слова — очевидно, ее политическая позиция давно уже не имела на Ближнем Востоке решающего значения.
— Не знаю, какие новости. — Проскурин отхлебнул пиво прямо из банки, и запустил ложку в ароматное блюдо, по виду очень похожее на плов с курицей и ветчиной. — Я по-арабски пока что не в совершенстве, поэтому попытался поспать…
— Что говорят по радио, Сулейман?
Ливиец спиртное практически не употреблял, поэтому перед ним стояла маленькая чашечка темно-коричневого, почти черного кофе, бутылка минеральной воды и внушительная порция хумуса[20].
— Мне удалось поймать канал «Аль-Арабия» из Дубая… — Только сейчас Иванов обратил внимание, что Сулейман выглядит уже не таким угнетенным и озабоченным, как во время дороги.
— Они передали обращение полковника Каддафи к ливийскому народу. Я хорошо знаю его голос, это был он, клянусь Аллахом! Полковник призвал весь народ продолжать борьбу против сил международного империализма и против их прислужников из Переходного национального совета. Даже если вы и не слышите моего голоса, — сказал полковник, — все равно продолжайте сопротивление, ведь между натовцами и их агентами существуют разногласия… — Сулейман оглянулся по сторонам и понизил голос почти до шепота: — Борьба не окончена. Западные крестоносцы, сказал полковник Каддафи, используют против нас наемников из Катара, Афганистана и Объединенных Арабских Эмиратов, а также французский и британский спецназ. Но все они найдут себе могилу на свободной ливийской земле.
— А где сейчас находится Каддафи?
— По радио передали, что полковник увел самые верные части армии в город Сирт, к себе на родину. Но это совершенно не важно. Главное, что наш вождь сражается вместе со своим народом.
— Ну, конечно. Само собой…
— Ты еще что-то про Венесуэлу говорил, — напомнил ливийцу Проскурин.
— Да, потом был экономический комментарий на «Аль-Арабия». Оказывается, старый друг полковника Муаммарка Каддафи, венесуэльский президент Уго Чавес, отдал распоряжение вывести все оперативные валютные резервы из европейских и американских банков. Больше того, он потребовал возвращения в свою страну ста тонн золота, которые хранятся в Банке Англии. Специалисты говорят, что требование Венесуэлы вернуть золото способно вызвать потрясения на мировом золотом рынке, так как значительная его часть предоставлена банкирами во временное пользование инвестиционным фондам — в целях получения по нему дополнительной прибыли. Но эти фонды выпускают всего лишь «золотые» контракты, которые не могут быть моментально переведены в физическое золото. А еще президент Уго Чавес объявил всему миру, что принял решение о национализации разведки и добычи золота.
— Честно говоря, — признался Иванов, — я плохо разбираюсь в экономике.
— Друзья мои, вы даже не представляете себе, насколько предусмотрительно поступает президент Венесуэлы… — Ливиец отпил из стакана глоток минеральной воды и наконец-то принялся за свой хумус.
Почему именно капитану Хусейну поручили заниматься именно этим перебежчиком, стало понятно почти сразу.
— Посмотрите на фотографии. Вы кого-нибудь узнаете?
— Да, вот этого человека.
— Что вам известно о нем?
— Почти ничего. У него были разные документы прикрытия, но мы называли его Сулейман. Насколько я понимаю, он занимает какой-то большой пост в разведывательном бюро Вождя[21].
— Расскажите подробнее о задании, с которым этот человек прибыл в Хартум.
— Мне об этом почти ничего не известно. Мне было поручено только обеспечить Сулеймана автотранспортом. И предоставить ему свой канал на границе с Египтом — для беспрепятственного проезда туда и обратно. Кроме того, я снял конспиративную квартиру, на которой Сулейман проводил встречу с русскими.
— Вы принимали участие в этой встрече?
— Нет. Я только доставил Сулеймана по нужному адресу, а потом отвез его обратно в посольство.
— Вы видели человека, с которым он встречался?
— Да, видел. Но только из машины, с противоположной стороны улицы.
— Посмотрите. — Хусейн выложил на стол еще несколько снимков. — Это был кто-то из них?
Перебежчик одну за другой перебрал фотографии российских паспортов, вглядываясь в изображенные на них лица:
— Нет. Я никого не узнаю.
— Ну, допустим… — Офицер суданской контрразведки собрал ксерокопии, снятые несколько дней назад иммиграционной службой аэропорта с документов Иванова, Карцева и Проскурина. — Продолжайте!
Неловкое движение заставило его поморщиться от боли — огромная ссадина на плече, полученная капитаном Али Мохаммедом Хусейном два дня назад при падении с бронетранспортера, постоянно напоминала о досадном недоразумении в пустыне.
К сожалению, его участники начали перестрелку еще до того, как разобрались в ситуации. Первыми, разумеется, открыли огонь разъяренные всадники из племенного ополчения — они были убеждены, что выследили грязных убийц и застали их прямо на месте преступления. Французы, на свою беду одетые как местные повстанцы, тоже в долгу не остались. А когда от прицельного выстрела из противотанкового гранатомета загорелся двигатель головного БТР-70, на котором находился капитан Хусейн, в бой с противником пришлось вступить и подразделению суданской армии…
В общем, к тому времени, когда все и всем стало понятно, «дружественный огонь», как его принято называть в США, уже унес жизни двух десятков кочевников, девяти суданцев и четырех бойцов французского спецназа. Еще больше участников столкновения было ранено, не говоря уже о подбитом бронетранспортере и нескольких внедорожниках, превратившихся в обгоревшие кучи металла.
Вспоминать об этом сейчас капитану хотелось меньше всего.
Перебежчик, однако, воспринял его болезненную гримасу на свой счет:
— Я сказал правду, клянусь Аллахом! Здесь нет того русского, с которым встречался Сулейман.
Скорее всего, сидевший напротив Хусейна человек не обманывал. Тем более что в этом не было для него никакого смысла. До недавнего времени он занимал в Хартуме должность резидента под крышей ливийского посольства и считался одним из самых преданных сторонников режима Муаммара Каддафи. Однако после известия о падении Триполи и многочисленных сообщений о том, как победившие повстанцы расправляются с бывшими сотрудниками политической полиции и спецслужб, он предпочел немного поступиться принципами и предложил свои услуги правительству Судана. В обмен на гарантии личной безопасности — в настоящий момент и на небольшое денежное пособие — в будущем перебежчик готов был рассказать очень многое о своей агентурной сети, передать новым хозяевам несколько химлов[22] шифрованной переписки и засекреченных документов, а также ответить на все вопросы, которые могут их заинтересовать.
— Что вам еще известно по поводу золотого запаса Каддафи?
— К сожалению, не так уж много, — виновато улыбнулся капитану недавний противник. — Операция проводится сотрудниками центрального аппарата, и в нее посвящен только очень ограниченный круг лиц.
— В том числе, и этот ваш… Сулейман?
— Да. Насколько я понял, он отвечает за транспортировку из Ливии на территорию Судана крупной партии золота, принадлежавшего лично полковнику или кому-то из членов его семьи.
Эти сведения также вполне могли соответствовать действительности. По сообщениям из достоверных источников, например, сын ливийского лидера Сеиф аль-Ислам на протяжении нескольких лет клал себе в карман часть прибыли, которую приносило нефтяное месторождение Аль-Журф, разрабатываемое французской компанией Total. При помощи некой немецкой компании он регулярно откачивал добываемую нефть в оффшорную зону. А на вырученные от этого деньги позволял себе разные мелкие пустяки — вроде приглашения за гонорар в миллион долларов популярной певицы Мэрайи Кэрри, которая спела для него пару песен на скромном новогоднем торжестве, проходившем на острове Сен-Бартельми в Карибском море. Еще один, младший, сын Муаммара Каддафи получил в распоряжение доходы от франшизы концерна Coca-Cola, а все остальные дети и близкие родственники лидера Джамахирии имели свою долю не только в Национальной нефтяной компании, но и в ее дочерних предприятиях.
Еще в феврале, сразу после начала вооруженных выступлений оппозиции против Каддафи, все американские и большинство европейских банков приняли решение о немедленном блокировании счетов, принадлежащих лидеру Джамахирии, а также его близким родственникам. Сумма, о которой шла речь, измерялась миллиардами долларов, и ее потеря не могла пройти для Муаммара Каддафи безболезненно.
Особенно подвела ливийского лидера Швейцария, не забывшая и не простившая ему сделанного два года назад заявления о том, что страна эта «не имеет права на существование, как независимое государство», и что «следует разделить ее между соседними странами, включив кантоны в их состав по языковому признаку». Слова эти были произнесены сгоряча и по довольно случайному поводу. В одном из швейцарских отелей полиция тогда арестовала сына ливийского лидера Ганнибала Каддафи и его жену, которым были предъявлены обвинения в избиении прислуги. Триполи тут же отозвал из Берна своих дипломатов и произвел ответные аресты нескольких граждан Швейцарии. Затем были выведены в другие страны все средства, размещенные на ливийских счетах в швейцарских банках, и прекращено двухстороннее экономическое сотрудничество. В Швейцарию перестали поставлять ливийскую нефть, которая перекрывала почти треть национальных потребностей в энергоносителях…
В конце концов, служащие отеля отказались от заявлений в прокуратуру, получив крупную денежную компенсацию, и в отношениях между Ливией и Швейцарией все опять пошло своим чередом. Однако швейцарцы ничего не забыли и ничего не простили Муаммару Каддафи. А при первом же случае свели с ним счеты — и в переносном, и в самом прямом, банковском, смысле.