— Капитан Рушайло, успокойте дам и составляйте протокол! — рыкнул майор. — И попробуйте только его не подписать, — прошипел в сторону женщин. — Сгниете на помойках.
— Ну и сволочь же ты, майор, — сказал Шмаков.
— А ты меня не сволочи, я к этому не привык. Артюхов!
Из приемной в кабинет вошли, чавкая жвачку, два омоновца.
— Руки! — приказал один из них и, когда Шмаков протянул кисти, защелкнул на них наручники.
— В СИЗО его, я подъеду чуть позже, — приказал майор.
Шмакова, зажав с двух сторон, препроводили вниз, впихнули в микроавтобус, и тот понесся в сторону центра.
Через полчаса, оформив соответствующий протокол, а также отобрав у задержанного ремень, капитан Рушайло передал его сотрудникам следственного изолятора.
— Руки за спину и топай вперед, — загремел ключами небритый лейтенант, отпирая решетчатую дверь, и они стали спускаться по ступенькам.
На нижней площадке пару встретил сержант, лязгнувший замком, все трое пошли по сводчатому коридору.
По обеим сторонам находились пара десятков массивных пронумерованных дверей с «глазками», оборудованных откидными лючками и внешними запорами.
— Стоять! Лицом к стене! — буркнул сержант у двери с номером 5.
Задержанный повиновался.
Отперев дверь, вертухай потянул ее на себя, приоткрыв до ограничителя, кивнул Шмакову:
— Входи.
Тот перешагнул порог, сзади дважды лязгнуло железо, стало тихо.
Впереди серело пространство камеры, душное, с низким потолком, двумя забранными сетками плафонами на нем и небольшим, в переплете решетки, окошком.
Сбоку на трехъярусных нарах теснились по меньшей мере два десятка полуголых мужиков разного возраста.
— Здорово! — ухмыльнулся здоровенный громила, вольготно раскинувшийся на нижней шконке.
— И вам не хворать, — ответил Шмаков, оглядывая помещение в поисках свободного места.
— Курево есть? — спросил здоровяк.
— Нету.
— А водяра?
— Тоже.
— Ну и дурак.
Камера грохнула смехом.
— Да будет тебе, Колян, — прохрипел сидевший рядом с ним костлявый человек с наколотыми под ключицами звездами. И обратился к новичку: — Первый раз чалишься?
— Первый.
— Ну так не маячь, полезай наверх, к бекасам.
Сделав несколько шагов вперед и забравшись на верхний ярус, Шмаков кое-как втиснулся между стеной и молодым парнем в синей майке, что-то недовольно пробурчавшим. Потом отвернулся к стене, став прокручивать в голове случившееся.
Милицейский спектакль с проверкой, явно сфабрикованным делом и подставой не вызвал у него особой растерянности, а тем более испуга. Приходилось видеть кое-что и похуже.
В том, что наезд организовал его старый недруг, не сомневался и, оставаясь на свободе, смог бы наверняка в очередной раз отбиться от проверяющих.
Однако, находясь в СИЗО фигурантом по уголовному делу, Шмаков лишался свободы маневра и нужных связей.
Интересно, знает ли Зея о его аресте?
Незаметно для себя, измотанный дальней поездкой и всем, что случилось, Алексей задремал и очнулся от лязга замка в двери.
Она с грохотом приоткрылась, и чей-то голос проорал:
— Шмаков, на выход!
Бизнесмен протер глаза, спустился с нар и направился к дверному проему.
— Лицом к стене, — пробурчал тот же надзиратель, запер дверь и, побрякивая ключами, повел его по тускло освещенному коридору к выходу.
Во внутреннем дворе СИЗО Шмакова вновь впихнули в знакомый автобус, защелкнули на запястьях наручники и завязали платком глаза.
«М-да, везут явно не на допрос», — промелькнуло в голове, когда автобус тронулся.
Поколесив по городу, он свернул на грунтовую дорогу, что чувствовалось по снижению скорости, толчкам, а также шороху гравия под колесами.
Затем, выполнив поворот, автобус притормозил, куда-то въехал, после чего, скрипнув тормозами, остановился.
С Алексея сдернули платок и вывели из салона.
Микроавтобус стоял во дворе помпезного особняка, окруженного голубыми елями и высокой, красного кирпича оградой.
Задержанного сопроводили в просторный холл с ярко горящим камином, а оттуда по мраморным ступеням вниз, к высокой, из мореного дуба двери.
Один из сопровождавших открыл ее, а второй втолкнул доставленного в обширное, освещенное мягким светом помещение.
В центре его на мягком кожаном диване, перед изысканно накрытым столом, развалился человек в купальном халате. Это был начальник городского УВД полковник милиции Князев.
— Ну, вот мы и встретились, майор. Проходи, садись, — ухмыльнулся он, кивнув на одно из стоявших у стола кресел. — Снимите с него браслеты.
Когда со Шмакова сняли наручники и он, растирая запястья, опустился в кресло, сопровождающие удалились.
Князев потянулся к бутылке «хеннесси», плеснул янтарной жидкости в два хрустальных бокала и один протянул Шмакову:
— Выпьем за встречу, майор.
— Можно, — ответил Шмаков и выплеснул содержимое бокала в рот.
— Закуси, в СИЗО, наверное, оголодал, — не спеша высосал свой милицейский начальник.
— Спасибо, не хочу.
— Тогда кури, — кивнул Князев на открытую пачку «Мальборо» и лежащую рядом с ней зажигалку.
Шмаков с наслаждением закурил, выжидательно уставившись на хозяина.
А тот извлек откуда-то пластиковую папку с документами и протянул собеседнику.
— Что это? — покосился на нее тот.
— Посмотри, увидишь.
В папке были ксерокопии протоколов обыска и допросов секретаря, а также бухгалтера фирмы.
Из них следовало, что в сейфе Шмакова были обнаружены десять тысяч черного нала в долларах и семьдесят пять граммов героина. Все это, по показаниям допрошенных, принадлежало генеральному директору и использовалось им в личных целях.
— Я еще раз заявляю, что это дешевая провокация. Никаких долларов и героина в моем сейфе не было, — брезгливо швырнул на стол папку Шмаков.
— Были, майор, были, — качнул головой полковник. — Мы это элементарно докажем. И загремишь ты лет эдак на семь туда, куда Макар телят не гонял. Но есть и другой вариант, если договоримся.
— Какой же?
— Ты продаешь свою фирму компании, которую я назову, а мы прекращаем дело.
— Этого никогда не будет.
— А ты не спеши, майор, подумай, время есть. Ведь мы можем пойти дальше и заняться твоей азиаткой, она мне, кстати, очень нра…
Закончить фразу Князев не успел.
Шмаков сгреб со стола хрустальную вазу с фруктами и изо всей силы метнул ее подлецу в голову.
На звон разбитого стекла и вопли начальника в комнату ворвалась охрана, завязалась потасовка. Силы были явно неравны, и вскоре, бешено матерясь и пытаясь освободиться от наручников, Шмаков, лежал на полу.
— Ну, тварь, — прижимая к рассеченному лбу салфетку, прошипел Князев, — ты у меня до суда сгниешь в камере. В СИЗО эту суку!
Обратный путь Алексей проделал лежа на полу микроавтобуса с целлофановым пакетом на голове.
Затем его, багрового от удушья и мучительно кашлявшего, впихнули в другую камеру, под номером тринадцать.
В отличие от первой она была значительно меньше. С одноярусными, застеленными одеялами нарами, небольшим телевизором на столе и булькающим в кружке кипятильником.
— Проходи, мент, — сказали с нар, на которых, дымя сигаретами, играли в карты четверо парней с рожами горилл и в наколках.
— Я не мент, — прохрипел Шмаков, обессиленно присев с краю.
— Пшел! — ткнул его ногой один из играющих, и Алексей свалился на пол камеры.
— Ату его, Кувалда! — захохотали остальные.
— Тебе кто разрешил садиться, гнус? — прошипел Кувалда и, встав с нар, по-кошачьи мягко двинулся к жертве.
Предвидя дальнейшие события, Шмаков не стал ждать и врезал блатного кулаком под дых. А когда тот повалился на пол, сцепленными в замок руками саданул по затылку. Но выпрямиться не успел — остальные навалились и сбили с ног.
— Шустрый мент, — хрипел кто-то, выворачивая руки.
Затем Шмакова швырнули лицом на нары и стали срывать джинсы.
— Ну, держись, Саша, щас будешь Маша! — осклабился держащий его за горло лысый крепыш. — Давай, Кувалда, ты первый!
Неимоверным усилием Шмаков сбросил с себя насильников, подмял под себя лысого и впился тому зубами в горло.
Последнее, что почувствовал, — солоноватый привкус заполнившей рот крови и сокрушительный удар, потрясший все тело…
Глава 3Свобода
А в это время бывший полковник и зэк Юрий Иванович Огнев буром пер по ночной тундре в сторону, противоположную лагерю.
Когда, инсценировав падение за борт, он оказался в ледяной воде и отпустил тяжелый мешок, то едва не выскочил на поверхность. Однако через мгновение, придя в себя и сбросив с ног тянущие ко дну ботинки, поплыл под водой в сторону дебаркадера.
Ему повезло — вынырнул как раз в узком промежутке между бортом посудины и осклизлыми сваями пристани. Быстро оглядевшись и заметив краем глаза, как охрана мечется у баржи, Огнев ухватился руками за почти касающуюся воды стойку, подтянулся и оказался на палубе.
Оставляя за собой мокрый след, ужом пополз к надстройке, где, перевалив через высокий комингс, скрылся в темном проеме двери.
Щелкая от холода зубами, он проследовал в полумрак чрева посудины и довольно быстро нашел душевую, с десятком ржавых кабин в одну линию.
В самой последней, в углу, лежал туго набитый рюкзак.
Там оказался комплект зимнего камуфляжа, несколько банок тушенки и консервов, упаковка галет, фляга со спиртом плюс блок сигарет. А в имевшихся сверху карманах — вороненый ТТ с двумя запасными обоймами, финка, несколько газовых зажигалок и карта Кольского полуострова.
— Ну, Леха, молодец. С этим можно и на полюс двигать, — растроганно бормотал Огнев, сбрасывая с себя лагерное шматье и облачаясь в привычный камуфляж с берцами.
Затем, отхлебнув из фляги, стал рассовывать по карманам оружие, сигареты и другое. Во внутреннем наткнулся на бумажник с несколькими отечественными купюрами и зеленой американской сотней.