че, то пусть ко мне на каракку доставят мою расписку. Если же за четыре дня я не получу никакого ответа, то буду считать, что ты ищешь вражды.
— А как ты сможешь что-то считать, мальчишка, если сейчас я призову сюда стражу, вам со стариком привяжут на шею по добротному обожженному кирпичу и выкинут прямо в это окно?
— В этом случае, ваше величество, — раскланялся князь Друцкий, — не будет никакого друга при московском троне. Не будет никакого золота, ибо мои слуги скорее выкинут его в море, чем отдадут чужакам. Но будет очень, очень большая обида в душе молодого и горячего царя. Может статься, ему даже захочется отомстить. Война с Данией наверняка улучшит его отношения с вечно недовольным Новгородом. Они сумеют использовать новообретенные глубокие порты.
— Приятно было увидеться, ваше величество, — поклонился и Андрей. — Очень жаль, но мы вынуждены вас покинуть. Дела…
Они молчали до тех пор, пока слуга не перевез их на берег озера, не провел мимо презрительно отвернувшегося дворянина и не подержал стремя, помогая подняться в седло.
— Что скажешь, дядюшка? — подобрав поводья, поинтересовался князь Сакульский.
— Я не знаю правителя, в казне которого хватает золота, — ответил Юрий Семенович и кинул слуге монетку. — Золота мало всегда. Два пуда, за которые можно отдать половину цены… Ради этого можно затеять даже маленькую войну.
Старый князь оказался прав. На четвертый день конные воины в стеганках начали сгонять к пристани Оденса воющую от ужаса толпу. Их гнали и небольшими группками по три-четыре женщины с цепляющимися за юбки детьми, и толпами в сотню человек — уже вместе с мужчинами, со стариками. Плач, крики, завернутые в платки младенцы на руках. Андрей ощутил в душе острую боль, как от вонзившегося между ребер стилета. Он впервые подумал о том, что совершает не самый лучший поступок в своей жизни. Что виновник этого кошмара — он, только он и никто больше! Не виновато ни проклятое золото, ни безлюдье его княжества, ни войны Реформации, ни датский король. Если бы он не затевал этой авантюры — то ничего подобного он бы не увидел. Конечно, этих несчастных невольников все равно кто-то гнал бы на рынок, кто-то продавал, кто-то покупал, — но он, Андрей Зверев, не приложил бы к этому своих рук. Но изменить что-либо князь Сакульский все равно уже не мог.
— Мэтью, ты видишь? — поторопил он англичанина. — Они идут к нам. Давай причаливай! Всех, кто с детьми, прячь в трюмы. Там не будет ветра и сырости. Прикажи, чтобы всех кормили только горячим! И начинали прямо сегодня.
— Мужчин лучше загнать под замок, князь Андрей. Как бы не взбунтовались. А бабы на палубе — и нам спокойнее, и команде веселее.
— Я не хочу, чтобы за время этого путешествия кто-то умер, Мэтью Ро, — отрезал Зверев. — Ты понимаешь меня, капитан? Сперва безопасность детей, потом опасность бунта.
— Вы платите, князь, — пожал плечами англичанин, — ваше добро. Но, спасая десяток младенцев, вы рискуете потерять судно и весь груз.
— Я не хочу терять младенцев. Поднимай паруса, иди к причалу.
В то время как невольники шли и шли по трапу в темные недра огромного корабля, с борта маленького ушкуя, похожего рядом с караккой на выпавший за борт бочонок, трое бледных невольников выгрузили сундук и замерли рядом. Андрей подвел к обитому железом ящику графа Латье, назвавшегося посланником короля, подал знак бывшим душегубам. Те откинули крышку, подняли тряпки, прикрывающие рубленые слитки. Тот осмотрел плату, кивнул — и дальше сундук понесли уже закованные в кирасы датские воины.
Зверев развязал кошелек, достал три серебряные монеты.
— Ловите, — кинул он по одной каждому пленнику. — Это талеры. Больше, чем здешний пахарь зарабатывает за несколько лет. Вполне достаточно, чтобы начать новую жизнь. Надеюсь, полученный урок отбил у вас желание богатеть на чужом горе. — Он помолчал и закончил: — Если вы еще не поняли, то это все. Моя торговля закончена, наш уговор — тоже. Вы свободны.
Бедолаги, видимо ожидая подвоха, продолжали стоять на месте. Андрей махнул рукой, прыгнул на ушкуй:
— Лучемир, правь к нефу. Для нас самое главное еще впереди.
Погрузка длилась до позднего вечера. Сколько именно датчане загнали на борт невольников, Андрей не знал — да и королевские воины, судя по всему, не очень заботились этим вопросом. Детей, родителей, стариков, мужчин и женщин никто не разделял, учитывались малыши или нет, с какого возраста — разговора не было. Просто на пристань перестали пригонять новые кучки невольников, и англичанин, немного выждав, убрал трап и отошел на середину бухты. К удивлению Зверева, он даже не особо просел в воду и со стороны казался полупустым.[45] Даже неф, который последние четыре дня тщательно готовили в дорогу, и тот сидел в волнах куда глубже.
Выходить на ночь глядя в наполненное мелкими островами и скалами море путники не рискнули. Только на рассвете неф поднял паруса и, волоча за собой легко прыгающий на волнах ушкуй, выкатился из бухты. Следом, как и было указано англичанину, выбрала якоря каракка, развернула прямые паруса на двух передних мачтах, косые — на двух задних, резво помчалась следом, нагнав неф уже верст через пять, и заняла место слева, чуть позади. Дабы не выскакивать вперед хозяина, Мэтью Ро подобрал нижние прямые паруса. Корабли шли под крепким боковым ветром красиво и уверенно, делая не меньше десяти узлов. Чертовски удачная скорость! Ведь по лоции, что просматривал в каюте капитана Андрей, остров Фюн отделяла от пролива Каттегат примерно сотня миль. Там, в проливе, для возвращения в Балтийское море нужно было повернуть направо и одолеть узкий, миль десять, и длинный, с полста миль, пролив Эрисунн. По уму, пиратам следовало дожидаться добычи или перед проливом, или за ним. Еще существовал южный путь, вдоль континента, — но тем, кто решил караулить эти воды, не светило совершенно ничего. А вот сторожам Эрисунна, да еще с северной стороны…
В общем, было очень хорошо, что в самые опасные места корабли попадут, когда на море опустится темнота.
— Эй, Лучемир, — окликнул рулевого Андрей. — Сказываешь, дорогу домой завсегда найти сможешь?
— А как же, Юрий Семенович. Я здешние воды наизусть знаю.
— Риус, чего мы тогда берега держимся? В море правь, в открытое море. Не хочу, чтобы нас лишние глаза заметили. В море!
Первые три часа выполнить это требование было трудно — то и дело справа и слева вырастали из-за горизонта новые и новые острова, но затем земля стала напоминать о себе все реже. После полудня море стало и вовсе чистым.
— Лучемир, — подошел к старику князь. — Давай, братец… Севернее принимай. Севернее.
Старый кормчий без комментариев крутанул руль, пару раз глянул на небо, вернул штурвал в прежнее положение, наметив новый курс. Час, другой — каракка неожиданно отпустила рифы на первой грот-мачте,[46] нагнала неф, подошла ближе, на полсотни саженей.
— Неверно идем!!! — заорал с борта англичанин. — Море там, там! Балтика там! Компас, компас смотрите!
— За мной иди! — махнул ему Зверев.
— Неверно, князь! Не туда!
— За мной! Просто иди за мной!
Мэтью демонстративно пожал плечами и оттолкнулся от борта. Парус забрали на рифы, каракка вернулась в прежнее положение. Впереди показалась каравелла — при виде двух огромных кораблей она резко вильнула вправо. Спустя пару часов им встретился тяжело нагруженный неф, на палубе которого тут же выстроилась команда, грозно продемонстрировав многочисленные копья и арбалеты. Первыми стрелять не стали, хотя часть бойцов торопливо полезли на мачты, и корабли разошлись правыми бортами, стремительно и безболезненно. Больше ни встречных, ни попутных судов им не встретилось, а часа через три начало смеркаться.
— Пахом, фонарь на корму повесь. Как бы каракка не потерялась.
— Князь Юрий Семенович не позволит, княже.
— В темноте могут просто потерять, без злого умысла… Эх, как бы кто из торговцев не настучал пиратам, что нас на пути встретил. Ганзейцы ганзейцам или датчане датчанам могут и пособить в добром деле ограбления иностранцев. Ладно, не топить же всех встречных без разбору? Особенно когда нечем…
Андрея беспокоило, что тихоходный неф каракка нагонит всегда. Легко. А видел он в зеркале как раз каракку… Однако ночь длинна. Коли Лучемира его чутье не подведет, не даст на скалы или остров налететь — за ночь полста миль нарезать килем можно. А там — поворот на запад. Широченным проливом Скагеракк выкатиться в Северное море, и по широкой дуге на восток — туда, где на лоции капитана Мэтью Ро указан край света, украшенный огнедышащими драконами и причудливо перевитыми морскими змеями.
Ночью Андрей почти не сомкнул глаз — но первые лучи солнца показали, что каракка никуда не потерялась, скользит по волнам на двести саженей левее и чуть-чуть позади.
— Все так хорошо и спокойно, что даже не верится, — пробормотал Зверев. — Лучемир, поворачивай к закату. Мне кажется, пора.
Точность его управления получалась плюс-минус лапоть. Но ведь он не в игольное ушко метился, а в пролив полсотни верст шириной. Трудно промахнуться.
Еще час, и глазастый Риус вдруг подпрыгнул, указывая вперед рукой:
— Земля!!! Земля! Деда, земля два пальца слева.
— В двух пальцах и минуем, — недовольно буркнул кормчий.
Князь Сакульский сбежал по лесенке с кормовой надстройки, прошел на нос, где паруса не закрывали обзор, остановился над площадкой гальюна.[47] Наклонился вперед, словно это могло приблизить его к горизонту. И правда, впереди темнела какая-то полоска, медленно смещавшаяся к левому борту. А еще…
— Проклятье, парусник!
Темная точка, что находилась справа, на краю горизонта, на глазах распускала паруса, превращаясь в белоснежную птицу. Две мачты с прямыми парусами, две с косыми — каракка!
— Или ночью обогнала и у поворота дожидалась, или с самого начала бандит догадался, что мы на север уйдем. Куда еще деваться богатому торгашу без судовой рати?