— С утра мои деды здесь убрали и протопили, — грузно уселся на скрипнувший под ним табурет Андрей. — Попозже Егорыч доставит сюда телевизор.
— Спасибо, я за все заплачу, — благодарно сказал Огнев.
— А вот этого не надо, — покачал пальцем комендант. — Я у ребят должник, так что никаких денег.
Еще через полчаса все уселись за уставленный закусками стол, и Душман разлил по граненым стаканам водку.
— За нас, — сказал он, все молча выпили.
— Ну, чего тут у тебя нового? — с аппетитом уплетая домашнюю ветчину, спросил Зингер у Андрея.
— Все то же, — хрупнул тот соленым огурцом. — Базе к лету, скорее всего, кирдык, пойдет с молотка барыгам.
— Шутишь? — уставился на него Душман.
— Какие, на хрен, шутки, — вздохнул Битов, — «Ростсельмаш» на грани фола.
— Да, я тоже слышал о таком, — подтвердил Зингер. — И куда ж ты тогда? А, Андрюха?
— Пойду к вам в подручные, — ловко подбросил в руке лежавшую на столе финку комендант. — Возьмете?
— Само собой, — добродушно прогудел Душман, — нет вопросов. Кстати, Андрюха, — взглянул на Битова. — У Юрки кое-какие нелады с законом, так чтоб твои деды о нем помалкивали.
— Заметано, — кивнул Битов. — Могила.
— А менты сюда не наведываются? — поинтересовался Зингер.
— Да нет, чего им тут делать?
Побыв еще немного, ростовчане уехали, пообещав наведаться через неделю, а Андрей пригласил Огнева пройтись по территории.
— Чтоб ты знал, где и что, — сказал он, — заодно подышим воздухом.
База отдыха занимала несколько гектаров огороженного металлической оградой смешанного леса и знавала лучшие времена.
Асфальтированные дорожки аллей зияли трещинами и выбоинами, видневшиеся среди деревьев щитовые домики давно не красились, и только центральный, в три этажа кирпичный корпус, с расположенной неподалеку волейбольной площадкой, находился в относительном порядке.
— Если что, мой кабинет на первом этаже, — кивнул Битов на высокое крыльцо с двухстворчатой дверью. — Я, как правило, здесь до обеда, потом другие дела. Ну а сторожа всегда на месте, практически тут и живут, с собаками. У нас их три — кавказцы.
— Серьезная охрана, — улыбнулся Огнев, — воры не наведываются?
— Было как-то прошлой осенью, едва ноги унесли. Ну, ты давай отдыхай, а мне в город надо. Еще увидимся.
Огнев вернулся к домику и, остановившись рядом, долго смотрел на Дон.
В этом месте он был достаточно широк, и дальний низменный берег едва различался в синеватом мареве балок. От реки, еще скованной льдом, тянуло запахом талой воды. Где-то далеко свистнул тепловоз, не иначе там была железная дорога, а в высоком голубом небе серебрилась точка, за которой тянулся инверсионный след.
«Удивительно, — проследив его, подумал Юрий. — Оказывается, военные все еще летают».
Сзади басовито взлаяла собака, и, обернувшись, он увидел идущего по дорожке к дому усатого худого старика. Он был в фуфайке, кирзачах, в руке нес портативный телевизор. Хозяина сопровождал с теленка ростом лохматый пес, скаля на незнакомца белые клыки.
— Тихо, Чечен! — прикрикнул на собаку дед и, подойдя к Огневу, опустил приемник на вкопанную рядом скамейку. — Здоров будь, мил человек, — сказал, протягивая Юрию жилистую сухую руку.
— День добрый, отец, — пожал ее тот.
— Вот, принес тебе «Сапфир», Андрюха приказал. Смотри на здоровье.
— Спасибо, — сказал Огнев, беря телевизор. — Ты погоди, отец, не уходи, я сейчас, — исчез в домике.
Там, взяв целлофановый пакет, сунул в него бутылку водки, круг копченой колбасы и банку шпрот, вышел наружу.
— Это тебе с напарником, отец, — протянул пакет деду.
— Благодарствую, — с достоинством принял гостинец старик. — А ты как, молоко любишь?
— Еще бы, да только где его тут взять? — развел Огнев руками.
— Я буду приносить, — усмехнулся старик в прокуренные усы. — У меня на хуторе корова. Духмяное молоко, на степном пырее. Не то что в городе.
— Идет, — согласился Огнев и, вынув из кармана несколько купюр, вручил деду.
— Тут дюже много, — сказал тот, возвращая две.
— Ничего, отец, бери. Ты ж сам сказал, духмяное? — рассмеялся Юрий.
— Ну да.
— Вот и договорились.
Дед удовлетворенно крякнул и, аккуратно свернув деньги, спрятал их в карман.
— Заходи к нам вечером в сторожку, — пригласил он. — Вяленым чебаком угостим и чайком с медом побалуемся.
— Обязательно зайду, — пообещал Огнев.
Когда сторож с собакой ушли, Юрий вернулся в дом и, поставив телевизор на тумбочку, раздернул молнию дорожной сумки. Достал оттуда милицейскую форму и сунул в печку ее и блеснувший воронением «макаров». Выщелкнув из рукоятки обойму, удовлетворенно хмыкнул и, вставив на место, сунул пистолет за пояс, одернув свитер.
Через несколько дней вскрылся Дон.
Всю ночь на реке слышался тихий шорох и треск, а утром, когда полковник выглянул в окно, увидел скользящие по реке изломанные ледяные поля, шугу и отдельные льдины, громоздившиеся друг на друга. Меж ними, завиваясь в водовороты, темнела полая вода.
Просыпалась и природа.
На ветках потемневших деревьев набухли клейкие почки, зазеленела первая трава, над далекими туманными балками кружили стаи грачей.
В субботу приехали Душман с Зингером, доставив надувную лодку, рыболовные снасти и полтуши барана.
— Вот, будешь рыбачить, — кивнул на упакованное в чехол плавсредство Зингер. — А из барана шашлыки сварганим.
Чуть позже на своей видавшей виды «Ниве» подъехал Андрей и извлек из багажника пластиковую канистру вина, мангал с шампурами и сухую виноградную лозу, перевязанную шпагатом.
— Это что, вместо дров? — удивился Огнев.
— Самый лучший шашлык, Юра, на виноградных углях, — многозначительно поднял вверх палец Душман. — Ну, бойцы, за работу!
Вскоре над берегом закурил синеватый дымок, на шампурах запузырилась сочная баранина. Время от времени Зингер, оказавшийся изрядным кулинаром, сдабривал ее яблочным уксусом из бутылки, посыпал травками и прокручивал стальные шпажки.
Еще через час, усевшись вокруг раскладного стола, вся компания, весело балагуря, уплетала душистый шашлык, запивая его красным вином.
— Ну как? — подмигнул Юрию Душман. — Вкусно?
— Лучше, чем на Кавказе, — отправил в рот очередной кусок Огнев. — И вино отменное, никогда такого не пробовал.
— Это, брат, настоящее цимлянское, — в очередной раз наполнил стаканы Андрей. — О нем еще Пушкин писал в Евгении Онегине.
Да вот в бутылке засмоленной,
Между жарким и блан-манже,
Цимлянское несут уже!.. —
с чувством продекламировал он.
— За Пушкина! Здорово завернул, чертяка, — поднял свой стакан Зингер. — А вот чё такое блан-манже, я не в курсе, — сказал, утирая губы. — Может, ты в курсе, Сашок?
— А хрен его знает, — пожал широкими плечами Душман, высосав свой. — Наверное, жратва какая. Ты лучше прочти стих, который мы в Луганске от братвы слышали, умора.
— Можно, — заблестел глазами Зингер. — Я его специально выучил.
Як романтично пахне ковбаса,
И помидори нижно зашарилысь,
А в пляныци чиста, мов роса,
Горилочка домашня зачаилась.
И нижно сало зваблюе тильцем,
И хлиб наставыв загорилу спыну
Якщо ти млиеш й бачиш самэ цэ,
Чому ж ти, гад, не любиш Украину?! —
выдал он, и компания грохнула смехом.
— Настоящий южный фольклор, — утирая выступившие слезы, констатировал Андрей. — Кстати, Колян, а ты откуда украинский знаешь?
— Так он же полухохол! — хлопнул по плечу приятеля Душман. — Батька наш ростовский, мамка украинка из Стаханова.
— Ну и как там, в Донбассе? — поинтересовался Огнев.
— Еще хуже, чем у нас. Шахты закрыты, заводы стоят, короче, полный бардак, — безнадежно махнул рукой Зингер.
— Ладно, не будем о плохом, — сказал Душман. — Андрюха, наливай, — кивнул на канистру.
Потом, раздевшись до пояса, все, кроме Огнева, принялись с увлечением гонять по берегу мяч, извлеченный из багажника Зингером.
Юрий же, покуривая сигарету, бездумно смотрел в небо, по которому плыли облака, чуждые всему земному.
Незаметно пролетел апрель. Часто просыпаясь по ночам от щелканья и трелей соловьев, что пели где-то за Доном, Огнев мучительно размышлял, как быть дальше.
Бесконечно отсиживаться на базе не имело смысла. К тому же все чаще он вспоминал Зею. Очень хотелось вернуться к этой маленькой женщине.
Сдерживала только неопределенность положения. Кто он? Изгой, человек без будущего. А таким Огнев являться к ней не хотел. Оставалось одно: снова отправляться в тундру за этим проклятым золотом, которое приносило одни несчастья. Юрий пытался найти какие-нибудь другие варианты, но их не было. И он решился.
Когда Душман и Зингер приехали в очередной раз, он рассказал парням о спрятанном в тундре кладе.
— Но ты же говорил, что все захапали банкиры! — опешил Душман.
— Не все. Половину мы оставили в тундре, не смогли вывезти.
— И сколько ж его там? — сглотнул слюну Зингер.
— Килограммов восемьдесят, в слитках.
— А чего раньше молчал, чудило. Или не веришь нам? — обиженно прогудел Душман.
— Да нет, Саня, верю. Просто я из-за этого золота трех друзей потерял. ПроWклятое оно какое-то, не хотел вас втягивать.
— А зря, — тряхнул чубом Душман. — Мы с Зингером ни бога ни черта не боимся. Так ведь, Колька?
— Ну да, — сказал Зингер. — Пускай они нас боятся.
— Так что, прапор, берешь нас в долю? — протянул Огневу широкую лапу Душман и шмыгнул носом.
— Куда ж мне без вас? — ответил тот, крепко ее пожав. — Один в поле не воин.
Потом он рассказал парням, где находится клад, и Зингер загорелся желанием как можно быстрее отправиться в дорогу. Сказался южный темперамент.
— Да нет, Николай, — отрицательно покачал головой Огнев. — Сейчас рановато. Ты ж был в Заполярье, там еще снег не сошел, и тундра сплошное болото.