— Чуть ближе.
— Подбросишь?
— Нет вопросов.
Через несколько минут, тяжело переваливаясь на рытвинах и объезжая старые воронки, грузовик порулил среди развалин.
— Тебе здесь, лейтенант, — сказал водитель, остановившись на окраине.
Выйдя из кабины, Тим поблагодарил его, взял в руки чемодан и огляделся.
Эта часть города пострадала чуть меньше.
Среди развалин там и сям виднелись уцелевшие двух- и трехэтажные здания, а на поднимавшейся вверх улице сохранились часть брусчатки и аллея старых лип, где изредка появлялись люди.
Миновав аллею, Тим вышел на поросший бурьяном пустырь, изрезанный старыми окопами, за которым открывалась Солдатская слобода и под солнцем синел Дон, не тронутый войною.
Здесь, на пригорке, он опустил наземь чемодан, сел на него и закурил, чувствуя, как учащенно бьется сердце.
Встретят ли его родные? Или их уже давно нет на свете?
Потом, заплевав окурок, встал, оправил гимнастерку и решительно зашагал вниз.
Улицы Донской, на которой жила семья Вороновых, как таковой не было.
Остались одичавшие сады, десяток полуразрушенных домов и длинная череда остовов печных труб, словно памятники.
Ускоряя шаг и бледнея, Тим направился к родительской усадьбе с остатками ограды, за которой виднелась руина куреня, построенного еще дедом.
— Как же так? — прошептал он и внезапно учуял запах дыма.
Из-за развалин, едва различимо, в небо поднималась тонкая струйка. А затем Тим разглядел чуть приметную, ведущую туда с дороги тропинку.
На усадьбе кто-то жил. Офицер вбежал в проем калитки.
С тыла куреня, у остатков каменной стены, на призьбе сидел ссутулившись дед Никита и что-то помешивал деревянной ложкой в котелке, висящем на таганке, под которым потрескивал небольшой костерок из бурьяна и щепок.
— Дедусь, — тихо позвал внук, опуская на траву чемодан.
— Га? — обернулся старик и уронил ложку.
В следующее мгновение, шагнув вперед, Тим облапил встававшего старика, а тот ткнулся ему бородой в грудь и заплакал.
— Я чуял, што ты живой, унучок, — взглянул вверх выцветшими глазами.
— Живой, живой, дед, — растроганно бормотал Тим, гладя пушок на голове старого казака. — Вот вернулся, где батя с мамой?
— Нема, — всхлипнул дед Никита, перекрестившись дрожащей рукой, — царствие им небесное.
Часть втораяНа осколках империи
Глава 1Заключенный К-513
Хмурым сентябрьским утром 1996 года в помещении штрафного изолятора одной из колоний Кандалакшского района Мурманской области по холодному бетонному полу задумчиво прохаживался человек.
Он был выше среднего роста, худощавый и в лагерной одежде. Лицо неприметное — из тех, что встретишь и сразу забудешь.
Звали его Юрий Огнев.
Еще год назад Огнев был полковником федеральной службы налоговой полиции и жил в Москве. А сейчас он заключенный, с лагерным номером К-513.
Чтобы понять дальнейший ход событий, в которых обитателю камеры предстоит сыграть не последнюю роль, стоит заглянуть в его прошлое.
Родился Юрий на Камчатке. Родители, служившие в траловом флоте, погибли в море во время шторма, и он воспитывался в интернате.
Получив аттестат зрелости, год плавал на сейнере, а в конце семидесятых был призван на службу в погранвойска. Проходил ее Огнев в Средней Азии, на одной из высокогорных застав. Там, перед самой демобилизацией, его и приметил изредка наезжавший в подразделение особист из штаба округа.
Знакомство разбитного майора и немногословного сержанта закончилось тем, что спустя месяц несостоявшийся «дембель» был направлен в качестве абитуриента для поступления в Высшую школу КГБ СССР в Москву.
Вступительные экзамены, несмотря на высокий конкурс и жесткий отбор, он сдал успешно и был зачислен на факультет военной контрразведки. Годы учебы пролетели стремительно, и в 1984 году молодой лейтенант с учетом поданного рапорта, а также прошлой службы был направлен в Афганистан, в одно из спецподразделений спецназа КГБ, о котором в ту пору мало кто знал.
Ко времени вывода оттуда наших войск Огнев был уже капитаном, имел ранение и орден Красной Звезды.
В отличие от других офицеров-афганцев, которых «благодарное» руководство распихало по забытым богом дальним гарнизонам, чтоб поменьше болтали, Юрию повезло. Ему удалось «зацепиться» в столице.
Помог однокашник — генеральский сынок, подвизавшийся в кадровом аппарате Лубянки. Перспективного капитана определили в кураторы штаба Московского военного округа и выделили однокомнатную квартиру в Теплом Стане.
Связывать себя брачными узами он не спешил, привыкая к новой жизни и полностью отдаваясь службе.
Когда, став майором, в 1992 году он планировался на вышестоящую должность, Союз рухнул, и сразу после этого начала разваливаться «система».
Новое руководство Лубянки стало выбрасывать на улицу всех, не воспринявших «демократию». Попал в эту когорту и Огнев.
И снова помог старый приятель. Теперь из комитетского кадровика он реформировался в ответственного работника центрального аппарата ФСНП, порекомендовав туда своего однокашника.
С учетом опыта и навыков проведения спецопераций, Огнева назначили заместителем начальника подразделения физзащиты, в обязанности которого входило силовое обеспечение различного рода оперативных мероприятий.
На этой должности он проявил себя достойно и вскоре стал его руководителем, получив звание полковника.
Однажды, поздним майским вечером, когда Огнев уже собирался домой, его вызвал к себе один из заместителей директора.
В конфиденциальной беседе генерал сообщил, что полковнику вместе с сотрудником управления собственной безопасности и группой захвата нужно срочно выехать на одну из подмосковных дач, где обезвредить вооруженную группу преступников, имеющих удостоверения офицеров налоговой полиции. При этом особый акцент генерал делал на изъятии у них именно документов и оружия, которые немедленно представить ему, и никому иному.
Операция прошла успешно, но один из бандитов (лидер известной преступной группировки) оказал сопротивление и был убит.
Этим делом занялась Генеральная прокуратура и вскоре установила, что изъятые у задержанных удостоверения оказались подлинными, а два «макарова» и «стечкин» оформлены в ФСНП на бандитов как на действующих сотрудников.
Разразился скандал, в результате которого генерал открестился от той операции, и его по-тихому отправили в отставку. Из полковника же сделали козла отпущения, уволив за превышение служебных полномочий.
А еще через месяц, ночью, в его квартиру вломились братки, и в завязавшейся драке он застрелил одного из трофейного «бура», привезенного из Афганистана, получив за это семь лет лишения свободы. Доводы адвоката о наличии в действиях подзащитного необходимой обороны суд во внимание не принял.
Для отбытия наказания Огнева этапировали в один из лагерей в Заполярье, где он и отбывал срок, тянувшийся как резина.
Раздумья заключенного прервал металлический лязг врезанной в дверь «кормушки».
— Обед, — глухо донеслось из-за нее, и на откинувшейся полке появилась алюминиевая миска лагерной баланды с куском черствого хлеба.
Заключенный взял их в руки, сделал пару шагов назад, присев на узкий деревянный топчан в углу камеры, и стал неторопливо есть, спешить было некуда.
Откуда-то из щели в углу выкатилась мышь и, пискнув, встала на задние лапки перед человеком.
— На, — отщипнул он ей кусочек мякиша. Мышь схватила еду передними лапками и исчезла.
Поздним вечером хмурый пожилой охранник вывел Огнева из ШИЗО и доставил к начальнику лагерной оперчасти, по-местному куму.
Тот сидел за казенным столом в своем кабинете, просматривая бумаги в одной из лежавших перед ним серых папок.
— Заключенный К-513 по вашему вызову прибыл, — бесцветно сказал Огнев, сняв лагерную шапку.
— Присаживайся, — кивнул майор на стоявший напротив стул. — Вот смотрю твое личное дело, лихо на следствии и в суде сплели тебе лапти, тут же чистейшая самооборона. Или дорогу кому перешел? — вскинул на заключенного хитрые глаза.
— Не знаю, гражданин начальник, им виднее.
— Все ты знаешь, все. А не желаешь говорить, — не надо. Мне это, собственно, без разницы, — закрыл папку. — Ну, ты подумал над моим предложением? А то ведь заключенные народ ушлый — вдруг узнают, что в прошлом ты мент?
— Ты же в курсе, майор, что в милиции я не служил, — ответил доставленный.
— Я — да, а вот им до фени. Все, кто из системы, у них менты. И знаешь, что тогда будет?
Огнев знал и поэтому промолчал.
— Для начала тебя «опустят», а потом замордуют до смерти. И твои кореша будут молчать, даже Душман, такое правило.
— Ну и что ты предлагаешь?
— То же, что и в прошлый раз, — сотрудничество. Ты подумал?
— Да, — помолчав, сказал Огнев. — Но при одном условии. Вы разрешите мне свидание с родственником, он тут неподалеку, в Петрозаводске, обитает.
— Чем занимается?
— Лесом, генеральный директор фирмы.
Начальник задумался. Свидание заключенному не полагалось.
Но в следующем году, как и многие в ту пору, майор собирался выйти в отставку по выслуге лет и подыскать себе более-менее приличную работу. А тут целый директор, да еще лес, в Карелии им занимались серьезные люди.
— Ну, будь по-твоему, Огнев, — скрипнул стулом. — Только перед свиданием я с ним сам встречусь и перетру. Ну а потом дашь подписку, выхода у тебя нет. А сейчас бери ручку и бумагу, пиши заявление начальнику колонии на свидание. Так и быть, дам ему ход, — забарабанил пальцами по столу.
Когда зэк исполнил необходимый документ, указав в нем установочные данные, а также телефон «родственника», майор внимательно все прочел, хмыкнул и отложил бумагу в сторону. Потом нажал сбоку на стене кнопку.
— Увести, — приказал возникшему на пороге охраннику.
— Руки за спину! Пошел! — сделал тот шаг в сторону.