Эльзбет отпустила цепочку и провела пальцем по столу, точно изучая текстуру древесины.
— Злые языки болтали, что смерть Голатти на руку семье ван Клеве, особенно вашему отцу. Ведь вы же знаете лучше других, какой у него скверный характер.
— Моего отца подозревают в убийстве?
Винценц ничуть не удивился, но сделал вид, что не собирается подливать масла в огонь слухов.
— Вижу, что вы готовы поручиться за его честь и, вероятно, за то, что во время убийства он находился в другом месте, — заметила Эльзбет.
На самом деле поручиться он за это не мог, но знал парочку достопочтенных господ, кому такая задача была бы по силам. Для него это было большим облегчением. Ему не хотелось самому заниматься этим делом. Едва заметная улыбка Эльзбет говорила о том, что она прочла его мысли по выражению лица.
— Лично я считаю эту версию наименее вероятной. Если бы ваш отец хотел убить Голатти, то сделал бы это давным-давно. Самое позднее, в ту пору, когда Голатти поставил крест на его планах насчет сладенькой дочки де Брюнкера. И разумеется, если бы это сделал, то не оставил никаких следов на теле. Ибо — прошу простить мне мою откровенность — Грегор ван Клеве может быть сколь угодно вспыльчивым, но он, безусловно, человек дальновидный, у которого к тому же есть средства и связи, чтобы не допустить подобных подозрений в свой адрес.
— Да что ты говоришь!
Винценц расхохотался бы от её проницательного наблюдения, если бы не гнетущее чувство тревоги. Отцу уже давно пора научиться держать себя в руках, чтобы его имя не трепали на каждом углу.
— Мне прекрасно известно, какие острые языки у жителей нашего достославного города, — как будто обиделась Эльзбет, но тут же как ни в чем не бывало продолжила: — Некоторое время назад Голатти продавал ткацкие станки.
— Ткацкие станки? — заинтересованно переспросил ван Клеве.
— Видимо, из одной закрывшейся ткацкой мастерской. Владелец пытался перевезти ее в другой город. Мало кому известно, что у него не оставалось другого выбора, кроме как покинуть Кельн. Он не смог вернуть долг Голатти, и тот забрал себе все его движимое и недвижимое имущество. Тем самым он лишил беднягу и его семью средств к существованию.
Значит, у ткача был мотив для мести? — Винценц внимательно посмотрел на Эльзбет. — Как его имя?
— Ткача зовут Хиннрих, его жену — Магда. У них три сына и две дочери. Они всей семьей переехали в Бонн, но Хиннриха видели в городских стенах Кельна на прошлой неделе.
— В городских или в этих стенах? — уточнил ван Клеве, сурово глядя прямо в голубые глаза Эльзбет.
Он пришел сюда не как клиент. Бедняги вроде него плодят лишь те долги, которые в принципе не в состоянии погасить. По крайней мере, подавляющее их большинство. Он хотел заложить мне старшую дочь.
— И выручить за нее деньги? Вот ублюдок! — скрипнул зубами Винценц.
— Именно так я ему и сказала. Человек может оказаться в сколь угодно отчаянном положении, но отправить собственную дочь работать в бордель — за это он будет проклят на веки вечные. Блудница должна заниматься своим ремеслом по собственной воле, этого требуют от нас закон и честь. Да, хоть в этом многие усомнятся, у нас, падших женщин, тоже есть свой кодекс чести. Я искренне надеюсь, что сумела его отговорить.
— Значит, ткач… Кто еще?
— Список длинный.
— А ты говори покороче.
— Вы так жаждете погрузиться в ванну? — хихикнула Эльзбет. — «Ладно, я вас прекрасно понимаю. Наверное, это ужасно раздражает, когда приходится заключать союз с вдовой главного соперника. Даже такой опытный человек, как вы, может забыться… или потерять голову.
— Я не заключал с ней союз, — насупился ван Клеве. — Ближе к теме.
— Извините, я не хотела вас задеть. Похоже, вам не по нраву госпожа Алейдис. Какая жалость. Она ведь, в сущности, еще дитя, быть может, чуточку непоседливое, но дитя.
— Что, и о нас с ней уже тоже судачат?
Засмеявшись, Эльзбет поднялась, подошла к столу и налила себе вина.
— А вы как думали? Первые слухи поползли сразу же после того, как стало известно, что именно вы взялись за расследование убийства. Публика обожает подобные истории. Две враждующие семьи…
— Ну, заклятыми врагами мы не были.
— Но были близки к этому, не так ли? Итак, как я уже сказала, есть две семьи, которые, мягко говоря, недолюбливают друг друга. Здесь нелюбимый сын., там молодая красивая вдовушка. Трубадуры уже сочинили о вас первые баллады.
Она весело фыркнула в оловянный кубок.
Ван Клеве метнул в нее яростный взгляд, но тот словно отскочил от нее, не достигнув цели.
— Я вам пересказала самые распространенные слухи. К ним еще можно присовокупить разного рода теории заговора, и таких немало. Например, поговаривают, что убийцу следует искать не среди должников Голатти, а в его собственной семье.
— Он не очень ладил с младшим братом Андреа.
Эльзбет чокнулась с ван Клеве.
— Да, это имя называют в числе первых. Но подозревают и семью первой жены Голатти, которая, возможно, не смогла смириться с его новым браком. То, что он лишил наследства своего брата, было неожиданностью, наверное, только для самого Андреа. Не исключено, что кто-то из родичей Гризельды, да упокоит Господь ее душу, рассчитывал получить часть наследства, но с появлением молодой супруги лишился этой надежды.
— Если это так, разве не логичнее было бы этому человеку убить Алейдис, а не Николаи?
— Как знать, возможно, все еще впереди, — пожала плечами Эльзбет, поставив кубок на стол. — Раз уж мы затронули Бонн, там есть еще одна семья, которая могла желать отмстить.
— И кто же это? — удивленно уставился на хозяйку борделя ван Клеве. Они были знакомы не первый год. Он частенько прибегал к ее услугам. Но его всегда изумляло, насколько хорошо она осведомлена обо всем, что творится внутри городских стен, а иногда и за их пределами.
— Ну, это старая история.
— Вот как?
Она снова хихикнула.
— Да, говорят, что Николаи Голатти однажды приказал предать смерти своего зятя Якоба де Пьяченцу за то, что тот плохо обращался с бедняжкой Катрейн. И, как вы, наверное, знаете, убийца так и не был найден.
— И семья Якоба считает убийцей Голатти?
— Так ли оно на самом деле, я не могу знать, господин ван Клеве. Я лишь пересказываю слухи и истории, основанные на слухах. Но подумайте сами, ведь это же возможно, да?
— Якоб де Пьяченца уже много лет гниет в могиле.
— Ну, не так уж и много.
— Пять или шесть, если быть точным. Слишком долго мстители ждали подходящего случая.
— Ну вы же сами говорили, что тело де Пьяченцы было намеренно изувечено так, чтобы все смахивало на случайное нападение грабителей. Семье потребовалось время, чтобы разобраться, что к чему, разработать план и найти возможность воплотить его в жизнь.
Занавеска, скрывавшая проход к лестнице, зашевелилась, и Эльзбет подняла голову.
— Да, Энне, в чем дело?
Пожилая тощая служанка с увядшим лицом и седыми растрепанными волосами под простым коричневым платком приблизилась к ним.
— Гизель просила передать, что ванна для господина полномочного судьи готова.
— А, ну, думаю, на этом наш разговор закончен. — Эльзбет снова поднялась с места. — Запри входную дверь, Энне, и скажи Геро, чтобы он присмотрел за ребятами наверху. Пусть выйдут через черный ход, когда закончат. А я пойду к себе. Полагаю, вы не будете возражать, если потом выйдете через черный ход во двор? — обратилась она к Винценцу.
— Вовсе нет, Эльзбет.
— Хорошо. Толстуха Трин откроет вам, если будет слишком поздно или, — она озорно подмигнула, — слишком рано. Она спит в нише прямо у черного хода. Если не проснется сразу, ущипните ее как следует. Вечно она дрыхнет как убитая. Нас это забавляло еще в те времена, когда мы с ней работали на матушку Берту.
— А Энне разве не была когда-то шлюхой?
Он указал глазами на тощую служанку.
— Была, конечно. Кстати, Геро ее сын. Отец, само собой, неизвестен, — пожала плечами хозяйка. — Они с Трин никогда не были особенно добры ко мне, но я не смогла заставить себя выкинуть их на улицу. Я хочу сказать, вы только посмотрите на Энне или даже на толстуху Трин. Кому они нужны, старые и уродливые? Хочу ли я брать грех на душу и толкать их в сточную канаву, где они, вне всякого сомнения, очень скоро отдадут Богу душу? Нет, не хочу и не буду этого делать. Они вполне сгодятся мне как служанки. А когда они однажды преставятся, я заплачу могильщику, чтобы он похоронил их в безымянной могиле у церковной ограды. Мы вместе пережили много взлетов и падений. Проявили бы они ко мне такое же великодушие, если бы жизнь сложилась иначе, я не знаю. Я никогда не исхожу из того, как поступили бы другие люди. Лишь из того, чего ждет от нас Всевышний.
— Любви к ближнему, — улыбнулся Винценц.
— Вы можете получить от Гизель все, что вам причитается. Я ухожу, господин ван Клеве, и желаю вам приятных водных процедур. Передайте Гизель, что я ей немного завидую.
— С чего бы это?
— Одержим чистотой и собственной внешностью, но не тщеславен. К тому же еще обладает чертовски красивым телом. Вы, господин ван Клеве, относитесь к тому редкому типу мужчин, от которых мамаши предостерегают своих дочерей и которые даже нас, женщин с опытом, повергают в восторг.
— Что за чепуха? — пробормотал ван Клеве, пытаясь скрыть, что похвала ему приятна.
— Ну, если вы сами не знаете, что производите на женщин такой эффект, тем лучше. Это делает вас еще более желанным.
Эльзбет исчезла за занавеской, и скоро послышались ее шаги на лестнице, ведущей на второй этаж. А. Винценц в сопровождении Геро, который возник словно из ниоткуда и, не вымолвив ни единого слова. Жестом пригласил следовать за ним, отправился в купальню. Из головы у него не шла похвала Эльзбет. Очевидно, она еще не забыла, как, прибегнув к правильным словам, дать клиенту почувствовать себя на седьмом небе от счастья. Поговаривали, что она уже какое-то время состоит в тайной связи с палачом, в чьем ведении находились все бордели города. Хотя Эльзбет не относилась к тем женщинам, которые привлекали Винценца, он был польщен. Он подумал, что она, видать, решила подразнить его и слегка переключить его мысли на те услуги, за которые он уже уплатил. Те самые, которые оказывала ему Гизель, всегда к его полному удовольствию.