– Нет, – она бессильно откинулась на груду смятых подушек. – Чувствую себя так, как будто из меня жилы выматывают, виток за витком, виток за витком… Хотелось бы думать, что это всего лишь происки эгедрийских вурванов или что-нибудь в этом роде, а не то, чего никогда не могло случиться. Ты был в Эгедре?
– Следил за ними издали, – уклончиво ответил Дирвен. – Ох, и устал… Я еще не закончил разведку, сейчас надо кое-что взять, чтоб эти гады даже не надеялись. Ладно, я пошел.
На выходе из комнаты его опять повело, он стукнулся лбом о косяк, хотя и не сильно.
– Всем героям герой, – проворчала позади Зунак.
– Он странно выглядит, но мне сейчас не до него, – умирающим голосом отозвалась царица.
У себя в комнате Дирвен сунул в карман артефакт, блокирующий Врата Хиалы – грубо выкованный ажурный медальон из серого сплава, размером с ладонь – потом завернул на кухню, потребовал жратвы и пива. Перед ним поставили миску рыбной похлебки и вареную кукурузу, а пиво, сказали, будет завтра утром.
Поев, чуть не уснул прямо на кухне, но тут его как подбросило: надо установить блокировку, чтоб эта сволочь не сбежала через Хиалу, а то никакого больше поимелова… И перепрятать деньги, это же его королевская казна, у Ложи на нее никаких прав.
Так и подмывало кому-нибудь рассказать о своем триумфе, хотя бы понурым слугам, которые на посыпанном мукой столе готовили угощение к балу: колобки с саранчой и фаршированные лягушачьими лапками запеченные сливы. Но этим ни слова, а то вдруг они Лорме донесут.
Вспомнилась книжка Баглена Сегройского, путешественника по мирам, писавшего о Земле начала двадцать первого века. В том мире была замечательная штука под названием «междусеть»: что-нибудь напишешь, и все-все прочитают, а можно еще и «выкладывать фотки» – так называются картинки вроде тех, которые делают в Бартоге с помощью диковинных светописных механизмов. Если б такая «междусеть» была в Сонхи, весь мир узнал бы о том, что Дирвен с Самой Главной Сволочью наконец-то за все поквитался.
Ползти все легче, да и фляжка полегчала, а клубок, разматываясь, становился все меньше и меньше. Уже ничего не мешает подняться на ноги. За травой видна раскидистая крона дерева, под которым сидит Кем. Шнырь оглянулся: позади блестит под ярким небом птичья речка. Все как было вначале. И никакого клубка, одна истончившаяся нитка от него осталась.
Шагнул вперед – нитка оборвалась, и как не бывало никакой жути. Тогда он припустил со всех ног, по дороге чуть не запнулся о круглый, как мячик, зеленовато-рыжий плод с толстой пупырчатой кожурой, величиной с большое яблоко. Такие плоды росли на дереве и валялись внизу, если они съедобные да сочные – может, и не надо было за водой бегать… Зато Кем живой.
– На, пей, – Шнырь протянул ему фляжку. – Потом расскажу, чего со мной было.
Кем выпил не все – сделал несколько жадных глотков и отдал ему, что осталось:
– Давай-ка тоже глотни, а то выглядишь так, как будто сутки полз по пустыне.
– Не, не по пустыне, а здесь. Ко мне опять прицепилось то самое колдовство, которое по дороге сюда мешало, это был клубок, и сейчас он, кажись, размотался, но я лучше по порядку расскажу…
– Лезь на дерево! – прошипел вдруг Кем. – Живо!
Он смотрел мимо Шныря. Тот оглянулся – и увидел стигов: костяных шестилапых ящеров, которые убивают хоть людей, хоть животных, хоть даже кого-нибудь из народца, кто помельче. Желудков у этих скелетов нет, насыщаются они жизненной энергией растерзанной жертвы. Эти недавно кого-то разорвали – зубастые белые морды измазаны свежей кровью, но все равно нападут, на то и стиги. У Кема боевые амулеты, но для драки он все еще плох…
– Ну чего вам от нас надо, вы же сытые! – в отчаянии крикнул Шнырь. – Лучше поиграйте, а нас не трогайте! Нате вам мячик!
Схватив валявшийся возле корней плод, он залихватски швырнул его:
– Ловите!..
Это могло бы отвлечь собак, и то не всяких, а стиги играют только со своими жертвами… Но два шестилапых скелета переглянулись пустыми глазницами и наперегонки ринулись за «мячиком».
– Феноменально… – выдохнул Кем, на лбу у него выступила испарина. – Как ты зачаровал их?
– Я не зачаровал, – Шнырь плюхнулся на землю, у него поджилки тряслись. – Я просто кинул, чтоб они побежали…
– Погоди, щас я защитный круг, пока они не вернулись!
Кем кое-как поднялся и обошел вокруг дерева, задействовав обережный амулет, потом снова уселся и привалился к стволу, тяжело дыша.
– Отдохнуть надо, но мне уже лучше. Я читал о стигах, они всегда нападают, если могут напасть, они так себя не ведут…
Костяные ящеры умчались, отнимая друг у дружки «мячик», и мелькали двумя белыми мошками среди зелени.
– Значит, нам попались сбесившиеся стиги, – решил гнупи. – Повезло… Дальше-то что будем делать?
– Пойдем на северо-запад. У меня есть амулет, определяющий стороны света, и бартогский компас. Как только встретим какого-нибудь мага, попросим его призвать Серебряного Лиса – у меня полные карманы, чем заплатить. С Дирвеном я не справлюсь, а Лис что-нибудь придумает, чтобы их выручить.
– А дай мне компас! – попросил Шнырь. – Ух ты, какой он здоровский, как в книжке на картинке…
– Ты поговорил с Нинодией?
Зинта полулежала, опираясь спиной о подушку, живот под одеялом вздымался холмом. Светлые волосы коротко подстрижены и заправлены за уши, взгляд внимательный, требовательный. На тумбочке у изголовья несколько книг на ларвезийском и на молонском, верхняя с закладкой – ее любимые дневники путешественников по мирам.
– Не успел, она уехала. Как выяснилось, не к родственникам, а в монастырь при храме Кадаха. Письмо прислала, вот, сама почитай.
Письмо принесли позавчера, но Суно посмотрел его только сегодня – спасибо, матушка Сименда напомнила. Нинодия писала, что живет при обители Кадаха, в столицу вернется нескоро и просит ее не искать, потому что она решила поменять свою жизнь. Неподалеку от монастыря есть лечебница Тавше, и если понадобится, ей окажут помощь. Она решила завязать с пьянством и победить свое пристрастие к воровству, чтобы Талинсе не было стыдно за свою беспутную мать. Зинте – поклон с великой благодарностью, Шеро – душевные поздравления с грядущим юбилеем. Это письмо она с оказией передала в Батриду, монастырь находится в другом месте.
На дешевом сером конверте марка с парусником и почтовый штемпель Батриды. Плясунья выдает желаемое за действительное: никто и не стал бы ее искать. Но если она наконец-то взялась за ум, это и впрямь хорошо.
– Видишь, с ней все в порядке. Искренне за нее рад.
– Лишь бы родила без осложнений, – озабоченно наморщив лоб, сказала Зинта. – Я запечатала ей чрево силой Тавше, но раз она в монастыре, и там рядом лечебница, они позовут кого-нибудь из жрецов Милосердной, чтобы снять печать. Как думаешь, у нее получится поменять свою жизнь?
– Я бы не был в этом уверен. В монастыре она может измениться под влиянием окружающей обстановки, но когда вернется в Аленду – никаких гарантий, что не станет прежней Нинодией. Поживем – увидим.
– А как насчет реформ, вы с Шеро собираетесь их проводить?
Он-то надеялся, что Зинта об этом забыла.
– Общественные реформы должны быть постепенными и не разрушительными для общества, люди еще не пришли в себя после смуты.
– Так они быстрее придут в себя, если у них жизнь по-хорошему наладится! Мне же много кого приходилось лечить, и я знаю, как живется рабочим с фабрик и мануфактур: там обычное дело, если они работают по двенадцать часов, а платят им мало, потому что хозяева жадничают. Вы с Шеро собираетесь навести порядок?
– Зинта, пойми, для этого пока не время.
– А когда будет время?
– Когда общество созреет для таких перемен.
– Ну, так оно у вас созреет и шмякнется с ветки на землю, как переспелая груша, и сами тогда будете локти грызть, что вовремя ничего поменять не захотели! – рассердилась Зинта.
В такие моменты Орвехт поневоле жалел о том, что он высокопоставленный маг из ближайшего окружения главы Ложи, а не прежний рядовой функционер, с которого взятки гладки. Остается лишь уповать, что после рождения ребенка ее интерес к неудобным политико-экономическим вопросам отодвинется на задний план.
Выручила его милосердница, которая принесла Зинте лекарства и бартогский градусник. Суно попрощался и отправился в Треуголье.
Хотелось прогуляться пешком, и он отпустил возницу на полпути. Тот час, когда пылевые облака цвета пепла и корицы, с темнеющими во чреве обломками, уже уползли с алендийского неба, а сумерки еще не наступили. Из распахнутых окон плывут запахи еды, кто-то изводит расстроенную виолончель. Впереди, над каналом, черным огрызком на розовом фоне виднеется Мост-с-Беседкой, который во время смуты стал Мостом-без-Беседки.
Отголоски манящих чар и поисковых заклятий – похоже, где-то поблизости работают экзорцисты, и похоже, они пока не преуспели. В Треуголье можно не спешить, все равно «невод» еще не готов. Суно повернул в боковой проулок, скользкий от недавно выплеснутых помоев. За этакое безобразие полагается штраф, но нарушители пользуются тем, что властям пока не до того.
Коллег было пятеро, обычный состав для рабочей группы экзорцистов. Он знал Сугервехта – опытного, хотя и не наделенного большой силой профессионала из тех, кто блестяще справлялся, пока можно было черпать из Накопителей, и Джелодию, тоже весьма сведущую по этой части. Двое серьезных юношей и девица с решительным взглядом и легкомысленными кудряшками – видимо, недавние выпускники Академии. С ними была женщина в домашнем платье, с заплаканным лицом: пострадавшая или, скорее, мать либо родственница жертвы.
– Требуется помощь, коллеги? – осведомился Орвехт.
Ему обрадовались: он ведь из тех, у кого хватает собственных ресурсов для работы в одиночку – серьезное подкрепление.
– Что случилось?
– Дочку мою увела тухурва, – охрипшим от слез голосом сказала женщина.
– Давно?