— Откуда это у тебя? — взвесив на руке, поднял брови.
— Взял у тех, чьи документы, — последовал ответ. — Они в шелке.
Капитан раздернул туго завязанный узелок, на стол высыпались два малиновых удостоверения ГУКР Смерш и дюжина солдатских книжек.
— «Полковник Азаров», — раскрыв первое, прочел вслух Кураев, и ему все стало ясно.
Около месяца назад на оперативном совещании в управлении контрразведки армии их знакомили с шифрограммой, полученной из Москвы, о пропаже на маршруте Вологда — Архангельск самолета с особо важным грузом, в целях принятия мер к его розыску.
— Ну а место, место у тебя есть? — подался капитан к раненому.
— Там, в планшетке, карта, на ней все отмечено, — прошептал тот, облизав губы.
Кураев быстро отщелкнул на планшете кнопки, извлек и развернул карту, где рядом с похожим на оленью голову озером синела поставленная химическим карандашом точка.
— Это оно? — подвинул карту к перебежчику капитан, привстав от возбуждения.
— Оно, — просипел раненый и, закатив глаза, повалился с лавки на пол, глухо стукнувшись затылком о половицы.
— Бугров! — выскочил из-за стола контрразведчик. — Фельдшера сюда. Живо!
Через несколько минут пожилая женщина-фельдшер, сделав перебежчику укол, привела того в чувство.
— Значит так, этого героя в санчасть, — приказал ей с сержантом особист. — А ты, боец, — наклонился к раненому, — о нашем разговоре ни гугу. Понятно?
— Да-а, — протянул тот и снова потерял сознание.
Когда носилки с раненым вынесли и дверь за солдатами закрылась, капитан повертел ручку полевого телефона, попросив связиста соединить его с комбатом-два.
— Олейник, ты? Это Кураев. Перебежчик вышел на твоем участке?
— На моем, — хрипло ответил сонный голос.
— Кто-нибудь его допрашивал?
— Нет. Он сразу же попросился к вам. Я и отправил.
— Добро, отбой, — положил трубку на рычаг чекист. После чего заходил по комнате.
Сразу же, как Воронова унесли (он был уверен, что это настоящая фамилия), капитан внимательно просмотрел все другие документы, в том числе командировочное предписание.
Печать и бланк с грифом Наркомата внутренних дел, содержание документа, а также золотой слиток с клеймом Госбанка СССР снимали всякие сомнения.
Это был именно тот «особо важный» груз, о котором говорилось в шифрограмме из Центра.
О перебежчике и ценнейшей информации можно было доложить в управление, но в тылах армии действовали вражеские разведгруппы, подключавшиеся к линиям связи. Одну такую ликвидировали накануне, и капитан принял решение сообщить все по приезде лично, так было надежнее и безопаснее.
Натянув на плечи видавший виды рыжий кожан (в нем капитан всегда выезжал на задания) и на голову армейскую фуражку, он аккуратно уложил в вещмешок старшины все, что тот доставил.
Затем снял со стены автомат, проверив диск, затянулся портупеей с пистолетом и, вскинув на плечо сидор, вышел сквозь темные сени на крыльцо, под моросящий дождик.
— М-да, лето, твою мать, — подняв воротник, шагнул с покосившегося крыльца к стоявшему у завалинки пятнистому «цундапу».
Отстегнув фартук его люльки, Кураев поместил туда вещмешок с автоматом, застегнул фартук и, включив зажигание, толкнул ногой рогульку заводной ручки.
Мотоцикл тихо зарокотал, капитан уселся на сиденье, воткнул скорость и вырулил на улицу прифронтовой деревеньки. Она стояла на опушке соснового бора, по другую сторону которого, за болотом, находились боевые порядки полка с приданной ему артиллерией.
Оставив позади еще несколько изб, у которых уже дымила полевая кухня, мотоцикл, переваливаясь на колдобинах, подъехал к расположенному в сельсовете штабу, у которого скучал нахохлившийся часовой и темнели две забрызганные грязью полуторки.
Не глуша двигателя, капитан слез с сиденья (солдат изобразил строевую стойку), поднялся по ступенькам, потянул на себя дверь и вошел.
— Комполка у себя? — обратился к сонному младшему лейтенанту, сидевшему напротив окна за столом с телефонами и что-то писавшему авторучкой в журнале.
— Никак нет, товарищ капитан, — привстал тот. — Полчаса назад убыл на позиции. На месте начальник штаба.
— Добро, — кивнул Кураев, проходя в левый коридор к торцевой, обитой клеенкой двери.
За ней, в прокуренной комнате, с портретом Калинина на стене, колдовал у топографической карты лысый майор, делая какие-то промеры курвиметром и занося их в пухлый блокнот.
— Здорово, Сергей Павлович, — прикрыл контрразведчик дверь. — Все мыслишь?
— Вроде того, — ответил майор. — Ну, как твой перебежчик?
— Определил его пока в санчасть, тяжелое ранение.
— Думаешь, засланный?
— Наоборот, герой, доставил ценнейшую информацию.
— Это хорошо, — сделал очередной промер майор, взяв в руку циркуль. — Поделишься?
— Когда вернусь из дивизии. А пока распорядись, чтобы медики к нему с душой, парень заслуживает награды.
— Сделаю, — поднял глаза начштаба. — Но информация за тобой.
Чуть позже мотоцикл прострекотал от штаба и свернул на лесную дорогу, ведущую в тыл 14-й армии под командованием генерала Фролова, оборонявшей Заполярье при участии кораблей Северного флота.
Ей противостояла группировка «Норвегия», в числе двух германских и одного финского корпусов при поддержке немецких люфтваффе.
Ко времени описываемых событий по всей линии фронта шла позиционная война, советские войска готовились к наступлению, а гитлеровские — к обороне.
Выехав на опушку леса и одолев еще несколько километров по проселку, мотоцикл Кураева свернул на рокаду и последовал вдоль тянущейся сбоку гряды, перемежающейся участками заболоченной тундры и пологими, с чахлой растительностью долинами. Это были отроги Хибин.
Изредка навстречу попадались маршевые роты, следовавшие к местам назначения, колонны армейских грузовиков и отдельные машины.
В лицо бил тугой ветер, спидометр исправно отсчитывал пройденные километры…
Устроившись в кроне высокой сосны, густо опушенной хвоей, фельдфебель Матти Йокинен озирал в прицел снайперской винтовки участок серпантина дороги на склоне сопки между ним и блестящим в низине озером. Здесь же, на жердях помоста, лежал его ранец с притороченной сверху плащ-палаткой.
Трое суток назад разведгруппа шюцкоровцев из шести солдат под командованием лейтенанта Сеппяля через болото проникла в стык между двумя русскими дивизиями и теперь выполняла полученное задание.
Фельдфебель, по приказу лейтенанта, вел наблюдение за отрезком рокады, отмечая в блокноте передвижение русской боевой техники и живой силы, а остальные шарились в прифронтовой полосе, подключаясь к линиям связи и изыскивая возможность добыть языка, нужного командованию.
Время поиска истекало сегодня, после чего Йокинену надлежало выйти к 20.00 в назначенное место для возвращения вместе с группой назад, через то же болото.
Уже больше часа дорога оставалась пустынной, глаз устал, и фельдфебель, зевнув, опустил винтовку.
Потом осторожно повесил ее на сук рядом, извлек из ранца банку консервов, взрезав ее своим пуукко, и немного подкрепился. Пустую банку сунул назад, вслед за чем вынул из кармана куртки сигарету, с наслаждением закурил и расслабился.
Вскоре за озером что-то тихо зажужжало, а потом на дороге возникла точка размером с комара. Фельдфебель потянулся за винтовкой и, уперев приклад в плечо, снова прильнул к прицелу.
Цейсовская оптика приблизила почти вплотную мчавшийся по дороге мотоцикл с коляской, за рулем которого сидел русский офицер в кожанке и фуражке.
Задание было практически выполнено, и напоследок фельдфебель решил пополнить личный боевой счет, который вел еще с тридцать девятого.
Поймав в визир цель и плавно ведя мушку, финн, задержав дыхание, нажал спуск. В плечо мягко толкнуло, пуля с визгом унеслась к сопкам.
Словно натолкнувшись на невидимую преграду, мотоцикл резко затормозил, вильнув в сторону, люлька приподнялась, переворачивая машину, и она, взлетев над обрывом, рухнула в озеро.
— Сатана перкеле! — оскалился шюцкоровец, передернув затвор, откуда вылетела горячая гильза.
Чуть позже, ловко спустившись с дерева, он прислушался. За озером и в лесу стояла тишина, где-то далеко разливалась трель дятла.
Довольно хмыкнув, финн помочился в кусты и, осторожно ступая, исчез в чаще.
Двигаясь по старому следу, он вышел на кочкастый мшаник, с россыпями уже созревающей морошки, и, чувствуя подъем настроения, стал тихо напевать под нос песню.
А поскольку ночью прошел дождь и болото изрядно напиталось водой, фельдфебель принял чуть вправо, выйдя на песчаную косу, поросшую осокой.
В следующее мгновение ухнул гулкий взрыв, а когда затих, на кочку шмякнулась голова Йокинена.
— Пи-ить… — шевельнул потрескавшимися губами Тим и почувствовал, как к ним поднесли кружку. Сделав несколько слабых глотков, открыл блуждающие глаза. — Где я?
— В санчасти, где же еще, — поставил на тумбочку кружку усатый санитар. — Молчи. Тебе нельзя разговаривать.
Потом рядом возникла женщина в белом халате, с усталым лицом, взяла старшину за руку и пощупала пульс. Тот бился слабо и неровно.
— Этого тоже в госпиталь, вместе с остальными, — приказала санитару, продолжив обход.
Он молча кивнул и снова поднес к губам Тима кружку.
При первичном осмотре, под слоем набухших кровью бинтов, у доставленного было обнаружено слепое ранение головы и незажившая рана предплечья.
Через час забрызганная грязью полуторка с десятком раненых в кузове, укрытых шинелями и солдатскими одеялами, убыла в тыл, сопровождаемая военфельдшером.
Время от времени ее потряхивало на рытвинах, мотор тянул свою заунывную песню.
Глава 9В штрафной роте. Победа
Тима закружило по госпиталям. Сначала попал в Мурманск, где ему сделали операцию, вынув из головы пулю, затем, в связи с осложнением, в Ярославль. Там сделали вторую, и состояние улучшилось.