— Ладно, — с заметным облегчением вздохнула подруга. Затем она слегка наклонилась вперед и многозначительно прошептала: — Ибо, как мне кажется, это не самая подходящая партия. И не только потому, что наши семьи враждуют с незапамятных времен, но еще и потому, что ван Клеве-старший ужасный человек, спесивый и злой. И его сынок, судя по тому, что о нем болтают, того же поля ягода. Говорят, что его жена покончила с собой от горя. Все это выставили как несчастный случай, но если даже половина из того, что рассказывают о его грубости и жестокости, правда, я несколько не удивлюсь, что… о, я даже не буду этого произносить, это такой ужасный грех.
Вздрогнув, Катрейн потерла руки и ладони и перекрестилась.
— Знаешь, а мне в голову пришло еще кое-что, — вдруг сказала она.
— Что именно? — встрепенулась Алейдис. — Если ты вспомнила что-то важное, ты должна сказать, Катрейн. Иначе мы с ван Клеве ничего не сможем сделать.
— Видишь ли, в том-то и проблема. Не думаю, что судья будет рыть в том направлении, ведь это затрагивает его самого. Его и его отца.
Катрейн смущенно обхватила руками колени.
— Это случилось год назад или около того. Я бы об этом и не вспомнила, но, когда задумалась о слухах про Грегора ван Клеве и твоего отца, это как-то само собой всплыло в голове. В общем, это было в декабре или ноябре прошлого года, я уже точно не помню, но это и неважно. Именно тогда Грегор ван Клеве заявился к моему отцу. Можешь себе представить, как тот удивился. Да и я тоже. Этот мерзкий человек не переступал порог нашего дома уже много лет.
Напряженно вслушиваясь, Алейдис наклонилась почти к самым губам подруги.
— Чего же он хотел?
— Хотел заключить сделку. И товаром была ты. Не знаю, откуда ван Клеве узнал, что отец сватается к тебе, но ван Клеве предложил ему Рильскую таможню, если он передумает.
— Таможню у Рильского замка? — Алейдис была озадачена. — А разве Николаи и так ей не владел?
Катрейн удивленно уставилась на подругу.
— Что ты хочешь сказать? Отец отказался от сделки. Он любил тебя и не собирался никому уступать. Тем более заклятому врагу. Когда ван Клеве ушел, отец был ярости. Я знаю об этом, потому что в тот день пришла сюда навестить девочек. Он обозвал ван Клеве жалким проходимцем и заявил, что ни за какие деньги в мире не позволит лишить себя счастья сочетаться с тобой браком. — Катрейн сжала руку Алейдис чуть крепче. — Но почему ты говоришь, что таможня принадлежала ему? Как такое возможно?
— Не знаю, — пожала плечами Алейдис. — Я нашла письмо Николаи к одному из членов Совета. В нем Николаи предлагает ему часть доходов от таможни взамен на голос за изгнание евреев из Кельна. Разумеется, Николаи мог предложить нечто подобное только в том случае, если таможня принадлежала ему, а не Грегору ван Клеве.
— Странно. — Катрейн задумчиво убрала руку. — Может быть, отец сумел как-то перехитрить ван Клеве?
— Пообещал сделать, но не сделал, ты полагаешь? — Алейдис поднялась и заходила туда-сюда по гостиной. — Я пока не нашла в бумагах Николаи никаких доказательств, что таможня в Риле принадлежала ему. Вероятно, для этого мне нужно перебрать все сундуки. Должно быть свидетельство о праве собственности или хотя бы его дубликат. Вряд ли Николаи стал бы обещать долю в том, чем он не владел.
Катрейн кивнула.
— Если он обманом отобрал у Грегора ван Клеве таможню, разумеется, тот должен кипеть от гнева. Для отца было в порядке вещей использовать силу и влияние, чтобы заполучить то, что ему было нужно. — Она замолкла и призадумалась. Вдруг лицо ее просветлело. — Скажи, если у отца есть хоть какие-то права на таможню, они должны быть заверены в Совете, правда? Почему бы тебе просто не пойти в ратушу и не попросить показать документы? Тогда, по крайней мере, мы будем знать точно, да или нет.
Алейдис кивнула, хоть на сердце у нее было тяжело.
— Ты права, я так и сделаю. Только… — Она вздохнула и снова села на кресло. — Допустим, Николаи действительно обманул Грегора ван Клеве или надавил на него. Что из этого следует? Каким бы способом Николаи ни заполучил таможню, ван Клеве это не понравилось. Возможно, он даже так разозлился, что…
Внезапно пришло озарение, от которого стало трудно дышать.
— Боже мой, а ведь таможня теперь моя! — вскричала Алейдис.
— Тише, тише! Не стоит делать поспешных выводов, — заметила Катрейн.
— Да, не стоит, — со вздохом согласилась Алейдис. — Но если Грегор ван Клеве имеет хоть какое-то отношение к смерти Николаи, я выведу его на чистую воду, обещаю.
— Тебе не кажется, что сын помогает ему? — поинтересовалась Катрейн, теребя складки юбки. — Я хочу сказать, у него как у полномочного судьи есть все возможности сделать так, чтобы все, о чем мы говорим, не всплыло в расследовании. Не то чтобы я подозреваю его в бесчестности. Возможно, лично он человек чести, но…
— Я понимаю, о чем ты. — Алейдис мрачно уставилась в свой полупустой кубок. — Наверное, лучше, если я пока не стану обсуждать с ним эту тему. По крайней мере до тех пор, пока я не буду точно знать, что на самом деле произошло между Николаи и Грегором ван Клеве.
— Но как ты собираешь это узнать?
Алейдис решительно вскинула голову.
— Спрошу у Грегора ван Клеве, как же еще?
— Вот вам, мастер Николс, вся сумма в кельнских серебряных монетах.
Винценц пересчитал монеты одну за другой на столе перед английским купцом и разложил английское золото, серебро и медь по шкатулкам.
— С вами приятно иметь дело.
— Взаимно.
Николс ссыпал монеты в кошелек.
— С вами, по крайней мере, можно быть уверенным, что тебя не обманут. А я за годы поездок насмотрелся такого, что ой. На каждом шагу меня подстерегают негодяи и фальшивомонетчики. Был я давеча во Франкфурте, так тамошний меняла хотел заплатить мне только три четверти от обменного курса. Он утверждал, что мои деньги весят меньше номинала.
— Какой позор!
— Не говорите. А в Венеции один фрукт не смог оплатить векселя, которые были выписаны ему на меня. Представьте себе, он растранжирил все деньги на выпивку и девок. Поэтому мне пришлось взять быка за рога. Я потребовал от властей закрыть контору и банк, через которые он проворачивал свои делишки.
— Вапса rotta, — понимающе кивнул Винценц. — Ваше законное право.
— Но с вами, к счастью, у меня такого никогда не случается.
— И не случится.
Винценц улыбнулся и встал с кресла. Краем глаза наблюдая через распахнутую дверь за привычной для этих утренних часов суетой на Новом рынке, он разглядел между рядов ржаво-багровый плащ отца. Грегор ван Клеве быстрым шагом направлялся в меняльную контору сына.
— Могу ли я еще что-нибудь сделать для вас, мастер Николс? — поинтересовался он у клиента.
— О нет, не сегодня. Когда я продам свои товары в Кельне и получу барыш, я приду сюда снова, выпишете мне парочку векселей. Вы, случаем, не встречали в последнее время Джованни Джакомо?
— Торговца пряностями из Рима? Видел его три или четыре месяца назад. Он был тут проездом в Константинополь. Передать ему сообщение от вас, когда он поедет назад?
— Если вас не затруднит, я бы передал ему через вас письмо с векселем, — попросил Николс.
— Разумеется.
— Это будет мне чего-то стоить?
Винценц снова улыбнулся.
— Это лишнее. Письмо есть не просит, так что я передам его от вас совершенно бесплатно.
Про себя Винценц подумал, что ему все равно Достанутся комиссионные, которые у мастера Николса всегда были довольно внушительными. Так что маленький знак внимания был в его интересах.
— Рад был с вами повидаться, мастер ван Клеве.
Николс отвесил поклон и повернулся к двери, но отскочил назад, чтобы не столкнуться с отцом Винценца, который влетел в дверь, красный как вареный рак. Багровый плащ трепыхался за его спиной.
— Прочь! Мне нужно поговорить с сыном. — Голос старика дрожал от гнева. — Винценц, запри дверь, нам надо поговорить.
Он метнул суровый взгляд в купца, который лишь робко отшагнул в сторону, но покидать контору не спешил.
— Вы еще здесь? Разве я сказал вам убираться отсюда?
— Прошу прощения, — промолвил ледяным тоном Николс, с любопытством посмотрев на разъяренного старика. — Есть хоть одна причина, по которой я заслужил столь грубое обращение?
Винценц тут же выбежал из-за стола и вывел клиента из конторы, не обращая внимания на Грегора. < — Тысяча извинений за моего отца. Кажется, он чем-то сильно расстроен. Простите ему его грубость.
— Что вы, что вы, ничего страшного, — замахал руками купец. — Надеюсь, он гневается не на вас. Вы, случаем, ничем перед ним не провинились?
— Скорей всего, нет, — рассмеялся Винценц, — но даже если провинился, я способен устоять перед бурей.
— Разумеется. Опытный человек способен с честью выдержать отцовскую строгость, — понимающе улыбнулся Николс. — Увидимся через несколько дней.
— Удачной вам торговли в Кельне.
Винценц проводил купца любезной улыбкой, но когда тот скрылся в толпе вместе с слугами и двумя навьюченными мулами, лицо судьи помрачнело. Он спешно вернулся в контору и запер за собой дверь.
— Отец, в чем смысл этого представления? Вы хотите распугать моих клиентов?
— У меня нет времени на расшаркивание перед ними. Тем более ты уже закончил.
— Это не повод столь нелюбезно выставлять мастера Николса за дверь. И часа не пройдет, как поползут слухи. Как вы думаете, что сделает Николс? А я вам скажу: он зайдет в ближайшую таверну и расскажет всем, что Винценц ван Клеве в ссоре с отцом. И это сейчас, когда из-за убийства Голатти наша фамилия у всех на слуху.
— Хорошо, что ты заговорил об этом, мой мальчик, — сказал старик, скрестив руки на груди. — Ведь именно поэтому я здесь. Не из-за убийства, мне до него нет дела. Можешь копаться в этом сам, если это доставляет тебе удовольствие.
— Удовольствие? — покачал головой Винценц. — Я выполняю свой долг, отец.
— Да ради бога. Но сейчас твой долг — урезонить зарвавшуюся вдову Голатти. И если ты этого не сделаешь сам, то ею займусь я.