сь, и он с быстротой молнии нанес лапой такой удар по голове быка, что содрал порядочный кусок кожи и тотчас спокойно повернулся, направляясь к своему прежнему месту с таким видом, будто все дело только этим и должно было окончиться.
Бык громко заревел от страшной боли и ярости, и, вероятно, набравшись смелости, потому что медведь повернулся к нему спиною, следовательно, до некоторой степени обратился в бегство, он впился рогами в песок и затем бешено кинулся на врага сзади.
Но бык глубоко заблуждался, предположив, что враг от него бежал; как только тот почувствовал дыхание быка, тотчас с такой скоростью, какую немыслимо было предполагать в таком грузном теле, повернулся налево кругом. И прежде чем рога быка успели коснуться медведя, он нанес ему лапой такую ужасную оплеушину, что отбросил его в сторону на ограду, у которой бык, почти оглушенный ударом, упал на колени.
По всей вероятности, медведь имел намерение броситься на быка, и тогда, конечно, было бы с ним навсегда покончено. Он наполовину привстал и повернулся в сторону врага, в этот момент сделавшегося не опасным.
Однако в этот момент второй бык сообразил, что если он сейчас не нападет, то впоследствии ему одному придется иметь дело с таким страшным противником. Возможно также, что его гордость была возмущена, видя поражение своего сородича от такого неуклюжего противника. Так или иначе, без всякого объявления войны, с коротким глухим ревом нагнул он рога и, разбежавшись с расстояния в пятнадцать шагов, яростно и со всей силы бросился на медведя, который, ошеломленный ударом, свалился на рога другого быка.
Этот уже пришел в себя и, почувствовав такую тяжесть на своих рогах, встряхнул могучим затылком и, яростно заревев, вскочил на ноги.
Однако медведь, очевидно, потерял всякое терпение и рассердился не на шутку. Мгновенно он выпрямился, сел на задние лапы, вытянув передние, и приготовился встретить новое нападение быков. Несколько уклонившись от натиска, он сбоку бросился на заревевшего от боли и ярости быка, впился ему когтями в затылок и спину, захватив, кроме того, могучими клыками. Но в то самое мгновение оправился уже и другой бык. Несмотря на то, что кровь лилась у него изо лба, он со всей силой бросился на врага и так ловко хватил его рогами сбоку, что, несмотря на громадный вес медведя, отшвырнул его в сторону, освободив измятого товарища.
Хотя серый мгновенно поднялся, но, по-видимому, был несколько оглушен нападением, а также неистовыми криками зрителей, и потому замешкался. Бык, одержавший победу, высоко подняв хвост и голову, с довольным и радостным ревом обегал арену кругом.
Волки, все это время сбившиеся в кучу, вовсе не помышляли о том, чтобы принять какое-либо участие в бое. Однако теперь, когда ревущий бык ворвался в их кучу, они испуганно метнулись во все стороны, так что один из них, оглядываясь на быка, второпях наткнулся как раз на медведя. Но настроение серого в эту минуту было крайне неблагоприятное для волка, весьма поздно заметившего свою ошибку, так как ужасная лапа серого мгновенно хватила его так жестоко, что буквально разорвала пополам. В это же самое время один из быков подхватил на рога одного из пробегавших мимо него волков и, точно перышко, высоко подбросил в воздухе. Восторг публики был безграничен.
Все кричали «ура!», стучали ногами, хлопали руками и неистово размахивали шляпами. Даже янки, сидевший впереди всех, вскочил и, как помешанный, бешено прыгал на одной ноге. Вероятно, он в это время радовался, полагая, что этим битва окончится и он сохранит своего драгоценного медведя еще для четвертого представления.
Однако такого рода предположение могло оказаться весьма ошибочным. Медведь только что понюхал кровь и был крайне оскорблен полученными ударами, да и оба быка пришли к убеждению, что их противника нельзя признать непобедимым.
По-видимому, по крайней мере в то время, пока длились топот, крики и гам всякого рода, медведь решился ограничиться исключительно обороной. Только в сторону волков бросал он иногда свирепые взоры, как будто бы приписывая им вину за все понесенные неприятности.
Но бедняги были в самом скверном положении. По природе своей вовсе не задиристые, в особенности при виде сильного противника, им было теперь по горло работы, так как они заботились только о том, как бы не попасть на рога и в лапы трех страшных противников. Хотя они и грызлись между собой, но это было весьма естественно, так как, убегая от врагов, они постоянно сталкивались друг с другом, но как только приближался к ним кто-либо из быков, междоусобие тотчас прекращалось. Тогда они тотчас разбегались врассыпную, беспомощно оглядываясь и тщетно отыскивая, где они могли бы считать себя в безопасности.
Побежденный в самом начале боя бык тем временем вполне оправился от сурового приема медведя и, полный сознания испытанного позора и страдая от нанесенной раны, выказывал теперь самое воинственное настроение. Целыми облаками взбивал он песок ногами; фыркая и ревя, неистово потрясал широкой головой, стараясь стряхнуть кровь, лившуюся ему на глаза.
Черный бык держал себя не так задорно и даже весьма скромно; он, очевидно, не мог забыть, как быстро сгреб его мишенька под себя; однако и он вскоре набрался смелости при виде спокойного состояния противника, а еще более подстрекаемый воинственным задором товарища.
Вдруг медведь внезапно встал, направляясь к тому месту, где находилась его клетка; теперь около нее разместились волки, моментально кинувшиеся во все стороны, завидев приближение серого. Момент этот янки счел совершенно подходящим для окончания представления и приказал одному из своих людей отворить затвор клетки. Он находил, что выполнил все, что обещал публике, и считал себя свободным от каких-либо дальнейших обязательств. Однако оказалось, что он вовсе не понимал характера своих зрителей, вообразив, что они могут с этим смириться.
Как только начал подниматься затвор, моментально поднялась целая буря проклятий и ругательств, направленных против него.
- Опустить! Опустить! Бросьте самого янки туда вниз, если он намеревается нас обмануть! - гремела толпа. Это ей очень не понравилось. Забава только что началась, а теперь они должны были, заплатив по три доллара, ограничиться только тем, что медведь поцарапал немного быков и разорвал одного волка.
В своей жажде крови человек, раз он сильно возбужден, становится хуже дикого зверя и уже не ограничивается одним только глотком, а жаждет опорожнить весь кубок до дна.
Янки, желавший только своей выгоды, пытался, но совершенно тщетно, объясниться с публикой. Он вскочил на скамью, махал шляпой и кричал что-то толпе, но не только никто его не слушал и не слышал, да и слушать никто не хотел. Они все, во что бы то ни стало, требовали продолжения боя, и, видя возбуждение и ярость зрителей, янки, ради сохранения собственной жизни, вынужден был уступить. С недовольным и сердитым видом он отказался от своего намерения запустить медведя в клетку. Наполовину приподнятый затвор опустился обратно вниз при громовом «ура!» публики, а янки сердито и раздосадованно надвинул на лоб шляпу и грузно опустился на свою скамью.
Но никто на него не обращал внимания, так как пятнистый бык, еще более освирепевший от страшного топота и криков, вскинул бешено рогами и ринулся снова в бой.
Прежде чем медведь успел к нему повернуться, он, набросившись, опрокинул его, но и сам, перелетев через серого, упал. За это ему пришлось сильно поплатиться, потому что, прежде чем бык поднялся, серый уже сгреб его и впился ему в шею могучими когтями. Но медведю не удалось удержать его под собой, так как бык вырвался, хотя кожа висела на спине громадными клочьями и он страшно ревел от боли и ярости.
Прежде чем медведь как следует поднялся на лапы, налетел на него черный бык и со всей силы ударил его в плечи. Но лапа медведя так сильно хватила его по морде, что разнесла нижнюю челюсть быка; однако ярость последнего была так велика, что он точно не ощущал ни малейшей боли и, только рассвирепев еще больше, неистово кинулся на врага, запустив острые рога в верхнюю часть брюха с такою силою, что коснулся лбом кожи медведя.
Медведь оказался смертельно раненным и, понятно, чувствовал себя весьма плохо. Зрители, восхищенные великолепным боем, стучали и орали, как сумасшедшие, а гризли, внезапно поднявшийся на задние лапы, дико озирался кругом.
Пятнистый бык едва держался на ногах, но, несмотря на это, собрал все силы для нового нападения. В свою очередь, черный бык, почти обезумевший от полученных ран, рыл ногами залитый кровью песок и, нагнув рога, снова неистово бросился на медведя.
Но медведь находил, что это уже ему совсем не по силам, так как сегодня много уже ударов пришлось ему вынести и кровь лилась струею из смертельной раны. Он собрал последние силы, подбежал к ограде и, в диком отчаяньи подскочив, впился когтями в брусья ограды как раз в том месте, где сидели старик и Георг.
Громкий крик ужаса вырвался из груди всех сидевших в переднем ряду, и они необдуманно бросились к сидевшим позади их. Эти, в свою очередь, напирали на сидевших дальше их, а те отталкивали их обратно; давка была такая, что перила, окружавшие зрительные места, обломились, и все полетели, рискуя сломать ноги, руки и шею, вниз. Но, по счастью, упали они на мягкий песок.
Нельзя сказать, что их бегство было бестолково; они были отчасти правы, так как в этот момент гризли уже добрался к верхнему краю и, охватив его своими страшными когтями, пытался укрепить задние ноги в ограде, чтобы дать надлежащую опору туловищу. Через минуту или две он уже мог перелезть ограду, и горе тому, кто попадется на его пути!
- Застрелите его! Ради бога, застрелите! - кричали сидевшие влево и вправо от середины и в этот момент находившиеся в менее опасном положении, но кто же мог предвидеть, в какую сторону вздумает бежать пришедший в отчаяние зверь. Большинство зрителей были вооружены пистолетами, так как там редко кто выходит из дома без оружия. Но опасность так поразила их и такой страх овладел всеми, что им и в голову не пришло употребить в дело оружие. Все видели, с какой страшной силой медведь пустил в ход свои когти, а между тем никому не пришло в голову оказать ему противод