– Кем, можно тебя на пару слов? – позвал Хантре.
Эдмара, который может вклиниться в разговор, сейчас нет дома, а он еще не потерял надежду выяснить, что происходит.
Амулетчик согнулся в поклоне, но вспомнил, что собеседника это раздражает, и выпрямился. На лице выражение замешательства, преданности и неловкости.
– Пойдем куда-нибудь, разговор есть.
Они поднялись в бальный зал на втором этаже, тоже подготовленный к ремонту: голые стены с фрагментами обережных узоров, прежде спрятанных под обоями, развороченный паркет, гулкое эхо. Всей обстановки – дощатые козлы да несколько замызганных стульев из дорогого гарнитура, оставшихся от прежних владельцев.
Он дохромал до стула. Боль в колене то слабела, то усиливалась, через некоторое время пройдет, процесс регенерации уже начался.
– Будешь кофе? У меня в термосе есть.
Кем переминался с ноги на ногу, как будто не смея сесть без разрешения в его присутствии.
Хантре извлек из магической кладовки термос, свинтил две одинаковых чашки. Иномирская посуда, в Сонхи таких не делают, даже в Бартоге, но для него в термосе не было ничего непривычного: как будто их полно в том мире, где он жил раньше. У него такой был. Или не совсем такой, но похожий. И даже не один.
Сразу возникло ощущение, что ему здесь и без термосов хорошо, тем более что Эдмар натащил их сюда в достаточном количестве – еще до того, как маги Ложи лишили его возможности открывать Врата Перехода.
Он дома. Его дом здесь, а не там.
– Что с тобой? – насторожился Кем.
– А в чем дело?
– Показалось, что ты под чарами. Характерное такое выражение в глазах… Как будто мелькнуло, всего на пару секунд.
– Если бы что-то было, я бы почувствовал. Навести на меня чары сейчас точно никто не пытался. Может, сядешь и возьмешь чашку?
Амулетчик подчинился и начал скомкано благодарить.
– Объясни, почему ты с некоторых пор ведешь себя со мной, как по голове ушибленный? – перебил Хантре. – С Эдмаром и то держишься проще, хотя он князь Ляраны и твой наниматель.
Взгляд у Кема стал особенным – доверчивым и сияющим.
– Ты ведь ангел Света, и благодаря тебе я соприкоснулся со Светом, – произнес он почти шепотом.
– Ага, приехали… Откуда такая информация?
– Я видел священный отпечаток, который остался в Хиале на плато Тугоррат, когда ты поразил своим ангельским мечом князя Тугорру. Отпечаток твоих крыльев… Они говорили, когда Тугорра на вас напал, ты на миг принял свой истинный облик.
– Кто – они?
– Тейзург и Серебряный Лис.
– Два трепла. И ты уверен, что тебя не разыграли?
– Я соприкоснулся со Светом – в этом я уверен! И отпечаток там есть, они говорили, он теперь долго не исчезнет, хотя демоны Лиса завалили его камнями.
– Это ничего, что я не знаю никакого Тугорру и вообще не помню такого инцидента?
– Это было, когда вы летели с Бруканнером после Накопителя. Эдмар рассказывал, вы оба тогда были не в себе, и он тоже этого не помнит. Серебряный Лис обнаружил, что там появилось странное место, и позвал его посмотреть, меня взяли с собой. Теперь я знаю, кто ты на самом деле!
Кемурт глядел на него, как на величайшее диво.
– У меня не было с собой никакого меча. Только ножи, которые так и не пригодились.
– Эдмар сказал, этот меч – твой атрибут, когда ты в истинном облике.
– Дай подумать, ладно?
Допив кофе, Хантре поставил на пол чашку, откинулся на скрипнувшем стуле. Он собирался не думать, а добраться до нужной информации своим способом: если с Тейзургом получилось, должно и с самим собой получиться.
Сплошной туман – заблокированный период его жизни – и бесконечное свободное падение сквозь этот туман, сквозь беспредельную зыбь Хаоса, сквозь узнаваемую пестроту древнего мира Сонхи…
Кажется, вот оно. Никаких картинок, одни лишь отголоски впечатлений о том, что с ним тогда происходило. Он был вместе с сущностями, с которыми, возможно, находился в родстве, но потом оттуда ушел. Никто его не выгонял, сам ушел. И словами обычного языка об этом не расскажешь, потому что слова, вроде бы подходящие по смыслу, все равно искажают суть. Например, можно сказать, что он ушел из-за несогласия с остальными – но несогласия не было, просто он принял решение существовать рядом с теми, кто не принадлежит к их числу, существовать с ними наравне и по мере своих возможностей менять их существование в лучшую сторону. Или еще пример, напоследок ему как будто сказали: «Иди куда хочешь» – но в этом не было того эмоционального подтекста, который люди нередко вкладывают в эту фразу, это означало только то, что за ним признают право находиться там, где он сам пожелает. Возникла почти картинка: множество мерцающих информационных сгустков, то ли планеты, то ли цветы, и он поддался притяжению того из них, который понравился больше других – это и был мир Сонхи…
Хантре через силу разлепил веки. Залитый летним солнцем зал с ободранными стенами, клочья обоев по углам, кружение сияющих пылинок, заляпанные окна, за которыми зеленеют кроны деревьев – случайная конфигурация здешней материи, которая могла бы принять и любые другие формы… Но это быстро прошло: мир дорожил своей определенностью и берег ее от таких посягательств, пусть даже мысленных.
– Долго я там гулял?
– Полчаса, наверное.
– Мне показалось, дольше. Похоже, я действительно когда-то очень давно принадлежал к сообществу, из которого ушел, чтобы жить в Сонхи. Или, может, не с самого начала принадлежал, а пришел туда откуда-то еще, какое-то время находился вместе с ними и потом ушел – я не уловил, что было раньше. Как будто я был с ними не согласен по некоторым моментам. Мне ближе позиция «если можешь сделать – возьми и сделай». Хотя признаю, что есть достаточно серьезные доводы против того, чтобы применять такой подход в любой ситуации.
Кем слушал с жадностью и обеими руками держался за измазанное известкой атласное сиденье, словно опасался свалиться со стула. Он что ли так и просидел все эти полчаса, не смея шелохнуться?
– Во Вселенной великое множество разных сущностей и сообществ. К тому, о котором мы говорим, определение Свет, действительно, подходит – это воспринимается, как мощный и благотворный Свет. Ты перестал хромать после того контакта?
– Да… – Кем молитвенно сложил ладони. – Это было… Даже не знаю, как сказать…
– По-моему, когда Зинта призывает силу, она подключается к тому же источнику, только не напрямую, а через Тавше, которая выполняет функцию концентратора, – Хантре спохватился, что употребил бартогский технический термин, но собеседник кивнул – он был парнем начитанным. – Тавше тоже оттуда, и, видимо, у нее открыт постоянный канал. Кстати, вот пример того, что вызывает у меня несогласие: лечат тех, кому повезло привлечь внимание лекаря под дланью, но масса других заболевших и травмированных такой помощи не получает.
– Наверное, для этого есть какие-то причины.
– Наверное. Но для тех, кто не дождался помощи, это дела не меняет.
– В некоторых мирах таких называют ангелами, об этом писали путешественники по мирам. Никогда не думал, что увижу вблизи ангела… – Кемурт нерешительно и как-то по-детски улыбнулся.
Хантре вздохнул сквозь зубы:
– Я не ангел. Ну, или давно уже бывший.
– Не бывший, иначе ты не смог бы принять свой истинный облик, когда на вас напал Тугорра, и поразить его мечом-атрибутом.
Чуть не спросил, кто такой Тугорра, но раз между ними произошла стычка, он и сам должен об этом знать.
…Муть и боль, силы на исходе, зато они все-таки победили, осталось еще чуть-чуть продержаться, дотянуть до Ляраны. Они и держались, пока внизу не разверзлась ненасытная пасть – и всех троих начало затягивать в удушливую смрадную темень, где длилась и никак не могла оборваться агония тех, кто угодил туда раньше. Вялое шевеление множества жертв, которые питают раздувшегося паразита и считают себя его составными частями. Уже цепенея, соскальзывая в этот провал, Хантре понял, что их ожидает такая же участь, от отчаяния и ужаса чуть не рехнулся – и в следующий момент на него нашло помрачение. Или, скорее уж, просветление, судя по тому, что рассказал Кемурт. Что было во время то ли помрачения, то ли просветления, он уловить в подробностях не смог: мгновенное ощущение сокрушительной слепящей вспышки – и все. А потом они снова летели над зыбкими ландшафтами Нижнего мира, на грани бреда, полуживые, до предела измученные…
– Теперь хотя бы понятно, почему демоны Хиалы со мной больше не здороваются.
Кем смотрел на него все с тем же умиленно-восторженным выражением.
– Как ты думаешь, Свет, с которым ты соприкоснулся, нуждается в том, чтобы ему поклонялись?
– Нет, – поразмыслив, ответил амулетчик.
– Тогда не надо смотреть на меня, как на статую в храме. Разных сущностей много, и нет необходимости в том, чтобы одни поклонялись другим. Тварь, которая кормилась от Накопителей, по всем параметрам была в Сонхи локальным божеством – и что, это должно кому-то внушать уважение?
– Свет – другое дело, – убежденно возразил Кемурт.
– Вот именно. Буду рад, если ты перестанешь передо мной расшаркиваться, словно я королева Ларвезы.
– Почему же королева Ларвезы, а не княгиня Ляраны? – насмешливо-учтивый голос Тейзурга прозвучал сверху – там находилась галерея, с которой на днях посбивали графские гербы Эрчеглерумов, из-за чего она теперь выглядела, как после нашествия шаклемонговцев.
Хантре не уловил его появления, хотя должен был. Даже сейчас не чувствовал его присутствия.
Заэкранировался. Он и раньше так делал.
– За княгиню ты и сам сойдешь, зачем тебе еще одна?
По лестнице неторопливо спускалась элегантная алендийка, одетая неброско, но с истинно столичным шиком. Каштановые волосы собраны в узел. Шляпка с густой вуалеткой – на виду лишь треугольный подбородок и алая полоска губ, чуть искривленных в иронической улыбке.
Посещая те кварталы, где обрывался след вывезенных из Королевского банка денег и слитков, они каждый раз маскировались по-новому. Они не единственные напали на верный след: несколько раз видели там Орвехта, но лучший дознаватель Ложи продвинулся в поисках не дальше, чем его тайные конкуренты.