— Не думаю, что это было бы разумно с его стороны, ведь ему бы потом пришлось смириться с тем, что имущество самоубийцы просто-напросто конфискуют.
— Только если бы не удалось доказать, что ваш муж был одержим. Это рассматривалось бы как смягчающее обстоятельство. Вам это было бы довольно просто доказать. По этой причине самоубийство изначально было маловероятным.
Алейдис медленно склонила голову.
— Мне всегда нравился Андреа. Он непростой человек, но я не думаю, что он настолько коварен, чтобы спланировать такое жестокое убийство, не говоря уже о том, чтобы осуществить его.
— Со смертью Николаи ваше отношение к Андреа поменялось?
— Нет, — со вздохом ответила Алейдис. — Но если учесть, насколько я была слепа в отношении Николаи и его дел с преступным миром, мне не хотелось бы совать руку в огонь ради Андреа.
— А дочь Николаи?
— А что с ней? — в замешательстве наморщила лоб Алейдис. — Она моя подруга и предложила мне… то есть нам помощь в раскрытии убийства.
Конечно, посильную помощь, ведь она бегинка и связана правилами общины. Кроме того, ей трудно получить доступ к ценным сведениям. Но она готова помогать.
Судья удовлетворенно улыбнулся.
— Похвальное рвение, оно еще может сослужить нам добрую службу. Но говоря о ней, я также имел в виду семейство ее покойного супруга Якоба де Пьяченцы. Он ведь был родом из Бонна, да? Вы, или Катрейн, или Николаи до последнего времени поддерживали связь с кем-то из членов его семьи?
— Нет, я не думаю.
Вопрос был полной неожиданностью для Алейдис. Она призадумалась. Катрейн никогда и ничего не говорила о родителях своего покойного мужа. А ведь это, если подумать, дедушка и бабушка девочек.
— Муж Катрейн был убит, и она подозревает, что это дело рук Николаи. Вы полагаете, кто-то из членов его семьи мог за него отомстить?
Это одна из версий, которую нам предстоит проверить.
Я могу расспросить Катрейн о семье ее мужа, если это важно.
Это очень важно, госпожа Алейдис.
— Хорошо, — сказала она, медленно склонив голову. — Вы правы, это действительно важно.
Я могу расспросить ее сам, если вам это неприятно.
— О, теперь вы вдруг озаботились тем, что я чувствую? Нет, оставьте. Я поговорю с Катрейн. Вы ее только напугаете.
— Как напугал вас?
— Меня вы не напугали. — Алейдис из всех сил старалась не отводить глаз, чтобы не обнаружить свою слабость. — Вы меня расстроили.
— Ну вот видите, в этом мы схожи. Вы расстроили меня, а я — вас.
— Я надеюсь, вы хотели сказать, что это единственное, в чем мы оказались схожи? — Алейдис сложила руки на столе. — Пусть так оно и останется впредь. Я расспрошу Катрейн, как только представится возможность.
— А вы поддерживаете связь с семьей первой жены Николаи? Мне показалось, что я видел кого-то из них на похоронах и поминках.
— Там были тетушка госпожи Гризельды и два ее брата. — Не улавливая ход его мыслей, Алейдис нервно разомкнула руки и сомкнула их вновь. — Вы подозреваете кого-то из них? С какой стати? Какую выгоду могли получить родичи госпожи Гризельды от смерти Николаи?
— Возможно, кто-то из них тоже надеялся урвать долю в наследстве. Неужели это так уж неправдоподобно? — Ван Клеве откинулся в кресле, одновременно бросив на Алейдис многозначительный взгляд. — Когда речь идет о золоте, земле и власти, люди часто убивают и за гораздо меньшее.
— Но собственная семья всегда была для Николаи на первом месте, на что бы кто ни надеялся.
— Ну, то, что Андреа оказался лишен наследства, не стало для меня неожиданностью, если учесть все, что я слышал ранее. Возможно, это вы неправильно оценили ситуацию в семье, а может быть, просто не были осведомлены об истинных отношениях между братьями.
Алейдис возмущенно поджала губы.
— Тогда зачем вы меня вообще об этом спрашиваете?
— Я не утверждаю, что знаю о вашем муже больше, чем вы, но у меня есть источники, которые рассказывают мне много чего интересного.
— Что именно они вам рассказывают?
— Скажем так, сведения, — ушел от ответа ван Клеве.
— Рада за вас.
Его спесивость уже начинала действовать ей на нервы.
— Я бы на вашем месте не особо радовался. Не исключено, что вам угрожает опасность, госпожа Алейдис.
— Опасность?
Она с испугом уставилась на ван Клеве:
— Скажем, кто-то может счесть, что именно вы виноваты в том, что наследство было распределено так, а не иначе. Впрочем, основания на то имеются. Ведь Николаи сделал вас главной наследницей после непродолжительного брака и тем самым не только оскорбил брата, но и поразил весь Кельн. Так что при должном старании можно обвинить вас в определенной корыстности. Не говоря уже о том, что и у вас был мотив убить мужа.
— Да что вы такое говорите?
Потрясенная, она вскочила с кресла.
— Вы предполагаете, что я сама убила своего мужа, чтобы унаследовать его имущество? Вы что, из ума выжили?
— Я не обвинял вас в этом, госпожа Алейдис, но вы хорошо знаете, какими злыми могут быть языки в Кельне, и понимаете, как быстро подозрения могут распространиться по городу. К счастью для вас, их легко опровергнуть, поскольку есть достаточно свидетелей, которые видели вас в другом месте в момент убийства и могут подтвердить ваше алиби. А то, что вы могли кого-то нанять для грязной работы, также легко опровергнуть, я бы сказал, особенностями вашей натуры и обстоятельствами иного рода.
Она медленно опустилась на кресло.
— Вы считаете, что я слишком глупа и невежественна, чтобы замыслить, а затем осуществить такое злодеяние?
Он саркастически улыбнулся.
— Полагаете, что вы слишком глупы? Боже упаси, нет. Лично я так не думаю. Но вы слишком мягкосердечная, госпожа Алейдис. Слишком хорошая.
Она уставилась на него, не находя, что ответить.
— Вы не можете ни сказать маленькой девочке, этой, как ее, Марлейн, что ее вышивка на самом деле ужасна, ни выставить за дверь суеверную старуху, которая, как я понял, давно вам надоела.
— Эльз — отличная кухарка.
— Коих в Кельне несчетное множество.
— Ей было бы трудно…
— Найти себе других добрых хозяев с ее-то поганым языком? Я даже не сомневаюсь.
— Она не злой человек. А Марлейн огорчится и обидится, если я отругаю ее за то, что у нее ничего не выходит. Ведь она так старается, и если немного похвалить и направить ее, то однажды из нее может получиться сносная вышивальщица. — От возмущения Алейдис потемнела лицом. — А вы что, подслушивали, господин ван Клеве? Как вам не стыдно?
— О да, мне очень стыдно. Но это помогло мне составить представление о вашей натуре. Что-то я сомневаюсь, госпожа Алейдис, что вы бы Раскрыли ее мне по собственной воле. И если вас это возмущает, учтите, что благодаря подслушанному разговору я исключил вас из перечня подозреваемых.
— О, так я должна быть еще и благодарна вам за это?
— В действительности, было бы неплохо. Потому что в итоге именно я отвечаю за то, чтобы вынести приговор и наказать убийцу.
И правда, это обстоятельство совершенно вылетело у нее из головы.
— Сегодня днем двое шеффенов придут к вам, чтобы подробно допросить каждого члена вашей семьи, а также слуг. Полагаю, вы захотите присутствовать при этом.
— Да, непременно. Катрейн попросила меня присмотреть за ее девочками, чтобы они не испугались.
— Детей вообще не будут допрашивать, госпожа Алейдис. Или вы думаете, что кто-то из них может помочь в раскрытии убийства?
— Нет, конечно, нет.
— Если они заметили что-то, что кажется вам важным, в свое время можете поделиться этим со мной.
— Вы имеете в виду, что я могу сама расспросить девочек?
— Ну вы же не хотите, чтобы это сделал я.
Она бросила на него красноречивый взгляд.
— Вот и славно, значит, это сделаете вы.
— Хорошо. — Алейдис облегченно вздохнула. — Какие еще шаги предпринимаются? Нашли ли свидетелей, которые видели, как мой муж выходил за Петушиные ворота?
— Городские стражи стараются, но найти на такой оживленной улице человека, который запомнил бы, как ломбардец проходил мимо него в одиночку либо бог знает с кем в самый разгар дня…
— Я и сама понимаю, что это бесполезная затея, — она беспомощно опустила взгляд на руки. — Но что еще можно предпринять? Убийца наверняка уже давно спрятал концы в воду.
— Вероятность этого велика. С другой стороны, этот человек может чувствовать себя в такой безопасности, что ему не хочется покидать город.
Алейдис с любопытством подняла голову.
— Почему вы так думаете?
— Есть достаточное количество людей, у кого были веские причины для убийства, но кто не стал бы просто так бросать свое дело или мастерскую. Список в книге, которую вы мне дали, длинный. Даже Длиннее, чем я мог предположить. По крайней мере у половины Кельна есть основания радоваться, что вашего мужа больше нет в живых.
Алейдис с мрачным видом стала теребить перстень мужа, который взяла накануне вечером и теперь носила на серебряной цепочке на шее.
— Из ваших слов следует, что Николаи был чудовищем.
— Не чудовищем, госпожа Алейдис, а не знающим жалости дельцом и человеком, который никогда не останавливался перед тем, чтобы продемонстрировать свою власть.
— Он был умным, любящим, начитанным человеком, обладавшим множеством прекрасных качеств. — Слишком расстроенная, чтобы дать волю поднимающемуся в ней гневу, Алейдис взглянула в лицо жестокому судье. — Я хочу, чтобы убийца понес справедливое наказание. И неважно, сколько людей в Кельне хотели бы станцевать на могиле Николаи.
— Тогда давайте вместе наведаемся к еврею Левину. Как я понимаю, вы знакомы с ним и его женой.
— С Левином-младшим и его женой Сарой. — Она медленно поднялась. — Вы хотите пойти прямо сейчас?
— Поскольку позже у меня есть неотложные дела, сейчас наилучшее время для визита в еврейское гетто. Вы ведь настояли на том, чтобы присутствовать при допросе лиц, которые у меня под подозрением.