дь среднего роста и весом наверное от 600 до 700 фунтов. Все трое должны были взяться, чтобы только перевернуть его на другой бок, так как охотники всегда хотят узнать, куда попала пуля. Но обыкновенно дичь почти всегда падает на землю той стороной тела, в которую нанесена рана, чтобы таким образом прижать ее к земле.
Весьма возможно, что раненое животное инстинктивно поступает так потому, что рана горит и животное желает умерить жар прикосновением к холодной земле. Таким образом оно и лежит, пока не умрет.
- Гм… пуля пробила превосходно, - сказал старик, когда осмотрел маленькую рану, оказавшуюся как раз под лопаткой, - и твоя винтовка сильно бьет, иначе такое сильное животное с маленькой пулей долго бы могло бежать. Пуля проникла прямо в сердце. Надо полагать - чисто случайный выстрел.
- Нет, сэр, нет! Это вовсе не случайный выстрел, - обиженным тоном возразил Георг, - я всегда попадаю туда, куда целю.
- Ого! - воскликнул старик, презрительно усмехаясь. - Да ты, пожалуй, на самом деле искусный охотник; это сразу видно уже потому, что после выстрела прошло уже полчаса, а винтовка твоя снова не заряжена.
Георг покраснел до ушей. Старик, как ни обиден был его презрительный смех, был прав. Мальчик винил себя сам, так как, обрадованный счастливым выстрелом, он совершенно забыл о том, что прежде всего необходимо снова зарядить винтовку. Чувствуя себя пристыженным, он смущенно вынул шомпол, вычистил тщательно ружье и снова аккуратно зарядил его.
Тем временем старик, при помощи индейца, принялся потрошить оленя, причем оказалось, что пуля мальчика действительно прошла через сердце и застряла затем в правом ребре. Выпотрошив оленя, они не забыли о собаке, выделив ей основательную порцию мяса, которое она жадно пожирала. Затем старик, нисколько не заботясь о целости кожи, отрезал одну половину задней части и, кроме того, ляжку и печенку.
Отдав все это нести индейцу, он взял в руки свою винтовку и, обращаясь к Георгу, проговорил:
- Ну, теперь пойдем; мы сначала отправимся ко мне в дом и поедим, потому что не могу же я отпустить вас голодными. После ты можешь взять себе мяса сколько пожелаешь, а остальное я перенесу к себе в дом.
- Неужели тут поблизости нет какого-либо белого, которого я мог бы упросить о помощи моим бедным родителям? - огорченным топом сказал Георг.
- Насколько мне известно, нет, - сухо ответил старик; - но об этом мы можем поговорить, когда придем ко мне. - Вслед за тем старик повернулся спиной к юноше, обменялся несколькими словами с индейцем и, вскинув винтовку на плечо, быстро пошел по направлению к долине.
Что же дальше? Ведь старик уже сказал очень сухо и сурово, что не поможет ему. Но все же мальчику почему-то казалось, что старик смягчится и станет великодушнее, чем хочет казаться, и кончит тем, что позволит себя уговорить.
Пока в голове его роились подобные мысли и сменялись одна другою, они быстро спустились в долину, и Георг еще издали заметил маленькую, грубо сколоченную из тонких бревен избушку. Но более всего его внимание привлекло то, что около избушки он приметил пони и еще другое животное, которое он сначала принял за жеребенка этого пони, но, подойдя ближе и присмотревшись, убедился, что это был гнедой коренастый ослик. Оба животных пощипывали травку вблизи хижины и, когда их хозяин подошел ближе и посвистел, они тотчас бросились ему навстречу.
В хижине дверей не было, но в середине прорубленного входа были поставлены поперек две тонкие жерди, вероятно, чтобы препятствовать при отсутствии хозяина посещению хижины ослом и лошадью. Ослы любят шарить везде, где возможно, и крадут все, что только могут найти из съестного.
В маленькой постройке, куда они вошли, было довольно пусто, и на первый взгляд трудно было определить, что она обитаема. Но, присмотревшись, можно было заметить, что в одном углу лежали свернутыми два шерстяных одеяла, седло и около них сложенные одна на другую две оленьи шкуры, служившие, несомненно, постелью хозяину избушки. Кроме того, в комнате имелись: сковорода с длинной ручкой, жестяной горшок и нечто вроде машинки для варки кофе, в другом углу, на деревянном клине, вбитом в стену, висело большое испанское вьючное седло и одна пара небольших полотняных мешков, в одном из которых, очевидно, находилась мука. В камине не было даже дымохода.
Теперь старик играл роль хозяина: повесил принесенное мясо над серединой камина, подбросил сухие дрова на не потухшие еще угли и затем дал индейцу жестяной горшок, чтобы принести в нем воду, и вскоре на огне готовился изрядный обед. При этом Георг не мог не обратить внимание и изумлялся, с каким спокойствием и умением проделывал старик все необходимое. За все это время не было произнесено ни слова и только тогда, когда мясо было хорошо обжарено, кофе готов и даже состряпано какое-то особого рода мучное кушанье, только тогда хозяин взял посуду, вынес ее на открытый воздух перед хижиной и пригласил своих гостей.
Там, как приметил Георг, находилась нижняя часть ствола срубленного дерева, служившая прекрасным столом, вокруг которого разместились трое мужчин, вынули свои охотничьи ножи и дружно принялись за превосходно приготовленный обед. Индеец очень усердно работал за столом над мясом, но кофе его мало соблазнял. Как только старик протянул к нему жестяной кубок, которым они все пользовались сообща, индеец выразил явное желание опустить туда пальца, как тогда в кашу из желудей, но старик вовремя остановил его.
- Поглядите-ка на эту свинью! - воскликнул старик, - он вздумал вымыть свои лапы в нашем прекрасном кофе! Нет, парень, так не пойдет! Если ты не хочешь пить, как всякий христианин, то можешь терпеть жажду, как собака.
Старик старался ему объяснить, как надо пить кофе. Индеец его тотчас понял, и снова взял в руки жестяной кубок. Но как только он поднес его к губам и почувствовал на своем лице горячий пар, он испуганно отставил в сторону кубок и ни за что не решился повторить опыт пить кофе так, как белолицые. Таким образом ему пришлось остаться без кофе.
Во время обеда появился новый гость, а именно гнедой осел, но ему пришлось, прежде чем присоединиться к остальным гостям, выдержать маленький бой с Гектором. Собаке, очевидно, показалось неприличным, чтобы осел был допущен к столу вместе с другими, и она вздумала помешать этому. Но это ужасно не понравилось длинноухому, и он, подняв сначала пронзительный крик, вслед за тем очень быстро повернулся и так сильно и ловко стал лягаться, что собаке ничего другого не оставалось, как благоразумно ретироваться, отступая шаг за шагом.
Старик спокойно смотрел на сражение, причем насмешливая улыбка играла на его губах до тех пор, пока осел не отвоевал себе свое обычное место около хозяина. По окончании сражения он подозвал осла и, потрепав его по шее, дружески обратился к нему:
- Ты прав, Москито, не отказывай себе в удовольствии, мой старый молодчина, потому что мы здесь у себя дома и можем распоряжаться, как нам угодно.
При этом старик через плечо протягивал ослу куски своего мучного печенья, которые тот поедал с видимым наслаждением. Только тогда, когда собака приближалась к нему слишком близко, он отбрасывал уши назад на голову, вытягивал недовольно нижнюю губу и, поворачиваясь мордой к собаке, корчил ей страшно сердитую рожу.
- Вот так, мой паренек! Теперь, когда мы насытились, можно снова и о делах потолковать, так как я до сих пор не вполне взял в толк всю твою историю. Насколько я понял, твои отец и мать с маленькой сестренкой и измученным волом застряли там, наверху, в снегу и не могут оттуда выбраться, а ты теперь стараешься кого-либо приискать, настолько добродушного - не скажу глупого, - который бы решился вам помочь. Не так ли?
- Совершенно верно! - ответил Георг, не особенно довольный такой вступительной речью.
- А что, собственно, заставило твоего отца предпринять этот ужасный поход с женой и маленьким ребенком по таким горам? Разве он не знал, каким опасностям подвергает эти несчастные существа в таком трудном и продолжительном путешествии? Разве это не позорно, что люди всем, решительно всем, что только для них дорого, даже безопасностью и спокойствием своих семей, жертвуют ради проклятого красного золота и разве они не заслужили быть помещенными в исправительный дом, только уже по тому одному, что стремились в дом безрассудства ?
- Мой отец решился отправиться в Калифорнию не ради золота; он всех нас любит, как только может любить отец своих детей и их мать, - ответил Георг, мрачно насупившись.
- Да, я это вижу, - с усмешкой возразил старик, - хороша любовь, от которой избави Бог всякого. Если же не ради золота он двинулся в такой путь, так ради чего же? Ведь ты же не станешь меня уверять, что он предпринял это путешествие ради своего или вашего удовольствия?
- Нет! - ответил Георг, и при этом почувствовал, что кровь прилила к лицу от сознания того, что старик презрительно и подозрительно относился к его отцу. - Отец работал не покладая рук с раннего утра до позднего вечера, и его маленькая ферма в течение трех лет пришла в такое хорошее состояние, какого нельзя было встретить во всем округе. Ни одна пядь земли на наших полях не осталась необработанной, у самого берега реки Арканзас отец в течение трех лет на двадцати акрах вырубил лес и обратил этот участок в землю, пригодную для хлебопашества. Между тем в прошлом году Арканзас вышел из берегов и вода поднялась так высоко, что наши стада унесло, а все наши постройки были снесены и все наше имущество погибло. Мы сами едва спаслись, добравшись в лодке к Фав-Бергену. Но все это можно было еще исправить. Все мы были здоровы, были силы и желание работать. Однако, когда вода спала и мы возвратились на ферму, вся пахотная земля, даже простиравшаяся далеко в сторону леса, оказалась засыпанной песком. Об его удалении не стоило и помышлять ввиду того, что на это потребовалась бы куча долларов, так что все наши старания, труд и все деньги, которые мы употребили на обработку земли, пропали безвозвратно.