— Ну и ладно, — благодушно сказал Лепс. — Металл я заберу себе, за хлопоты. Потом вызову милицию, и тебе новый срок.
— А что с тобой будет, когда выйду?
— Это, Юра, не скоро, лет через пятнадцать. Но можно и раньше, если подмахнешь одну бумагу.
— Какую?
— Доверенность на продажу твоей квартиры. Подписываешь, и при тебе не находят ТТ. Видишь, какой я добрый?
— Ну и гад же ты, Лепс, кому после этого верить?
— А никому, я давно так живу. В нашей стране по-иному нельзя. Ну что, согласен?
— Да, — обреченно сказал Огнев, — только сними браслеты.
— Э нет, Юра, это можно сделать и в них, держи.
Лепс достал из кармана и протянул Юрию лист бумаги.
— Слева от тебя журнальный столик, на нем ручка, там и подписывай.
Беглец принял лист скованными руками, стал читать, а потом, закашлявшись, уронил его на пол.
— Что ж ты такой нелов… — наклонился Лепс и не успел закончить фразу. Ногой Огнев резко ударил его в лицо, и генерал отлетел к окну, ударившись затылком о подоконник.
— Вот так-то, — подошел Огнев к телу.
Андрей не подавал признаков жизни, а под затылком на полу растекалась лужа крови. Огнев встал на колени и приложил ухо к груди — сердце не билось.
Непослушными руками обшарил карманы однокашника и, найдя ключ, освободился от наручников. Судя по поведению Лепса, о том, что беглец здесь, пока никто не знал. А значит, имелся запас времени.
Первым делом Огнев поднял с пола доверенность и положил ее в кейс вместе со слитком и пистолетом. Затем снова обыскал тело, взяв ключи от машины и бумажник. После чего, сняв наплечную кобуру, надел ее под пиджак, сунув туда «макаров» Лепса.
Далее надел куртку, прошел на кухню и, открыв все конфорки газовой печки, поджег одну. Над решеткой засинел огонь.
Заперев за собой входную дверь, Огнев тщательно протер ее ручку носовым платком и прислушался: дом спал. Он тихо спустился вниз и вышел из подъезда.
Автомобиль Лепса стоял за углом. Беглец нажал кнопку на брелоке, «ауди» мигнул фарами.
Глава 6Встреча с прошлым
Через пару часов, оставив незапертую машину на площади у трех вокзалов, Юрий дремал в салоне автобуса, следовавшего в Ростов.
Тот ровно гудел мощным двигателем, за окном мелькали осенние пейзажи Подмосковья.
В связи со случившимся все планы Огнева касательно столицы рушились.
Труп Лепса вскоре обнаружат, опознают и начнут искать убийцу. Причем дотошно — он сын высокопоставленного чиновника и действующий генерал. Следовательно, на это время необходимо покинуть город, залечь на дно и в спокойной обстановке решить, как быть дальше.
Ростов Юрий выбрал не случайно, поскольку вспомнил приглашение Душмана.
К тому же его заинтриговала найденная в самолете записка. Судя по рассказу Сашки, его дед и написавший записку старшина могли быть одним и тем же лицом. Адрес, где должен проживать старик, Огнев помнил — улица Седова.
Мне не забыть той песни,
Той прошедшей вясны,
На муромской дарожце,
Стаяли тры сосны.
Тапер уже не знаю,
Калы почав кахать,
Тебя з ниякой песней,
Не мог я поравнять… —
тихо лилась из динамиков экспресса мелодия «Песняров», расслабляя и вызывая грусть.
Огнев почему-то вспомнил Зею с Димкой, на душе стало спокойней, и он уснул, глубоко и без сновидений.
На место, сделав пару коротких остановок, автобус прибыл поздно вечером и подрулил к железнодорожному вокзалу.
Поместив в автоматическую камеру хранения кейс, на ночь Огнев поселился неподалеку в гостинице.
Там он принял горячий душ, побрился, а затем поужинал в кафе. После этого вернулся в номер, где принялся изучать содержимое бумажника Лепса.
В нем оказались водительские права, несколько визиток, две тысячи рублей и девять зеленых банкнот сотенными купюрами. Права с визитками Юрий спустил в унитаз, предварительно мелко изорвав, деньги с валютой положил в карман куртки, а бумажник сунул под шкаф.
Проснулся поздно. За окном ярко светило солнце, на ветках растущей напротив акации чирикали воробьи.
Огнев принял холодный душ, оделся, сдал номер горничной и спустился вниз.
Заметив неподалеку от гостиницы стоянку такси, направился к ней.
— Привет, мастер, — поздоровался с лузгающим семечки пожилым водителем. — До центрального рынка подбросишь?
— Стольник, — флегматично произнес тот.
Центральный рынок, или, как здесь его называли, Старый базар, впечатлял многолюдьем, шумом и южным колоритом.
На рядах лотков с прилавками всей палитрой цветов веселили глаз всевозможные фрукты и овощи, в павильонах торговали мясом, птицей и рыбой, а в молочных рядах — молоком, сметаной и творогом. Русский говор мешался с украинской речью и гортанным клекотом горцев.
Перекусив в чебуречной и побродив по базару, Огнев купил бутылку коньяку «Дербент», домашней ветчины и сыру, пару вяленых лещей, а к ним душистую самаркандскую дыню. Все сложил в приобретенную здесь же сумку, после чего направился к выходу.
Улица Донская, на которой его высадил подвернувшийся частник, находилась в старой части города, звавшейся Солдатской слободой, и была застроена частными домами с высокими глухими заборами.
— Вы не подскажете, где живет Воронов? — спросил Огнев у шедшей навстречу женщины с ребенком.
— Это Тимофей Алексеевич? Как же, подскажу, милок. Вон в той хате, у которой «жигули».
— Спасибо, — поблагодарил Огнев.
Дом, к которому подошел, был каменным, с зелеными резными ставнями на окнах и высокими шатровыми воротами.
Сбоку на калитке виднелась кнопка звонка. Юрий нажал на нее и прислушался. Где-то в недрах дома хлопнула дверь, затем другая, и кто-то, шаркая подошвами, направился к воротам. Потом щелкнул запор, калитка отворилась.
Перед Огневым стоял высокий костистый старик в накинутой на плечи телогрейке и резиновых калошах на ногах.
— Тебе кого, сынок? — взглянул из-под густых бровей на незнакомца.
— Воронова Тимофея Алексеевича.
— Это я.
— Вам привет от внука и гостинец, — чуть качнул Огнев сумкой.
— Не забыл, знать, Петька, деда?
— Не Петька, а Сашка.
— И точно, Сашка, — хитро прищурился хозяин. — Ну, что же, проходи, коли зашел, погутарим.
Старик пропустил гостя во двор, запер калитку, и они пошли к дому.
Поднявшись на крыльцо, хозяин с гостем прошли на веранду, а оттуда, открыв филенчатую дверь, дальше. На кухне топилась обложенная кафелем голландка с парящим на ней чайником, а у стоявшего возле окна стола на табурете дремал кот.
— Брысь, Боцман, — столкнул его на пол дед и снял с плиты кипящий чайник.
— А ты, парень, разблокайся и присаживайся, в ногах правды нету.
Огнев, определив сумку у двери, снял куртку, повесил ее на крючок и присел к столу, застланному клеенкой.
— Так, говоришь, от Сашки приехал? Как он там, стервец?
— Ничего, перевоспитывается, работает, вас часто вспоминает.
— Это хорошо, — уселся напротив дед. — А ты какими судьбами тут? Говор вроде не наш — кацапский.
— Я с ним в одном отряде был. Освободился, здесь проездом. А сам с Дальнего Востока. Это для вас, — кивнул на сумку.
— Ну-ка, ну-ка, покажи гостинец.
Огнев выложил на стол купленное на рынке.
— Значится, от Сашки? — недоверчиво оглядел все дед. — Откуда ж у него такие деньги? Тут один коньяк в половину моей пенсии станет.
— Это от меня, — признался Огнев, — вместе с приветом. Неудобно как-то в гости с пустыми руками.
— И то верно. Знать, человек ты совестливый. Ну, давай почаевничаем и покуштуем твоих гостинцев.
Через час, раскрасневшиеся от «дербента», оба живо обсуждали результаты чеченской войны. Причем хозяин проявил незаурядные знания всех ее событий.
Затем он спустился в подвал под домом и принес оттуда запотевший кувшин.
— Давай чихирю попробуем, нового сбора.
После вина, узнав, что Огнев служил в погранвойсках и воевал в Афганистане, старик пригласил того в горницу, где на беленых стенах висели семейные фотографии.
— Это мой дед в Первую мировую, — показал на чубатого вахмистра с шашкой и двумя Георгиевскими крестами. — Это я, перед войной и в мае сорок пятого, — ткнул пальцем в два снимка (моряка в бескозырке и бравого лейтенанта с бойцами). — А вот это Сашка в Афганистане, — провел рукой по фотографии Душмана в парадной форме сержанта с медалью «За отвагу».
— Неплохо воевал унучек, — сказал с гордостью Тимофей Алексеевич, — наша порода.
Потом, когда вернулись на кухню, предложил Огневу погостить.
— Живу я сам, бабка давно померла. Курень большой, вдвоем будет веселей, или домой спешишь?
— Да нет, — ответил Огнев. — Его у меня нет, так получилось.
— Вот и поживи, оглядись, — продолжил старик, — в наших местах тебе глянется. Съездим на Дон в плавни, порыбачим, покажу тебе казачьи станицы.
Так Огнев остался у Тимофея Алексеевича.
Теперь он не сомневался, что он именно тот человек, который оставил записку в самолете и мог прояснить историю с необычным грузом.
Поселил старый казак Огнева (тот назвался Юрием Молохом) в небольшой уютной светелке, с окном, выходящим в сад.
На следующее утро тот съездил на вокзал, забрал из камеры хранения свой кейс, а в универмаге купил кое-что из вещей: спортивный костюм, пару сорочек, свитер и комплект зимнего камуфляжа. А еще, не желая быть обузой хозяину, целую сумку продуктов.
В последующие дни, перебрав двигатель на старенькой «шестерке», Тимофей Алексеевич познакомил гостя с городом, а затем они съездили на рыбалку в станицу Кагальницкую, где у хозяина были родственники.
Поели донской ухи, моченых арбузов под самогон, послушали казачьи песни.
На обратном пути с ними случилась неприятность.
Километрах в тридцати от города автомобиль Воронова подрезала иномарка и, чиркнув крылом, унеслась вперед.