За время железнодорожных скитаний Дирвен разжился новой одеждой, очками с синими стеклами и чужим билетом – правда, на другой поезд, но кому какое дело. Главное, чтобы краешек торчал из нагрудного кармана: перед вами такой же, как все, путешествующий придурок.
Хотелось пива. Отправление через час двадцать минут, пассажиры успеют прогуляться и отобедать. А ему лучше обождать до завтра – билет для антуража у него есть, но места нет, и пришлось бы или ютиться в тамбуре, или на всю ночь засесть в уборной.
– Ты не бывал раньше в Кваге? Самое лучшее пиво в «Живописной картине», вон та крыша с разноцветной черепицей.
– «Живописная картина»? Ну и названьице, оригиналы…
– Это потому, что у них в зале висит громадная картина. Говорят, еще при деде нынешней хозяйки высадили однажды с поезда безбилетного художника. Чтобы заработать на еду, он писал фермерам семейные портреты, а трактирщик заказал ему полотно с праздничным застольем на фоне пейзажных красот и миловидными девицами. Их двадцать две, я в прошлый раз посчитал. А какое там божественное пиво… В Дуконе такого не найдешь.
Дирвена обогнали, болтая, двое бартогских пижонов. Он двинулся за ними. Божественное пиво – это в самый раз. И хотя бы посмотреть на годных девок, пусть даже нарисованных, если поимелово в ближайшее время не светит.
В ту же сторону потянулись и другие пассажиры, он прибавил шагу. На ходу запихнул билет поглубже в кармашек: он заночует в Кваге, поэтому не стоит выглядеть отставшим от поезда придурком.
Кое-кто успел раньше, все места с видом на красочное полотно размером в полстены были заняты. Но он сперва поест, а потом развернет стул и поглядит, что там за девицы.
Обслуживали расторопно, принесли бартогские сардельки с тушеной капустой. Пива Дирвен потребовал две больших кружки. Осушив первую, разочарованно фыркнул: не сказать, что пойло, но вовсе не «божественное».
– Обыкновенное пиво, – буркнул он вслух по-бартогски.
– А чего вы хотели, молодой человек? – отозвался засушенный господин с лошадиными зубами, сидевший напротив, рядом с такой же засушенной дамочкой. – Тут не умеют варить пиво, это вам не Дукон и не Каркацал.
– Некоторые хвалят…
– Значит, они настоящего пива никогда не пробовали.
– Гранжек, дорогой, ты на это обрати внимание, – спутница слегка толкнула его локтем в бок. – Может быть, художник и талантливый, иногда талантливые люди изображают странные вещи, но повесить такое в зале, где люди обедают… Этого я не понимаю!
– Да уж, – согласился Гранжек. – Не то, что приятно созерцать во время еды.
За соседними столиками тоже обменивались впечатлениями – недоуменные смешки, неодобрительное ворчание, кто-то вполголоса требовал от своего семейства: «Не смотрите на это, не смотрите!.. В тарелки смотрите…»
– Хозяйка, что это вы на стенку повесили?
– Эта картина сто лет здесь висит! – огрызнулась хозяйка. – Чем она вам не нравится?… А-а… О-о… Это еще что?.. – и после паузы раздался яростный вопль: – Кто это сделал?!!..
Тут уже и Дирвен повернулся. Зайдя в трактир, он сразу давай высматривать удобное место, картину не разглядывал – заметил только, что она цветастая, в потемневшей резной раме, и на ней много всякого изображено. А теперь увидел, что там изображено… Голубое небо, цветущий сельский пейзаж, но никакой это не праздник, а коновал за работой, и к нему выстроилась очередь – кто скотину привел, кто связанного человека приволок, а некоторые пришли сами и понуро стоят со спущенными штанами. Причем каждый второй из этих обреченных – светловолосый, вихрастый, конопатый, похож на Дирвена… Один еще и в короне.
На колено ему упал из ниоткуда кровоточащий обрубок, скатился на пол. Дирвен шарахнулся, опрокинув стул, подавился криком. И лишь спустя мгновение понял, что это свалилась у него с вилки недоеденная сарделька в томатном соусе.
На него не обратили внимания, потому что все наперебой возмущались и высказывали догадки. Кто подумал на гнупи, кто на шутников с поезда. Между столиками пробиралась женщина в форменном камзоле с эполетами и нагрудным знаком в виде многолучевой звезды.
– Госпожа, да что ж это делается! – всплеснула руками хозяйка.
Отстранив ее, магичка подошла к злополучной картине, с минуту постояла и потом объявила:
– Это наведенные чары. Рассеются через три-четыре часа. Заклятье сплетено весьма искусно, и это не народец, работа человека. Если здесь присутствуют студенты Магического университета, – она обвела зал пронизывающим взглядом, – можете не сомневаться, молодые коллеги, мы проведем проверку и найдем виновных.
Обстановка разрядилась. Хозяйке посоветовали занавесить «это безобразие», и та послала служанку за старыми простынями. Дирвен тем временем протискивался к выходу.
– Занавешивайте скорей, одного уже затошнило! – крикнул какой-то доброхот.
Его и впрямь слегка подташнивало, ноги стали ватными. Он-то понимал: студенты Дуконского Магического университета здесь не причем. Это послание от Наипервейшей Сволочи, адресованное лично ему, Дирвену. Те пижоны, которые вовсю нахваливали пиво и картину с двадцатью двумя девицами, нарочно говорили об этом у него за спиной, чтобы он пришел сюда и увидел этот мерзкий кошмар, специально для него состряпанный.
Зеленые дали, аккуратные домики под черепичными крышами, синеватый горный хребет, протянувшийся с юга на север – все это одна большая ловушка, из которой нет выхода, потому что Эдмар знает, что он здесь.
Одно дело, если этот гад валяется полуживой, а ты успел дать команду амулетам, высасывающим у жертвы магическую силу. И совсем другое – столкнуться с ним, когда он не обезврежен.
Надежда только на «Пятокрылы»: оказаться как можно дальше отсюда, задействовать все защитные артефакты, проверить насчет магического преследования – и сразу новый бросок. И так до тех пор, пока не будет уверенности, что слежки нет. Хотя какая там уверенность, ясно же, что Эта Сволочь не успокоится, пока не отомстит.
Не заботясь о том, что какие-нибудь придурки начнут удивляться, чего он так быстро бежит – не в этом сейчас главная опасность, вспотевший от страха Дирвен активировал спрятанные под стельками амулеты и рванул прочь из Кваги.
В Хиалу ему сейчас хотелось меньше всего, но Тейзург настаивал. Проще прогуляться в Нижний мир, чем от него отделаться.
– Мы ненадолго, ведь это ваша первая вылазка после знакомства с Вуагобу. Не сомневаюсь, вам это по силам, – уговаривал он проникновенно, ласково, с затаенной издевкой – как же без этого. – Увы, иногда приходится ломать себя и делать то, чего не хочешь. Я мог бы даже сослаться на личный пример… В не столь отдаленном прошлом…
Хантре ощутил укол вины за «личный пример»: чувствовал ведь, что они вляпаются хуже некуда, и промолчал. Не глядя в глаза, кивнул – согласен на Хиалу.
– Вот и прекрасно, – одобрительно ухмыльнулся этот манипулятор. – Кем, ты, надеюсь, тоже не возражаешь? Ты хотел о чем-то спросить?
– Да. Помнишь, мы говорили про памятник Шнырю? Ты узнал, согласятся ли маги Ложи, чтобы он стоял в Аленде?
– Даже речи об этом не заводил. Запечатлеть Шныря в бронзе и воткнуть где-нибудь на городской площади или на бульваре – это все же не самая здравая мысль. И птицы обгадят, и другие гнупи не пройдут мимо, не говоря уж о людях… Это было бы оскорбительно для Шныря, так что от этой идеи я отказался.
– А если его в фонтане поставить? – не сдался Кем.
– М-м, тоже не годится. Памятник будет, но не статуя.
– Мозаика на каком-нибудь здании?
– И не мозаика. Больше пока не скажу – придет время, сами увидите. Но Шнырю это наверняка бы понравилось. Итак, кто из вас откроет Врата?
Они стояли на заднем дворе княжеского дворца, за ними с любопытством наблюдала Венша, с головы до пят закутанная в голубые шелка. Она отправилась куда-то с большой корзиной, накрытой салфеткой, но задержалась посмотреть. От корзины пахло жареным мясом, выпечкой и корицей.
– Хантре, давай ты, – решил Тейзург.
С первого раза не получилось. Со второго тоже. Туманная арка возникала на долю секунды, начинала мерцать и пропадала. Венше это наскучило, и она ушла по своим делам. Кем терпеливо ждал, переминаясь на солнцепеке с ноги на ногу. Эдмар отпускал якобы сочувственные замечания.
– Не могу, – в конце концов честно признал Хантре. – Во мне словно дверь, которую заклинило.
– Одно удовольствие, какие мы нежные, – Эдмар закатил глаза к знойному олосохарскому небу. – Ладно, не отказываться же нам от прогулки из-за твоей заклинившей двери.
Арка Врат, затянутая мутным текучим туманом, материализовалась в нескольких шагах от них. Кем невольно подался назад.
– Да не будет там ничего страшного, – нарочито терпеливым тоном пообещал Тейзург. – Мы посетим владения Серебряного Лиса, у него все под контролем, почти идиллия, никаких опасностей и неожиданностей не предвидится. Разве что кто-нибудь кинет в нас комком грязи – и то, если Лис будет смотреть в другую сторону. Идем!
Втроем они вошли под арку. В следующую секунду Хантре получил удар в лицо, по барабанным перепонкам хлестнуло многоголосым воем, свистом, визгом…
Агенты Кречет и Скрипка укрылись от полуденного зноя в тени белой, как чистая страница, стены и пили жидкий чай вприкуску с лепешкой. По легенде они босяки, работающие за еду.
– Алендийская кухня… – ностальгически вздохнул Кречет.
Вблизи никого, кто мог бы их подслушать.
– Ларвезийское марочное вино, – с набитым ртом отозвался Скрипка.
– Горячий шоколад с ликером и специями…
– Рыбный рулет по-мехински…
– Несравненное овощное рагу в «Сытой дюжине»…
– А жаркое на вертеле в «Пещере гурмана»?..
– А какой там фаршированный перец!
– Но фаршированные кабачки у «Бешеного кухаря» ничуть не уступают.
– Когда-то мы еще вернемся в Аленду и снова все это отведаем, – философским тоном произнес Кречет, собирая в кучку на мозолистой ладони последние крошки.