Она задумчиво пожевала нижнюю губу, и ее лицо просветлело.
— Может быть, вы и правы. Как только вернусь, сразу же проверю.
— Стало быть, у вас уже есть соображения, какое слово может быть ключом? — спросил он, с любопытством глядя на нее.
— Как вы думаете, господин ван Клеве, если и так, то я бы вам сказала? — усмехнулась Алейдис и покачала головой. — Жду вас у себя дома завтра в полдень.
И, выдержав короткую паузу, добавила:
— Будьте здоровы.
— Так это была она, вдова Николаи?
Винценц оторвал глаза от документа, лежавшего перед ним на письменном столе, и посмотрел на высокую черноволосую женщину в аккуратном сером платье и простом белом чепце. Волосы под чепцом были заплетены в улитки. Ее глаза сверкали таким же мрачным и настороженным блеском, как и его собственные.
— Альба? Ты опять подслушивала?
Сестра с самым невинным ведом пожала плечами.
— Как мне еще узнать, что происходит в этом доме? Ты никогда ничего мне не рассказываешь.
— Никогда? — он насмешливо поднял брови.
С тех пор как он взял Альбу в свой дом после смерти ее мужа, она всегда была лучше осведомлена обо всем происходящем, чем он, вернее, ему так казалось.
— По крайней мере, не так часто, как мне хотелось бы.
Альба подошла ближе и плюхнулась в кресло, в котором мгновение назад сидела Алейдис.
— Должна признать, что вблизи она еще более милая куколка, чем я думала.
— Не говори так. Похоже, ей не очень нравится, когда ее так называют.
— Это несмотря на то — или, вернее, потому, — что ее так величал покойный муженек?
— Он единственный, кому это было дозволено.
Он отложил документ в сторону и сложил руки на столе.
— Чего ты хочешь, Альба? Ты же видишь, я занят.
— Чем?
Альба пододвинула к себе документ и пролистала его.
— Это договор о продаже плодового сада нашего соседа, дорогуша. Он уже давно должен пылиться в одном из твоих сундуков. Или ты снова решил вернуть сад Гозелинам?
Раздраженный тем, что его поймали на вранье, он схватил договор и положил его в стопку с другими документами.
— Я размышлял.
— О куколке? — усмехнулась Альба.
— О заботах, которых у меня прибавилось из-за ее иска.
— Отец не слишком обрадуется, когда узнает, что именно тебя выбрали для того, чтобы найти и предать суду убийцу Николаи. Он сам с радостью отправил бы этого старого мерзавца на небеса.
Она перекрестилась.
— Когда я услышала, как ломбардец был найден за воротами, мне даже на мгновение подумалось, что это сделал отец.
— Отец мог избить его до смерти в пылу ссоры, но не задушить, а затем подвесить на дерево.
Альба слегка склонила голову набок.
— Ты уверен?
Уверен Винценц не был, и это причиняло ему боль. Поэтому он промолчал и решил при первой же возможности отправиться к Грегору ван Клеве, чтобы прояснить этот вопрос.
— Она тебе нравится?
— Прости, что? — смущенно сдвинул брови Винценц.
Альба снова улыбнулась.
— Алейдис Голатти. Я хочу знать, нравится ли она тебе, брат. Ведь это, в свою очередь, очень обрадовало бы нашего отца. Ты же знаешь, что он однажды…
— Я знаю, что он намеревался сделать, Альба.
— К сожалению, Йорг де Брюнкер дал ему от ворот поворот. Но теперь, судя по всему, это можно будет исправить. Вот почему я спросила, Винценц, нравится ли она тебе…
— Нет, Альба.
— Нет, нельзя исправить — или нет, не нравится?
— И то и другое.
Он демонстративно извлек из-под груды бумаг и пергаментов бухгалтерскую книгу в кожаном переплете и открыл ее. К сожалению, на Альбу этот жест, как и всегда, не произвел никакого впечатления.
— Какая жалость. Она действительно очень милое дитя.
— Возможно.
— И, вероятно, неглупа. Не зря же Николаи доверил ей вести свои книги.
— Мне что, выставить тебя силой или ты сама уберешься?
Альба театрально вздохнула.
— Это было бы так кстати, ты не находишь? Отец в конце концов успокоится; ну, небольшого скандала, наверное, будет не избежать, но рано или поздно все встало бы на свои места. А в этом доме спустя годы снова появилась бы хозяйка…
— Здесь уже есть ты.
— А у тебя была бы красавица-жена.
— Мне не нужна красавица-жена.
— Ты и понятия не имеешь, от чего отказываешься, братец.
— Мне не нужна жена, Альба.
— Ага, вот тут мы и подобрались к сути вопроса. Тебе она не нравится, но ее внешность тут ни при чем. Значит, дело в чем-то другом, Винценц, и я скажу тебе, в чем именно: в твоей проклятой, — тут она полушутя перекрестилась, — упрямой головушке. Если тебе не повезло один раз — точнее, два раза, — это не значит, что ты должен до конца своих дней ходить холостяком. Но ладно, посмотрим, что из этого получится. Увы, мне это доставляет такие же страдания, как и тебе. Так как в случае твоей женитьбы я смогла бы удалиться в бегинаж, чего я давно желала и о чем тебе хорошо известно.
— Отец не позволит тебе потратить приданое на то, чтобы купить себе место у благочестивых женщин.
— Ты хотел сказать, то, что осталось от моего приданого после того, как мой мерзкий муженек растратил большую его часть?
— Не говори о нем так.
— Ты сам отзывался о нем не лучше, даже при его жизни.
— Но я не заявлял об этом во всеуслышание, на весь дом.
Разозлившись, Винценц принялся тереть лицо и понял, что пора уже стричь усы и бороду. Щеки он и так брил ежедневно. Он придавал большое значение тому, чтобы выглядеть ухоженно, так как на собственном опыте убедился, что это в сочетании со спокойным, величественным видом помогает завоевать доверие людей, которое было так необходимо и в его ремесле, и в его работе на посту полномочного судьи.
Альба поднялась со стула и направилась к дверям.
— Со своей стороны, я лишь желала тебе добра.
— Пытаясь свести меня со вдовой Николаи?
— Я лишь указала тебе на некоторые ее качества.
— Чтобы возбудить во мне интерес к ней.
— Что в этом плохого? — улыбнулась Альба.
В отчаянии он воздел глаза к потолку.
— Много чего плохого, Альба. Даже не знаю, с чего начать. А теперь убирайся отсюда и оставь меня в покое.
— Как пожелаешь, — она пожала плечами. — Не надо так не надо. Но знаешь что, братец? Если подумать, она с легкостью найдет себе кого-нибудь получше тебя.
— Вон! — рыкнул он, сверкнув глазами.
— Ты же знаешь, что я права, Винценц. Ни одна женщина не заслуживает себе такой ходячей тучи с громом, как ты. А если кто из них и проникнется к тебе приязнью, то она точно будет слеплена из другого теста, чем эта куколка. Поэтому ради твоего спокойствия я беру свои слова обратно.
Весело рассмеявшись, Альба вышла из комнаты. Чуть позже ван Клеве услышал ее голос, доносившийся из кухни. Она шутила с поварихой Бетт. Покачав головой, он снова обратился к бухгалтерской книге, но через некоторое время отложил ее в сторону и вышел из кабинета. Он поручил слуге Клевину принести монеты и весы из меняльной конторы на первом этаже в подвальное хранилище. Также он передал через него приказ двум стражам — Аильфу и Людгеру — заступать на пост. Затем он отправился в гавань навести кое-какие справки об убитом у осведомителей. То, что он узнал, подтвердило его предположение о том, что выследить преступника будет не так-то просто. Николаи Голатти нажил врагов не только среди людей, с которыми вел дела, но и среди тех, кто при жизни называл себя его лучшими друзьями. В «осином гнезде» началось движение.
Глава 5
Переступив порог своего дома, Алейдис с облегчением вздохнула. Встреча с Винценцем ван Клеве прошла проще, чем она опасалась. И тем не менее она чувствовала себя измотанной. Полномочный судья был проницательным и весьма опасным человеком. До нее порой доносились отголоски ужасных историй, которые рассказывали о нем. Правда, в подробности она не вникала. Однако одного взгляда в его темные глаза было достаточно, чтобы Алейдис убедилась, что ван Клеве может быть благородным, но точно не безобидным. Он излучал спокойное, суровое спокойствие, однако это еще больше сбивало ее с толку. Впечатление, которое он производил, совершенно не соответствовало темпераменту, который, как ей казалось, скрывался под маской спокойствия. Винценц ван Клеве не только был уважаемым менялой, купцом и полномочным судьей, но и давал уроки в университетской школе фехтования и связанном с ней городском братстве фехтовальщиков. В этой школе тренировались не только студенты и преподаватели, но и городская стража, солдаты и все горожане, которые предпочитали такое времяпрепровождение. Говорили, что ван Клеве был одним из лучших фехтовальщиков в Кельне. Он одинаково хорошо владел как коротким, так и длинным клинком. Человек не сможет достичь такого мастерства, будучи флегматиком.
Ко всему прочему стоило принять во внимание его внешность. Мрачное, диковатое, угловатое, Хотя и привлекательное лицо, тело, закаленное регулярными тренировками. Он относился к тому типу мужчин, от которых любую добропорядочную девушку с колыбели учат бежать как от огня. При прочих обстоятельствах Алейдис наверняка всеми силами стремилась бы избежать встречи с судьей Винценцем ван Клеве. Однако теперь пришлось пренебречь соображениями безопасности, и она молила Бога и всех святых намекнуть ей, не совершает ли она ужасной ошибки.
Зимон, сопровождавший ее до дома ван Клеве, сразу же отправился на конюшню. Она не обмолвилась с ним ни словом ни по дороге туда, ни возвращаясь обратно. На нее давило бремя признания, которое он, запинаясь и заливаясь слезами, выдавил из себя в эту субботу. Никогда прежде она не задавалась вопросом, зачем ее муж взял в дом двух таких крепких слуг. Она знала, что они охраняют деньги в подвале, и этого объяснения ей было достаточно. Но теперь она узнала, что, помимо защиты дома и его обитателей, Вардо, а иногда и Зимон запугивали тех, кто отказывался платить. Причем запугивали не только своей внушительной внешностью. После некоторых расспросов Зимон рассказал, что им время от времени приходилось пересчитывать должникам ребра. А Вардо однажды даже сломал кому-то руку. Ворчливый слуга отказался это подтвердить, но по тому, как он себя вел, Алейдис поняла, что ему приходилось делать для хозяина вещи и похуже. Какие именно, ее на данный момент мало интересовало. До поры до времени она решила держать язык за зубами. Она пока не знала подробностей, и ей не хотелось выяснять, насколько другие слуги были посвящены в эту сторону жизни хозяина дома. Разумеется, еще предстояло решить, как поступить с должниками Николаи — как официальными, так и тайными. Но сперва нужно было сделать кое-что другое.