— На стуле, — показал он в угол палаты. — У нас с этим строго, прием вещей кастеляншей только по описи и с подписью владельца. А вы, Валерий Анатольевич, были без сознания. Так вот, — во-вторых…
Дальше я его слушать не стал, поскольку в самом деле увидел на стуле свои джинсы с футболкой. И телефон тут же обнаружился, вместе с ключами и деньгами. Причем на экране, когда я проверил работоспособность аппарата, высветилось приличное число пропущенных вызовов.
Черт, точно! Мне же Ласло должен звонить по поводу завтрашней поездки! Некрасиво получилось, прямо скажем, он ведь мог подумать, что я «заднего» включил. Я бы так и подумал, что греха таить?
Но хорошо, что я звук убрал, когда в клинику входил. Что если бы Карл Августович, под предлогом того, что «это может быть важный для мальчика звонок», с тем же мадьяром пообщался? Кто знает, что из этого получилось бы? Полагаю, ничего хорошего.
Ладно, сейчас выйду из клиники — наберу.
— …здоровье — это очень важный фактор, — закончил тем временем свою просветительскую речь Вагнер. — Ну и потом — мне очень не хочется ссориться с вашим отцом. Он в большой дружбе с Потоцким, как вы, возможно, знаете, а тот, в свою очередь, поставляет нашей клинике аппаратуру с изрядной скидкой.
— Не поссоритесь, — успокоил я доктора. — Мы давно не общаемся, потому повода для переживаний нет. И вообще — просто обнаружьте с остальными мое отсутствие, разыграйте сценку «как же так», поругайте охрану, которая меня выпустила с территории, да и все. А я вас не выдам. Слово даю!
— Так она вас на самом деле не выпустит, — заметил Вагнер. — У нас с этим строго. Тем более в ночное время.
— Кстати — который час? — заинтересовался я. — Небось около полуночи?
— Вроде того, — подтвердил Петр Францевич. — Десять минут двенадцатого.
— Ого. — Я потянулся. — Тогда мне точно пора. Еще пятьдесят минут, и карета станет тыквой.
— Валерий, — остановил меня голос Вагнера у самой двери, когда я уже взялся за ручку, причем его тембр разительно отличался от того, что был минуту назад. — Еще один вопрос, если можно.
— Какой? — повернулся я к нему. — Если вы снова о маме…
— Нет-нет… — Врач замялся, и это было непривычно. Вагнер всегда производил впечатление очень уверенного в себе человека, он всегда излучал позитив. А тут — гляди-ка. — Другое… Валерий, вы из них?
— Из кого? — опешил я. — Петр Францевич, вопрос не вполне понятен. Вернее — ответ на него очень уж многовариативен.
— Из них, — отвел глаза в сторону доктор. — Из тех, кто умеет больше, чем дозволено природой.
О как. Это уже интересно. Нет, дружба этого человека со Шлюндтом подразумевает то, что он может знать больше, чем обычный обыватель, но речь-то точно идет не про антиквара.
— Знаете, события последнего года здорово пошатнули мое привычное мировоззрение, — продолжал тем временем Вагнер. — До встречи с… С одним из ваших коллег, скажем так, я твердо был уверен в том, что все на свете можно объяснить с научной точки зрения. Вообще все. А теперь, после того что я видел тогда, да и сегодня… Но даже представить не мог, что вы, мальчик из такой хорошей семьи… Нет-нет, я не считаю ваши занятия предосудительными, но все же!
Я молчал, слушал, смотрел на него и гадал, кем же был тот, кто так лихо управился с Петром Францевичем. И мое молчание заставило моего собеседника начать нервничать.
— Собственно, все, что я хотел сделать, это поблагодарить вас за помощь моей клинике и отдать вот это. Мне кажется, так будет правильно.
Он протянул ко мне руку, разжал кулак, и на ладони я увидел перстень. Тот самый.
— Неожиданно, — признал я, забирая украшение. — С чего бы?
— То есть? — удивился и доктор. — Не знаю, каким образом, но вы излечили болезнь Михаила Георгиевича. Ну да, ваши методы отличаются от того, что делал Александр, и они энергетически более затратны, но результат есть результат. Мои специалисты ничего не смогли сделать, приглашенные светила расписались в своем бессилии, а вы за пять минут взяли и вернули рассудок тому, кому куча медиков вынесла приговор. Правда, сами при этом чуть не пострадали.
Ну конечно же! Я уничтожил обитателя перстня, а тот, в свою очередь, как видно, не совсем иссушил разум бедолаги-бизнесмена, вот он и пришел в себя.
Но это ладно. Кто такой Александр, и что у него за методы были?
— Нет, Михаил Георгиевич еще немного заговаривается, у него проблемы с ориентацией в пространстве и времени, но одно несомненно — он отдает себе отчет в происходящем. То есть он в своем уме. И это — чудо.
— Которое сотворила ваша клиника, — сразу оговорился я. — Мое имя фигурировать не должно. Ваши специалисты не теряли надежды, они пробовали новые методики, разрабатывали прогрессивные способы лечения… И так далее. Вам — слава, мне — моральное удовлетворение за доброе дело.
— И вот этот перстень, — добавил Вагнер. — Ведь он являлся причиной болезни? Верно? Это же не просто украшение, а нечто большее?
Я молча глянул на него.
— Просто пациент первым делом стянул его с пальца и забросил в угол, — пояснил доктор. — С невероятным отвращением на лице. Я сам это видел. Он словно ядовитую гадину в руках держал. Столько лет эту побрякушку берег как зеницу ока, чуть дочь родную из-за нее не придушил, и тут… А рядом вы лежите пластом, только ноги дергаются.
— Выздоровел человек, и слава богу, — холодно повторил я. — А уж что, почему… В этом мире чего только не бывает?
— Да, вы явно с Александром из одной компании, — невесело улыбнулся Вагнер. — Ладно, если вы желаете сбежать — самое время. Думаю, скоро ваша мама и Карл вернутся обратно. А перстень… Я так подумал — в моей клинике подобной вещи не место. Ни к чему она здесь. Вы же за ней пришли, так что забирайте и уносите отсюда куда подальше.
Мне снова очень захотелось уточнить, кто же такой этот таинственный Александр, но довод врач привел железный, потому я прислушался к его советам. Напоследок только показал ему перстень и спросил:
— А проблем не будет? У вас, у меня? Родные и близкие про него вспомнить могут.
— Михаилу Георгиевичу он, как было сказано, более даром не нужен, а что до его родных… Там теперь такие проблемы начнутся, что им не до подобной мелочи будет. Боюсь, что когда мой пациент окончательно придет в себя и узнает, что его тут забросили, словно старую мебель, при этом лишив всех прав на состояние, то очень сильно рассердится. У него и до болезни характер был тяжелый, а теперь-то…
Мне показалось, что он хотел еще что-то то ли сказать, то ли спросить, но время на самом деле поджимало, потому я прикрыл дверь палаты, и шустро побежал по коридору к лестнице.
Охрану я миновал просто, перемахнув забор в одной максимально удаленной от въездной группы точке. Нет, имелись у меня сомнения насчет видеокамер и сигнализации, но вроде как нигде ничего не загудело, и крепкие ребята в синей униформе, гомоня, не бросились по моему следу. Впрочем, возможно, господин Вагнер за это время успел отдать необходимые распоряжения? Сдается мне, он не только с моими родителями, но и со мной лично не хочет отношения портить, что довольно странно. Отец — там все ясно, у него характер не лучше, чем у этого пришедшего в себя бедолаги. Но я? Я-то как Петру Францевичу насолить могу? Он один из самых известных медиков если не страны, то столицы точно, а я простой архивариус, весовые категории несоизмеримы.
И все же — так есть.
Интересно, что в свое время сделал упомянутый Александр, что Вагнер настолько шелковым стал? Чем он его пуганул? И ведь ни у кого не узнаешь.
Повертев головой, я заметил довольно далеко от себя автобусную остановку, освещенную фонарем, и направился к ней. Нет-нет, надежды на то, что скоро придет автобус, у меня не было никакой, вряд ли они в этих краях до такого часа катаются, но ждать такси лучше сидя под крышей, чем стоя на пыльной обочине. Причем недалеко от остановки располагался вход на больничную территорию, так что я, по сути, шел в обратном направлении.
Уточнив адрес клиники, который я, естественно, не помнил, я вызвал такси, а после начал просматривать пропущенные звонки. Ласло, Юлька, Юлька, Юлька. Господи, что ей опять от меня надо, а? Вроде обо всем поговорили? Этот номер не знаю, этот тоже. Снова Ласло.
Короче — мадьяр звонил четыре раза, Юлька четырнадцать, по разу отметились мои новые друзья-вурдалаки, как видно, хотели высказать свое «фи» на предмет столь быстрого завершения тендера. Ну это их проблемы, меня подобные нюансы не волнуют. Даже перезванивать не стану.
А вот Ласло надо набрать прямо сейчас.
— Добрый вечер, Валерий, — привычно мягко прозвучал голос мадьяра в трубке. — Надеюсь, у тебя все в порядке?
— Абсолютно, — заверил его я. — И сразу хотел бы извиниться за то, что не отвечал на звонки. Не было такой возможности. Но завтрашняя поездка в силе, даже не сомневайся.
— И не думал этого делать, — рассмеялся тот. — Просто мы так и не определились со временем начала похода. Предлагаю шесть утра. Уже светло, но дороги при этом еще пусты.
— Отличное время, — согласился я. — Ты к моему подъезду подъедешь, я верно понимаю?
Вообще-то я не говорил мадьяру свой адрес, но отчего-то был уверен в том, что он его знает.
— Верно, — подтвердил мадьяр. — До встречи!
— До нее!
Ладно, это сделано. Теперь выясню, чего от меня подруга детства хотела. И вообще — как-то ее много в моей жизни стало за последние недели, надо это дело закруглять. Я и так верчусь как волчок, а тут еще она.
— Чего хотела? — без всяких предисловий осведомился я у Юльки, как только та сняла трубку.
— А ничего, что я тебе раз сто звонила? Мог бы хоть раз ответить!
— Не мог, — буркнул я. — Занят был. Повторюсь — чего названивала?
— Ты почему мне не сказал о том, что папка меня тебе… Тебе меня… Тьфу! Ну что он хочет, чтобы мы поженились?
— А зачем? — удивился я. — К тому же это не новость. Наши старики тебя да меня мысленно поженили еще тогда, когда мы в домик на дереве лазали и в школе букварь изучали.