Ван Клеве отвесил Марлейн галантный поклон.
— Благодарю за комплимент и высокую оценку моей персоны, барышня. Так, а у вас что?
Он склонился к Урзель, чтобы посмотреть и на ее работу.
— Что ж, девица Урзель, это не похоже ни на что, что я когда-либо видел в своей жизни.
— Я знаю, — пожала плечами Урзель — Я не очень хорошо умею вышивать. Это так скучно, и я постоянно колю себе пальцы. Просто пытка какая-то!
— Урзель, ради бога, — вмешалась Алейдис, глянув на девочку с укоризной. — Нельзя так разговаривать с гостем.
— Я думала, что нужно всегда говорить правду, госпожа Алейдис. А правда в том, что я ненавижу вышивать. Вот.
Урзель выразительно кивнула в подтверждение своих слов.
Судья ван Клеве расхохотался.
— Вы обнаруживаете просто впечатляющую честность, девица Урзель. Кое-кому стоило бы у вас поучиться.
Алейдис снова поймала на себе его многозначительный взгляд.
— А чем бы вы хотели заниматься, если не рукоделием? Вы предпочитаете танцевать, готовить, гулять?
— Я хочу быть мальчиком, — вздохнула Урзель. — Но ведь я не могу им стать, правда?
— К сожалению, нет, — покачал головой ван Клеве. — Вам придется смириться с волей Всевышнего. И с тем, для чего он вас предназначил.
— Так что, я обречена всю жизнь вышивать эти дурацкие платки?
Судья поднялся со скамьи.
— Ну, как знать, может, госпожа Алейдис найдет другое занятие, которое не будет вызывать у вас такого отвращения. Вы умеете читать или писать?
— Умею. Не так хорошо, как Марлейн, но ведь я только недавно начала учиться.
— Отлично, а считать?
— Счет только для мальчиков, разве нет?
— Напротив, любая хорошая девочка должна уметь считать, чтобы, когда придет время, она могла вести хозяйство своего мужа и не ввергать его в убытки. Как знать, может быть, однажды вы унаследуете дело вашего деда. И если вы не сильны в арифметике, вас обманут клиенты и обойдут конкуренты.
— Чем вы забиваете голову бедной девочке! — возмутилась Алейдис, поднимаясь с места и накидывая на плечи плащ.
— А что такого? — заметил ван Клеве с улыбкой. — Разве вы с детства не помогали отцу в его делах? Вам стоит подумать над тем, чтобы дать такую возможность и этим девочкам.
Алейдис удивленно уставилась на него.
— Вы хотите, чтобы я обучила их ремеслу менял?
— Я не настаиваю. Лишь цех способен дать ответ, имеете ли вы право обучать их ремеслу. Так что лучше обсудить это с ним. А хотите вы этого или нет — тут уж я вам не советчик. Решайте сами между собой. Я всего лишь высказал благое пожелание, ибо то, что я вижу, — он махнул рукой в сторону, — свидетельствует о том, что данная юная особа не проявляет особого рвения в рукоделии, как, наверное, и в других домашних делах.
— Вы удивляете меня, господин ван Клеве.
— Вас удивляет, что я указываю вам на очевидные вещи. После смерти мужа вы унаследовали его ремесло и положение в обществе. Если вы не планируете выйти замуж за другого менялу, вам стоит подумать о будущем. И не только о вашем собственном, но и будущем этих девочек. Или вы уже подыскали им женихов, которые ждут не дождутся, когда они повзрослеют, и их не заботит, умеют ли они обращаться с иголкой и ниткой?
— Прекратите, ради всего святого! Разумеется, я °б этом еще не думала. Они еще совсем дети.
— Четыре или даже шесть лет пролетят быстро.
— А вы бы сосватали свою дочь в столь нежном возрасте, если бы она у вас была?
— Мы говорим здесь не о том, что сделал бы я.
Алейдис направилась к двери.
— Урзель, Марлейн, заканчивайте вышивать и ступайте помогите Герлин и Ирмель прибраться в конюшне.
— Да, госпожа, — хором сказали девочки. Они тут же опустили головы и принялись хихикать и перешептываться.
— Ну вот, вы дали им пищу для девичьих пересудов, — вздохнула Алейдис. — Теперь они не успокоятся, пока не грянет Судный день.
— Пищу для чего? — удивленно переспросил ван Клеве, выходя за ней из дома.
— Для девичьих пересудов. Как-нибудь я покажу вам, что это такое, чтобы вы могли составить представление. Готова поспорить, вы не выдержите больше получаса.
— Вы говорите загадками, госпожа Алейдис.
— У Тоннеса и Зигберта терпения хватает на пару минут.
— Вы сомневаетесь в моей мужественности?
— Отнюдь. Как раз поэтому вы вряд ли стали бы терпеть бабскую болтовню.
— Бабскую болтовню, — задумчиво пробормотал ван Клеве. — При случае спрошу у сестры.
— Либо приходите к нам на ужин и убедитесь сами.
Он удивленно скосил на нее глаза.
— Вы что, только что пригласили меня на ужин?
Алейдис пожала плечами.
— Вы все равно откажетесь, когда вспомните, какая нужда привела вас в мой дом.
— Вы достаточно умны, чтобы понимать, почему я здесь, — сказал он, коротко улыбнувшись. — Возможно, внезапный интерес девицы Марлейн к моей скромной персоне был всего лишь уловкой, чтобы отвлечь меня и выторговать себе немного снисхождения.
— Ну это вряд ли, — сухо хохотнула Алейдис. — Сомневаюсь, что у вас хватит доброты душевной, чтобы купиться на эту уловку.
— С чего вы решили, что у меня она вообще есть? — сказал он с таким видом, будто был до глубины души уязвлен этим предположением.
— А как, по-вашему, это называется? Совсем недавно вы подвергли меня осуждению, что я была недостаточно строга с Марлейн, когда она вышила нечто несуразное. Теперь выясняется, что вы в этом вопросе ушли не дальше меня.
— Я просто брал пример с вас.
— Да что вы говорите!
— Если вы подозреваете моего отца, почему сперва не поделились этим со мной?
— Можно подумать, вы не заткнули бы мне сразу же рот, — с неприкрытым сарказмом в голосе парировала Алейдис.
— Разумеется, не заткнул бы.
Винценцу пришлось отступить на шаг назад, поскольку навстречу им двигалась, растянувшись по дороге, вереница повозок, запряженных лошадьми и волами. Но как только снова представился случай, судья нагнал Аледис.
— Вы все еще не доверяете мне, госпожа Алейдис?
— А вы бы на моем месте доверились? Ведь речь идет о вашем отце?
— Вы полагаете, это удержит меня от расследования?
— А разве нет?
Он издал приглушенный вздох.
— Я мог бы объяснить вам, сколь мала вероятность, что отец хоть как-то причастен к этому убийству.
— Пусть вероятность небольшая, но она есть.
Алейдис смахнула с лица прядь волос, которая выбилась из-под чепчика, и попыталась заправить ее на место.
— У вашего батюшки было множество причин желать смерти Николаи. И одну из них я вам привела.
— Предоставьте это мне, госпожа Алейдис. Из нас двоих судья — я, если вы до сих пор этого еще не поняли. Вести разбирательство моя непосредственная задача.
— А я истица, и мой долг помочь вам установить истину. Если вы утверждаете, что рассматриваете все возможные версии.
— Я не просто это утверждаю, я действительно рассматриваю все возможные версии.
— Но той, что у вас под носом, вы в упор не хотите замечать.
Она сомкнула руки в замок, выразив этим жестом одновременно сердитость и крайнее, отчаяние.
— Вы знали о сделке, которую ваш отец пытался заключить с Николаи? Как он пытался купить меня, пообещав моему на тот момент будущему мужу Рильскую таможню?
— И да, и нет, — ответил он, неловко откашлявшись. — Разумеется, я знал, что отец хотел заключить сделку с вашей семьей. Но о таможне я и сам узнал лишь недавно.
— Сделку? Вы так это называете?
— Но это и была бы сделка, не более и не менее.
— Значит, вы женились бы на мне, потому что так было угодно вашему отцу?
— Нет.
Она недоуменно вскинула голову.
— Отчего нет?
— А вы бы вышли за меня замуж?
— Нет:
— Отчего же?
Она почувствовала, как щеки заливаются румянцем.
— Я бы подумала, что у нас с вами нет ничего общего.
— Кроме того, что я раздражаю вас так же, как вы меня, вы хотели сказать? Что поделать, придется потерпеть, мучиться осталось недолго.
Он бережно тронул ее за руку.
— Посторонитесь, скачут рыцари архиепископа.
Они остановились и пропустили колонну рыцарей, гарцевавших на мощных скакунах, затем двинулись дальше, миновали арсенал, в котором хранилось оружие городского ополчения, и вскоре свернули в сторону церкви Святого Гереона. Прямо за церковью стоял дом семейства Хюрт.
Арнольд Хюрт, брат покойной Гризельды, был пожилым сутулым мужчиной с русыми волосами, маленькими серыми глазами и необычайно длинным изогнутым носом. Он любезно поприветствовал визитеров и провел их в гостиную, обставленную тяжелой темной мебелью. Окна были крошечными и закрывались от сквозняков шторами из выскобленных свиных шкур, так что в комнате было бы почти совсем темно, если бы не пара масляных ламп, озарявших ее тусклым светом. Алейдис с трудом удержалась от того, чтобы не поморщиться от ударившего ей в нос неприятного запаха плесени и затхлости. Арнольд послал служанку, которая на вид была едва ли моложе его самого, за кувшином пива и кружками, а затем с кряхтением устроился на одном из стульев.
— Присаживайтесь, господин полномочный судья, и вы тоже, госпожа Алейдис. Надеюсь, у вас все хорошо в это печальное время. Чем я обязан вашему визиту?
Повод у нас не самый приятный, — быстро ответил ван Клеве, опередив Алейдис, которая даже не успела открыть рта.
— Как вы, я уверен, знаете, вдова Голатти подала иск против убийцы своего мужа, так что теперь мне предстоит его разыскать.
— Вы хотите найти его здесь, в моем доме? — хохотнул старик. — Умно придумано, но вы, к сожалению, напрасно потратили время, придя сюда. Я не убивал своего зятя. На что мне это? Он был всегда добр к моей сестре. Даже когда она теряла одного младенца за другим, он не отрекся от нее, как сделали бы многие другие мужчины.
— Как я слышал, причиной тому, вероятно, было огромное приданое госпожи Гризельды.
Полномочный судья выжидающе посмотрел на Арнольда.