Золото Калифорнии — страница 93 из 132

- Что за глупости! - произнес Джонсон, рассматривая стрелы, держа их в руке. - Вы рассуждаете, как баба. Какое вам дело до того, что я намерен делать? Индеец должен умереть и умрет.

- В таком случае это мое последнее свидание с вами! - решительно произнес Уэстон. - Пусть вы одни будете виновны в этом убийстве! Завтра же я возвращаюсь в Миссури. Я сговаривался с вами воровать лошадей, но быть участником таких убийств не хочу. Прощайте!

С этими словами Уэстон встал и хотел выйти из комнаты.

- Стойте! - закричал Джонсон, загораживая ему дорогу. При этом он, как бы нечаянно, повернул концы отравленных стрел прямо ему в грудь. - Вы, кажется, собираетесь нас предать?

- Караул! - в ужасе закричал Уэстон, отступая перед страшным оружием. - Помогите!

- О, черт бы вас подрал! - с досадой воскликнул Коттон, отталкивая в сторону Уэстона и становясь между ними. - Чего вы орете-то? Что вас, режут, что ли?

- Ага, я понимаю, чего он кричит! - догадался Джонсон. - Он испугался отравленных стрел! Полно, Уэстон, зачем вы хотите покинуть нас?

- Во-первых, меня давно уже ждет Аткинс, а во-вто-рых, я не хочу быть свидетелем новых убийств. Но с чего вы взяли, что я хочу вас предать? Я просто прерываю с вами всякие отношения, но не намерен нарушать своей клятвы. В этом отношении вы можете быть совершенно спокойны!

- В таком случае дорога свободна! - произнес Джонсон, отходя от двери. - Но не думайте, что в противном случае вам удастся укрыться от моей мести. Прощайте!

Молодой человек поклонился, быстро вышел из хижины, перескочил через изгородь и скрылся в густых кустах, окружавших дом.

- Нам, пожалуй, не следовало бы его отпускать, - заметил Джонсон, раскаиваясь в своей слабости, - я совсем не доверяю ему. Что будет, если он предаст нас?

- По-моему, нам нечего бояться его, - возразил Котгон, - он слишком честен для наших предприятий!

- Ну да черт с ним, мне пора идти: ночь уже наступает. Как хотите, но я захвачу с собой карабин. Если не подействует яд, я прибегну к свинцу! Если мне удастся застрелить Ассовума из карабина и окрестные жители услышат выстрел, то, пока они соберутся что-либо предпринять, я буду уже далеко.

- Смотрите не промахнитесь!

- Только бы мне подойти к нему поближе! А вы что намерены делать в это время?

- Я пока займусь приготовлением пунша, изрядная порция которого покажется вам довольно приятной после такого опасного предприятия. Справляйтесь скорее с индейцем и немедленно возвращайтесь!

Наступившая ночь была страшно темна. Черное небо, покрытое густыми тучами, производило гнетущее впечатление. Поднявшийся ветер раскачивал вершины деревьев и с минуты на минуту грозил превратиться в настоящую бурю. Где-то в лесу завывали волки; филин, забравшись в густую ель, вторил этому зловещему завыванию. Все живое старалось спрятаться, где могло.

Однако Джонсон, вышедший на свое страшное дело, был очень доволен такой погодой. Чем сильнее завывала буря, чем темнее была ночь, тем больше у него было шансов удачно выполнить задуманное. Сжимая карабин, он внимательно вглядывался в окружающую тьму, не опасаясь, что шум его шагов может привлечь чье-нибудь внимание. Свист ветра, вой волков, шелест деревьев совершенно заглушали его шаги, и он неслышно, точно тень, скользил вперед. Теперь Джонсон не сомневался, что незаметно подберется к Ассовуму.

Вместо того чтобы идти кратчайшим путем, он вздумал спуститься в извилистое ущелье в такую темень даже человек, с детства привыкший к лесу, не рискнул бы пробираться напрямик. Бандит, во избежание пореза отравленной стрелой, обмотал ее куском материи и продвигался вперед с величайшей осторожностью. Наконец он остановился, решив, что уже достиг своей цели.

В этом месте ущелье делало изгиб, а в нескольких шагах возвышалась скала, под уступом которой должен был находиться индеец. Джонсон стал неслышно карабкаться по древесным пням и камням, спрятав карабин в такое место, откуда его легко можно было достать в нужный момент. Приняв все меры предосторожности, негодяй, как змея, полз к скале, под которой находилась его жертва.

Вдруг облегченный вздох вырвался из его груди: прямо перед ним, около костра, лежал на земле Ассовум, не подозревая о грозившей ему опасности. Подперев голову рукой, индеец задумчиво смотрел на костер.

Джонсон судорожно схватился за лук. Между Джонсоном и Ассовумом было не больше десяти шагов. Индеец, завернутый с ног до головы в одеяло от дождя и росы, был защищен им, как броней. Толстая шерстяная ткань покрывала его всего, за исключением лба и части правой руки.

Разбойник решил было стрелять в лоб, и, будь у него в руках карабин, он, не долго думая, пустил бы пулю, но теперь он боялся, что стрела, задев за материю, потеряет силу и яд не попадет в рану. Он колебался. Могучая фигура индейца внушала ему непонятный ужас. Джонсон боялся, что индеец, даже смертельно раненный, пустится за ним в погоню, а тогда несдобровать. Ассовум был так завернут в одеяло, что стоило Джонсону взять шагов шесть вправо, и перед ним была бы открытая грудь ненавистного врага. Тогда, конечно, стрела прекрасно исполнила бы свое назначение.

Как раз в эту минуту сверкнула молния и осветила ущелье. Деревья сильно закачались под напором налетевшего ветра и зашумели вершинами. Вслед за тем снова все смолкло и погрузилось во мрак.

Джонсон осторожно приподнялся и стал переползать вправо. Но в эту минуту из-под его рук вырвался камень и скатился вниз, на дно ущелья. Разбойник замер, припав к земле. Прошло несколько минут. Он осторожно приподнял голову, желая узнать, услышал ли краснокожий.

Падение камня действительно не ускользнуло от чуткого уха Ассовума. Он внимательно прислушивался и, прикрываясь краем одеяла, окинул глазами окрестности, освещенные слабым светом костра. Однако он не заметил Джонсона, скрытого тенью высокого дуба.

Новая молния привела убийцу в ужас, он заметил, что индеец прикрыл глаза рукой. Однако тотчас же краснокожий принял прежнюю позу, и Джонсон объяснил его жест желанием прикрыть глаза от яркого блеска молнии. Подождав еще, бандит отполз немного назад. Прямо перед ним лежал Ассовум, справа возвышалась скала, а кругом была такая масса зелени, травы и кустов, что даже днем его нельзя было бы заметить.

Наконец Джонсон натянул лук и прицелился. Вдруг невольный крик ужаса вырвался из его груди: Ассовума не было перед костром! Прежде чем разбойник успел опомниться от изумления, железная рука сдавила ему плечо.

Джонсон так и присел на месте. Сердце его заныло от страха, он заметил около себя свирепую физиономию врага с занесенным над его головой томагавком, блестящее лезвие которого отражало красноватый отблеск костра и само казалось обагренным кровью.

Как громом пораженный, упал негодяй на землю, не испустив ни малейшего крика.

Спустя некоторое время он очнулся, но горько было его пробуждение! Молнии по-прежнему бороздили небо, удары грома не смолкали, деревья с треском ломались под напором бури, а он беспомощно валялся на земле, связанный по рукам и ногам, с заткнутым платком ртом. Негодяй попался сам в западню, которую расставлял для другого.

Тщетно старался он вытащить руку, со злобой бился в своих оковах: он был связан умело, и все усилия не привели ни к чему. Измучившись, Джонсон перестал биться.

Весь ужас положения стал ему ясен. Брошенный на произвол судьбы в таком безлюдном, глухом месте, да еще лишенный возможности позвать на помощь, он рисковал умереть с голоду или быть растерзанным волками, вой которых становился все ближе и ближе.

Джонсон глухо застонал, и в ответ ему послышался какой-то звук, как будто крик человека. Сначала он принял его за галлюцинацию, но крик повторился.

Кто бы мог кричать в этих местах? Конечно, не Ассовум, бесследно исчезнувший. Так кто же? Быть может, Аткинс или Коттон, не дождавшись его возвращения и обеспокоенные его долгим отсутствием, отправились к нему на помощь и зовут его? Теперь он уже прекрасно различил крик филина их обычный условный сигнал. Да, несомненно, это был кто-нибудь из них. Наконец-то!

Однако радость его сменилась еще более сильным отчаянием. Как же он подаст им ответный сигнал, если он не в состоянии не только крикнуть, но и пошевелиться? Холодный пот выступил у него на лбу. А голоса становились все яснее и яснее. Он мог теперь отчетливо слышать свое имя.

Вскоре на краю ущелья показалась человеческая фигура. Джонсон хорошо различал контуры знакомой физиономии на светлом фоне песчаного грунта. Крик филина повторился еще три или четыре раза. Пленник извивался на месте, как ящерица, не имея возможности освободиться от оков. Шаги приблизились. Тот, кто искал его, перебрался через ущелье и обошел кругом то место, на котором он лежал, но не заметил его. «Филин» крикнул еще раз, и Джонсон видел, как человек наклонился к земле, вслушиваясь в малейший звук, доносившийся из чащи. Джонсон с отчаянием попробовал извиваться по земле или потрясти молоденькое деревцо, все напрасно.

Но вот Коттон прошел очень близко. Джонсон явственно слышал его шаги. Огонь костра на минуту даже осветил его бледное лицо, он шел прямо на Джонсона. Еще двадцать шагов и Коттон наткнулся бы на неподвижное тело своего приятеля. Но Коттон остановился, начал прислушиваться и повторил сигнал. По временам он бросал тревожные взгляды в ущелье, где, по его мнению, должен был скрыться индеец.

Послушав еще с минуту, он скрылся в чаще кустарников.

С Коттоном исчез последний луч надежды. Джонсон перестал обращать внимание на завывание хищных зверей. Он отчаялся, сделался равнодушным к смерти или, лучше сказать, желал ее. Бросив взгляд, полный бессилия и злобы, на звездное теперь небо, он закрыл глаза. Это было последнее прощание Джонсона с жизнью и надеждами.

ГЛАВА XII

После обеда гости Робертсов вместе с хозяевами вышли на крыльцо и уселись перед входной дверью.

Роусон, на правах жениха, уселся рядом с Марион, руку которой держал в своей, между тем как Гарпер разговаривал с Эллен, а Баренс - со стариком Робертсом.