- Он действует слишком самостоятельно и пользуется нашей поддержкой, только покуда это приносит ему личную выгоду. Но его не трудно осадить. Мы напустим на него нашего адвоката, Брума.
- Но Брум уже выехал оттуда… он здесь.
- Что же, отправим его опять туда. Он может взять одну из тех лошадей, которых сюда приведут, и продать ее там. Приготовили настил, чтобы перевести их с парома?
- Все готово, капитан. Но позвольте мне спросить: как прошла эта продажа с аукциона в Елене? Наш самозваный наследник не попался? Признали его права?
- Как же! - ответил Келли, смеясь. - Штука отличная, ее можно повторить при случае. Сумма выручилась порядочная.
- И неужели никакого подозрения? Эти простаки поверили, что Гольк со своим экипажем погиб в Миссисипи? И смерть его приписали гибели лодки у наших подводных камней?.. Забавно! Любопытно мне знать, как продались три последние наши барки в Новом Орлеане… Их перекрасили?
- Нет, но наперед надо это делать. Я распорядился уже привезти сюда краски. Первое судно, которое мы возьмем, будет перекрашено, а уж в новом виде отправлено в Новый Орлеан - разумеется, если груз будет того стоить. Мне доставлен адрес негоцианта, который будет забирать от нас товар… Да, вот еще что, вчера прибыл в Елену один человек, который едет в Литл-Рок для покупки там земель, соседних с нашими в Арканзасе. Выедет он из Елены завтра утром, рано, на серой лошади…
Его провожает почтарь, состоящий при мальпосте, и знает, в чем дело. Он подготовит все; они вместе прибудут к почтовой конторе в деревне Стронг. Этот малый не желает ночевать там, боясь, что с него возьмут дорого, а остановится в доме, отстоящем на три мили от Стронга… Дом на правой стороне дороги; на окне будет свеча. Понимаешь?
- Как не понять! Но что прикажете делать с девушкой, что привели сюда вчера наши люди?.. Она помешана, кажется.
- Как же ты допустил ее сюда, на остров? - крикнул взбешенный Колли. - Я приказал кентуккийцу покончить с нею, но он так упрям…
- Я не очень-то доверяю этому человеку, ваша милость. Негр Боливар указал мне на многое…
- Боливар хитрая голова; поручите ему следить за кентуккийцем… Затопили обе барки, с которых сняли груз?
- Да, ваша милость, в двух милях отсюда, чтоб подальше от нас.
- Прекрасно… Не худо бы тоже бросить одну или две затонувшие лодки на берег, чтобы отбить охоту у всех приставать сюда.
- Как же вы решаете насчет парохода?
- Разумеется, скрывать мы не будем, деньги будут взяты из общей кассы, - ответил Келли после раздумья. - Я заговорю об этом плане на собрании… Но где же эта девушка?
- Я запер ее в № 2, но мистрис Келли сжалилась над бедняжкой и взяла ее к себе.
- Хорошо. Джорджина знает прекрасно, что это мне не понравится. Надо спровадить эту дурочку, и как можно скорее. Пошли ко мне Боливара. Без того здесь слишком много женщин, и уже это одно заставляет меня бояться за нашу безопасность. По нашему уставу, нам можно держать здесь лишь двенадцать женщин, а эта уже восемнадцатая!
Говоря это, капитан ходил взад и вперед в большом волнении, но внимание его было отвлечено прибытием людей из Елены. Они шли гуськом по узкой тропинке и раскланивались с атаманом. Тот даже не ответил на их приветствие и сухо спросил:
- Письма где?
- Одно только, ваша милость, - сказал человек со шрамом на лице, - и почтмейстер передал мне его лишь за несколько минут до нашего отъезда.
Келли взял поспешно письмо и направился к дому, но остановился при входе в него и сказал Блэквуду:
- Пошли же ко мне негра… и если лошади прибудут ночью, дай им отдохнуть несколько часов, но на рассвете выкупайте их и отправьте тотчас в глубь страны… Воротился ли Сандерс?
Вперед выдвинулся молодой человек; он мог бы считаться красавцем благодаря стройному стану, голубым глазам и длинным белокурым волосам, но он был так пьян, что вся его привлекательность исчезла. Он сделал несколько шагов, пошатываясь и бормоча:
- Капитан Келли… имею честь…
- Довольно, Сандерс, ложитесь спать. Я потребую вас к себе завтра утром.
Сказав это, Келли вошел в свой домик и запер дверь на замок. Сандерс поплелся назад, продолжая бормотать:
- Скажите, как бесцеремонно… Потребую вас утром к себе… Спрашивается, зачем? Чтобы свернуть голову еще какой-нибудь несчастной девчонке?.. Разбить… ей… сердце?.. Ну, пусть он меня представит… пусть его… Товарищи мои!.. Порою мне так…
- Ну, ну! - перебил его Блэквуд, хватая его под руку. - Мы все устали, спать хотим… И тебе тоже надо, а то глаза будут красные, перестанешь нравиться женщинам…
- Правда твоя… правда! Идем спать! Слава купидону и всем смазливым рожицам!.. Ты не сердишься на меня?.. Не сердись… Но хотя бы мне миллионы давали… не променяю я… своей физиономии… на твою… или на такую, как у того… со шрамом…
- Ладно, ладно! Где уж нам равняться с тобой! - отвечал тот со смехом. - А все же ложись… на завтра нам много работы.
Он уложил его и не отошел прочь, пока тот не заснул совершенно; иначе Сандерс мог подняться снова и напиться уже так, что никуда не годился бы на другой день.
КРАСАВИЦА ДЖОРДЖИНА
Маленькая комнатка изящного домика, убранная с баснословной роскошью, была уже до того переполнена всякими вещами - десятой доли которых было достаточно для ее украшения, - что походила более на магазин, чем на будуар.
Три стены этого покоя были затянуты драгоценнейшими шелковыми материями, затканными серебром, но и эта чудная обивка закрывалась зеркалами, картинами, статуэтками из бронзы и слоновой кости, великолепными канделябрами и роскошным оружием. Четвертая стена была разукрашена всевозможными дорогими вещами, сама же представляла собой подобие стенки в корабельной каюте. Такое сходство особенно придавали ей крошечные оконца со ставнями. Простенки между этими окнами были почти закрыты тропическими растениями, вьющимися до потолка, одеждами из индейских тканей и оружием тоже индейского ремесла.
Все это убранство производило впечатление излишества, неумеренного, не смягченного вкусом великолепия и скорее неприятно поражало взор, нежели очаровывало его.
Посредине роскошного помещения стоял диван, на котором лежала, опираясь на мягкие подушки, молодая женщина в белом платье.
Рядом с нею, на низеньком табурете, сидела другая женщина, закрывшая лицо руками в глубоком отчаянии.
- Он не умер, дитя мое! - говорила женщина в белом, ласково поглаживая ее волосы. - Верьте мне, он жив и уже, может быть, ищет вас. Но как ему знать, где вы находитесь?
- Нет! - отвечала та, поворачивая к ней лицо, орошенное слезами. - Он не воротится более, он на дне реки. Разве я не видела, как его поразила пуля, как он упал… Я слышала плеск воды при его падении… и после этого я лишилась чувств.
- Слушайте, Мария, я все же не знаю ничего обстоятельно. Если вы хотите, чтобы я была вам полезна, вы должны рассказать мне все.
- Вы хотите, чтобы я еще больше растравила свои раны?.. Но не сердитесь. Шесть месяцев назад, он, которого я потом полюбила, ступил к нам в дом первый раз. Он был так добр, благороден, благочестив… Родители мои не отвергли его любви ко мне и благословили наш союз…
Я стала женою моего Эдуарда. Но он все восхищался Югом, на котором бывал прежде, и уговорил моего отца переселиться из Арканзаса туда. Отец продал свое здешнее поместье, получил за него хорошие деньги, и мы отправились в Луизиану, нагрузив все наше имущество на плоскодонную барку. Эдуард взялся править ею сам, без лоцмана, он знал отлично наши реки. Действительно, мы прошли благополучно Уабаш, Огайо и вступили в Миссисипи… Но третьего дня, по ошибке Эдуарда, быть может, мы наткнулись на островок… О, я не могу больше, я схожу с ума!
- Что сталось с Эдуардом?.. С вашим отцом, с вашей матерью?..
- Они все погибли…
- А вы?..
- Пожалейте меня! Не спрашивайте более… О Боже!.. Эдуард, мой Эдуард не мог даже защитить своей жены… не мог избавить ее от этих отвратительных воспоминаний!..
Она замолчала, беспомощно опустив свою голову на грудь.
- Вы останетесь со мною, Мария, - произнесла слушавшая ее женщина. - Не вырвут вас от меня… Он не посмеет! - прибавила она, как бы говоря с собою. - Я употреблю все усилия… Но отдохните.
Она встала и отвела несчастную в небольшую комнатку, примыкавшую к той, в которой они находились. Едва успела она затворить дверь, как послышались мужские шаги, и Келли вошел, спрашивая с заметным раздражением:
- Где эта женщина?
- Так-то здоровается теперь Ричард со своею Джорджиной? - проговорила красавица шутливо. - Ему нужно видеть чужую женщину, а не меня!
- Нет, Джорджина, - сказал он ласковее, - ты знаешь, что я вижу только тебя среди всех…
Он нежно обнял ее.
- Мне нужно знать, где она. Ты поступила нехорошо, взяв ее сюда.
- Слушай, Ричард, - сказала Джорджина, обвивая прелестными руками его шею, - я попрошу тебя оставить ее при мне. Ты сам знаешь, до чего грубы, невоспитанны здешние женщины… и они ненавидят меня за то, что я не разделяю их циничных удовольствий… Эта Мария - дочь простого фермера, но такая милая, образованная… Она будет мне подругой, и это утешит ее в ее собственном горе…
- Дорогая моя, ты знаешь наш устав, - возразил Келли, усаживаясь на оттоманку. - Женщины не должны вмешиваться в распоряжения, касающиеся общей безопасности…
- А я тебе скажу, Ричард, что ты никогда не делаешь ничего для меня. Что бы я ни попросила, у тебя найдется всегда причина отказать. Вот ты не взял меня ни разу с собой в Елену…
- Я уже говорил тебе, что и сам не смею туда показываться.
- Так оставь мне хотя бы эту прелестную женщину, единственную, на которую я могу смотреть здесь без отвращения.
- Это очень лестно для меня…
- Ты несносен сегодня, Ричард!
- Будь благоразумна. Оставаясь здесь, эта женщина неизбежно увидит Сандерса…
- Так это он, негодяй…
- Не брани его, он нам очень полезен. Но мне надо поговорить с тобою о деле. Наше положение здесь становится очень опасным; нам необходимо скрыться отсюда, в глубь Техаса. Будь готова на всякий случай.