представлял, как брат войдет в купе, услышит известие и начнет всех рубать и первого его же и раскроит пополам. Но подъесаул, улыбаясь еще больше, сел напротив господина Смирнова и протянул, глядя купцу прямо в глаза:
– Да ты шо. Моего Кургана?
Реакция казака насторожила купцов. Старший сердито поджал губы и начал в который раз сворачивать газету. Пенсне его, носимое скорее для форса, чем по необходимости, сверкнуло, поймав лучик знойного южного солнца.
– Вашего коня, господин подъесаул. Совершенно точно. И ничего смешного в данной ситуации я не вижу. Долг платежом красен, вам ли не знать! Никто вашего брата насильно играть не тащил. Или, может быть, вы не дворянин? И не знаете, что такое честь?
– Дворянин, дворянин, – успокаивающе закачал головой казак, поднимая руки, словно сдаваясь, и отстраняясь немного назад, – и про честь слыхивал. Как без этого. А позвольте узнать, что еще проиграл мой брат?
– Да всё, – выпалил Михась, чуть приподнимаясь со своего места. Но Микола остановил его резким взмахом открытой ладони.
– И курень батькин? – спросил как бы у него, а сам глаз так и спускал с купца. Тот еще больше стушевался, но быстро взял себя в руки, скрываясь за маской величия и презрения к станичникам.
– Нам ваша мазанка ни к чему. Денег немного хлопчик проиграл и коня вашего. Вот и вся мелочь.
– Приятная мелочь: породистый конь и годовые деньги. – Микола дружески кивнул брату. – Или, может, что-то осталось?
– Да все! – снова подсказал Михайло, пытаясь встать со своего места. – Не знаю, как получилось. Я же выигрывал!
– Ой, да с кем не бывает, – делано протянул Микола, отмахиваясь от него. – Позвольте, господа, узнать: уж не в очко ли вы играли без меня?
– Не в очко, – протянул купец настороженно.
– Как жаль. Любимая игра моя.
Поезд тронулся, перрон потянулся. Какая-то дама под зонтиком кивнула Миколе, улыбаясь. Казак отдал поклон ей в ответ.
– Так если деньги есть, то можно и в очко! – подсказал племенник, дергаясь всем телом, предвкушая, видимо, жирный куш.
– Красотка, – протянул Билый, кивая на девушку за окном. – Деньги есть. Куда без них. – Подъесаул вынул из скрытого кармана плотную пачку ассигнаций. – Во что вы там играли? Давайте продолжим, господа.
– В угадайку! – подсказал с готовностью племяш, ему тоже казалось, что с казаком будут проблемы, но, видно, таких деревенских простофиль еще поискать надо.
– В угадайку? – нахмурился Микола, не понимая. – Это как?
– В наперстки. Игра новая, заморская. Честная до невозможности. Потому что простая.
– Это где шарик надо угадать? – догадался казачий офицер и широко приветливо улыбнулся.
– Ага, – обрадованно протянул племянник.
– Слышал о ней, но не играл, – признался, с нарочитым сожалением вздохнув, Билый.
– Так давайте, – чуть ли не подпрыгивая на месте от радости, поправив пенсне, сказал дядя. – Может, коня своего отыграете назад.
– Придется рискнуть и Кургана и брата деньги вернуть, – сказал печально Микола. – Какой же я казак без коня? Уж лучше бы мне руки и ноги оторвало! И то потеря не такая была бы.
– Прости, братка, – прошептал Михась.
– Бог простит. Да и тебе как-то жить надо. Вот тут… – Билый принялся усердно слюнявить купюры, считая. Купцы завороженно смотрели на деньги. – …Полтораста рублей. Достаточно ли, чтобы отыграть долг? – Казак прищурился и посмотрел на старшего Смирнова. Тот медленно кивнул, продолжая не сводить взгляда с банкнот в зажатом жилистом кулаке подъесаула.
– Достаточно.
– Так крути.
Микола разжал кулак, и купюры веером медленно легли на стол. Господин Смирнов впервые за долгое время улыбнулся и притронулся к наперсткам. Показал, под которым лежит белый шарик. Племянник-приказчик его шумно выдохнул и приблизился к столу. Казак покосился на него. Михась старательно вытягивал шею, глядя сверху на действие, волнуясь – на щеках пятном выступил красный румянец, – до конца не понимая, что происходит, но чувствуя надвигающуюся катастрофу. Господин Смирнов виртуозно стал переставлять деревянные стаканчики и очень удивился, когда краем глаза заметил, что только двое смотрят за его быстрыми манипуляциями, а казак, продолжая улыбаться, не сводит с него глаз.
Руки замерли на столе.
– Отгадывайте. Где шарик?
Племянник Смирнова придвинулся еще ближе и засопел.
– Отодвинься, – попросил у него ласково Микола.
– Зачем? – не понял тот.
– Да надо, – протянул казак и внезапно резким движением выдернул из богатых ножен кинжал и, не замедляясь ни на секунду, с размаху пригвоздил руку господина Смирнова к столу. Купец, дико закричав, дернулся, разжимая пальцы. Выпущенный шарик покатился, прыгая, по столу.
– Да вот он, – радостно вскричал подъесаул.
– Сука, зарежу! – закричал фальцетом племянник и выдернул из кармана приличный складной нож. Михась повис у него сразу на руке, не давая раскрыть. Спесь господина Смирнова разом прошла, он уже другой рукой вытащил из саквояжа револьвер и выстрелил почти в упор в казака.
– Микола!
Грохнул выстрел, глуша всех в купе, и никто уже не слышал звона разбитого стекла. Ветерок вихрем влетел в замкнутое помещение. И заметался среди мечущихся фигур. А когда вылетал, то забрал с собой не только пороховые газы, но, конечно не без помощи подъесаула Билого, и племянника господина Смирнова. Проходящий поезд смел вылетевшую фигуру, унося вперед и бросая под колеса.
– Вот так, – пробормотал Микола, засовывая чужой револьвер за ремень. Посмотрел на купца, обмякшей тушкой прислонившегося к стеночке, и, сняв папаху, вытер пот.
Потом мельком глянул на ошарашенного брата.
– Упрел трошки, – подмигнул подъесаул брату. – Испугался?
– Ни.
– Правильно говорить «нет». В столицу же едем, братик. – И усмехнулся. – У паршивца револьвер добрый, а вот рука слабая, дрогнула.
В коридоре раздалась неистовая трель свистка. Билый, вспомнив, резким движением вытащил кинжал из пригвожденной руки, отер его о дорогой костюм – купец даже не пришел в себя. Из раны запульсировала алая струйка. «Всего-то раз ударил!» – удивился Микола и сказал брату:
– Вяжи. Сейчас появятся.
– Кто? – ошеломленно спросил Михась.
– Да, – подъесаул задумался, – все. Да и рану нужно чем-то зажать, а то сдохнет от кровопотери.
В дверь купе осторожно постучали. Братья уже справились и расселись по местам.
– Да-да, – откликнулся Билый.
Дверь осторожно приоткрылась, и в узкую щелочку заглянул человек в форменной фуражке. Не считая разбитого окна и лежащего на полу связанного пассажира, он также увидел чрезвычайно спокойно сидящих друг напротив друга казаков. Младший счастливо улыбнулся. Старший пригладил короткую бороду.
– Всё ли в порядке у вас, господа казаки?
– В полном, – подтвердил казачий офицер.
– До станции доедем без происшествий? Больше стрельбы не будет?
– Конечно, не будет, – подтвердил подъесаул.
– А там что?
– А там полиция. – Проводник решился и открыл дверь. – Может, господа чего-то желают?
– А можно, – начал Михась и затаил дыхание, – чая с лимоном?
– Сию минуту, – важно сказал проводник и поклонился.
Поезд медленно втянулся в вокзал, и на перроне заликовали люди, заволновались, замахали цветами, и неожиданно грянули медные тарелки и лихо забухал барабан, поддерживаемый оркестровыми трубами – кого-то очень важного встречали из первого класса.