Несколько сойгрунов вертелось, высматривая браслеты, но как раз их-то продавцы не выкладывали напоказ, а то с этих прыгунов станется схватить понравившийся и задать стрекача. Условие не позволяет им воровать у людей, зато у другого народца – всегда пожалуйста.
Два джуба с лоснящейся кожей цвета спелых баклажанов устроились со своим товаром в разных концах базара, чтобы не сманивать друг у друга покупателей. Между собой эти любители настольных игр неизменно вежливы и соблюдают неписаный этикет. Они принесли на обмен всякую честно выигранную всячину – джубы всегда играют честно.
Тот, что был в заношенной куфле с разлохмаченными остатками шитья, разложил на тряпице несколько разноцветных плиток сиянской туши, часы-луковку, таинственно мерцающую хрустальную крышку от какой-то людской посудины и три новых кожаных перчатки. Второй, в сюртуке со следами оторванных галунов, сбывал позолоченный мундштук, деревянную гребенку, ложку с эмалевой картинкой на черенке, загадочную механическую штуковину, ощетинившуюся зубьями шестеренок, и пару кожаных стелек. Венша подошла сперва к одному, потом к другому, но у джубов не было того, что она искала.
Оглядев остальные прилавки, она направилась к сидевшим в сторонке мастерам келтари, работавшим на заказ. Те несколько раз переспросили, с магией или без магии – непривычно им было, что кому-то нужны такие изделия без вплетенных чар. Но не объяснять же всем любопытствующим, что она задумала! Келтари обещали управиться к утру: если без колдовства, работа несложная, времени займет немного.
Мучаха с желтой косицей и лицом точь-в-точь человеческим, но несусветно худым, с ввалившимися щеками и выпирающими острыми скулами, сидела на корточках возле своего лотка с лакомствами: тут были и сушеные жуки, и жареные земляные орехи, и вяленые рыбешки, и крохотные горшочки с улитками в меду. Венша набрала всего, заодно поболтала с ней о последних новостях, но та мало что могла рассказать. Это племя малочисленное и скрытное, людей боится как огня, потому что те охотятся за кисточками с хвостов мучах, которые нужны им для зелий и амулетов – а если мучаха останется без кисточки на хвосте, она захворает и умрет. Венше пришло в голову, что люди с точки зрения мучах такие же злыдни, как амуши с точки зрения людей.
Пока они болтали, мимо целеустремленно проскакал сойгрун – оттуда, где тихо плескала в темноте Шеханья, и потом в ту сторону направился джуб с хрустальной крышкой от неведомой посудины. Возле мокрого камня из воды по пояс высунулась русалка, поджидавшая торговца: крышку пристроили. Сойгрун получил за посредничество сразу два браслета – сплетенный из водорослей, с бусиной речного жемчуга, и засаленный кожаный ремешок с медной пряжкой.
– Не видела здесь пришлых амуши, не видела кого-нибудь не из местных? – будто бы невзначай задала Венша главный вопрос.
– Одного видела, – отозвалась мучаха. – Издалека явился, никто его не знает. Где-то здесь бродит.
Хорошо, если враг только один… А может, и не враг, всего лишь странник, которому нет дела до придворной дамы из Ляраны.
– Ты заметила какие-нибудь перемены? По-твоему, что-то с недавних пор стало иначе?
Если разговариваешь с мучахой, вопросы надо повторять дважды на разный лад, иначе она тебя не поймет. Люди знают об этом и с помощью такого приема разоблачают мучах, затесавшихся в человеческое общество – но те тоже не промах и, чтобы себя не выдать, прикидываются глухими.
– Вот уж не скажу, – собеседница неопределенно вильнула длинным голым хвостом с жиденькой кисточкой на конце – он высовывался сбоку из-под ее рваных юбок. – Что-то поменялось, то ли тени от облаков теперь не те, что раньше, то ли от всех стало пахнуть по-другому, от тебя тоже… От амуши пахнет свернувшейся кровью и высохшей на солнцепеке травой, и раньше в твоем запахе было больше крови, а нынче больше травы, но что это значит – поди пойми. А вот люди не изменились, от них держись подальше!
Тут подошел джуб, получивший за хрустальную крышку горсть почернелых серебряных монет со дна реки, а за ним варан-оборотень и двое келтари. Венша со своей едой отсела в сторонку, в тень возле неглубокого пустого грота. Она уже заканчивала трапезу, когда ее окликнули:
– Венш-ш-ша, неужели это ты?..
Ему не удалось застать ее врасплох. Один миг – и она уже на ногах, блеснул в лунном свете выхваченный из кармана серповидный нож.
– Куарри, какая встреча! Век не виделись, и вот ты здесь, ну надо же!
Придворный Лормы отвесил вихлявый шутовской поклон и небрежно вынул двумя пальцами стилет из петельки на своем одеянии. Он носил все тот же грязный балахон, расшитый человеческими зубами и позолоченными улитками. За минувшее время зубов прибавилось.
Венша тоже насмешливо поклонилась: вражда враждой, но когда это мешало игре?
Двигаться они начали одновременно, передразнивая друг друга – ворожба и танцевальные ужимки, не всякая песчанница их перепляшет. А вот с песчаными ведьмами им лучше не встречаться, вошедшая в полную силу песчаная ведьма – для представителей их племени верная погибель.
Решив, что шансы, пожалуй, равны, Венша приободрилась. При дворе Лормы Куарри не принадлежал к числу самых опасных. Он мужчина, она женщина – и что с того? Они ведь не люди, у которых половая принадлежность предполагает большую или меньшую физическую силу.
У амуши все иначе. Забеременев, женщина-амуши на четвертый месяц выталкивает из своего чрева кожистый плод величиной с кулак, который закапывает в потайном месте, защитив отводящими чарами. Вскоре после этого из земли вылезает несколько травинок. День за днем их становится больше, они тянутся вверх, и спрятанный плод тоже растет, а потом из него выбирается, как насекомое из куколки, тощее голенастое существо с травяной шевелюрой.
Если амуши понесет от человека, произойдет то же самое, но во внешности ее ребенка будут людские черты: ступни поменьше, руки покороче, вместо когтей плоские ногти. А человеческие женщины рожают детей от амуши обычным для себя способом, и внешность у тех почти людская, но среди волос на голове попадаются травинки. Из таких полукровок получаются отличные засланцы – главное, намотай платок или тюрбан, да не забывай выдергивать проклюнувшиеся ростки.
Венша, хоть и была дамой, кавалеру Куарри ни в чем не уступала.
– Ладно-ладно, я к тебе с поручением, я всего лишь почтовый голубь! – промолвил тот, растянув безгубый рот в ухмылке до ушей. – Почтальонов не убивают, иначе письма не получишь!
Стилет у него в пальцах так и вертелся, словно блестящее тонконогое насекомое пыталось вырваться на волю. Венша тоже так умела.
– Ядовитое письмо от твоей повелительницы? Ишь, какой чести я удостоилась! И как же ты заставишь меня взять его в руки?
– Письмо не ядовитое и не тебе, а твоему повелителю от моей повелительницы. Если передашь его по назначению, Лорма, возможно, простит твою провинность.
– Она сама об этом сказала?
– Ты ведь хочешь заслужить прощение царицы?
– Ты не ответил на вопрос, любезный Куарри! Она говорила об этом или нет?
– Могу поспорить на три зуба с моего любимого балахона, она имела это в виду.
– Ах, вот как…
Чистокровные амуши лгать не способны, а вурвана хоть правду скажет, хоть соврет, один крухутак ее разберет, так что письмо вполне может оказаться отравленным или зачарованным. Ясно только, что оно и впрямь адресовано Тейзургу. И Венша могла бы поставить трех самых красивых стрекоз со своего балахона против трех самых завалящих зубов с балахона Куарри, что Лорма вовсе не поручала ему передать эпистолу через придворную даму. Небось велела вручить лично князю, но посланец перетрусил, вот и измыслил окольный путь.
– Куарри, недосуг мне с тобой лясы точить. Да и тебе неблизкий путь предстоит – в Лярану, пред очи моего повелителя… Интересно, что будет, если ты попадешься на глаза рыжему магу Хантре, который оч-ч-чень недоволен тем, что вы творили в Аленде? Уйдешь ли оттуда живым, вот вопрос… Ну, да я об этом скоро узнаю.
– Венша, отнеси письмо ты, – поразмыслив, капитулировал оппонент. shy;- Забагдой клянусь, это всего лишь бумажка в запечатанном конверте, для тебя в этом нет ничего опасного!
– А чем отблагодаришь? – ухмыльнулась Венша.
– У меня есть зачарованные корешки сабу для любовного зелья, которое всякого человека заставит поверить, что перед ним не амуши, а нежная пышнотелая девица. Почти всякого, не считая таких, как твой повелитель и его рыжий приятель.
Она фыркнула:
– Оставь себе, вот уж не интересуюсь!
Зачем ей корешки сабу, если она и в своем истинном облике пользуется успехом у демонов Хиалы, стерегущих кофейные плантации в Ляране?
– Тогда чего ты хочешь за эту небольшую услугу?
– Небольшую? По тебе не скажешь… Давай сыграем, будто бы ты крухутак, а я будто бы выиграла у тебя игру в три загадки, да не одну, а целую дюжину?
– Венша, ты хуже Лормы! – возмутился Куарри.
Сторговались на полудюжине вопросов.
Наутро она отправилась в обратный путь. В котомке у нее лежало письмо для Тейзурга, ходячий чайный сервиз, завернутый в тряпье, чтоб не побился в дороге, да еще несколько нужных вещей, изготовленных мастерами келтари. Вдобавок теперь Венша знала, что случилось в тот день, когда она бегала в Нухават – и с ней, и со всем остальным сонхийским народцем.
Этот сон был хуже всех предыдущих вместе взятых, хотя Несотворенный Хаос в этот раз не снился, о нем всего лишь упомянули в разговоре. Но осталось ощущение, что скоро случится что-то непоправимое, а он не смог это предотвратить. Стоило открыть глаза – и олосохарское солнце без остатка спалило неясную картинку, однако это ощущение никуда не делось.
Снилось, что он «у себя дома» – хотя дома он в Сонхи, а в Сонхи у него своего дома нет. Но эта комната была ему хорошо знакома, и тех, кто там находился, он тоже знал. Двое детей лет десяти-одиннадцати – мальчик и девочка, и девушка-подросток постарше, с гривой вьющихся рыжих волос, на кого-то похожая чертами лица. Так и не понял, на кого.