Золото мертвых — страница 33 из 57

— Ох! — сообщил я моим спутникам, а после начал хохотать. — Ну мы и дали!

— А в чем, собственно, дело? — все так же удивленно спросил Ласло. — Валера, ты хоть поясни?

— В «холодной войне», — держась за бока и не в состоянии остановиться, ответил ему я. — Мы нашли захоронку шпиона тех лет, ясно? Ну чтобы в случае провала личность сменить. Уффф! А может, наоборот, это тайник, который другой резидент для него заложил. В Москву из Бонна прилетел какой-нибудь Карл Шульц, который после таинственно пропал из столицы, зато из этого леса вышел… Как там его? Мищенко Вадим Игоревич, гражданин СССР. Потому и место глухое выбрано, то, в которое особо никто не ходит. А родник — верная примета, чтобы не ошибиться. Вряд ли тут много ельников с родниками.

— Потому ты ничего и не слышал, — тоже расхохотался мадьяр. — Это же не клад!

Лесной хозяин переводил взгляд с него на меня, похоже, так и не взяв в толк, что к чему, но тоже начал тихонько подсмеиваться.

— Как видно, прихватили засланца империалистической державы доблестные чекисты, — предположил я. — Не добрался он до этих мест, вот чемодан так тут и остался, не забрал его никто. Правда, странно, что никто другой за ним не пришел. Вон тут денег сколько, не могли их просто так бросить. Может, остальных тоже арестовали?

— А почему тогда никто это место не выдал? — заинтересовался Ласло.

— Кто его знает? — пожал плечами я, взяв из чемодана пачку десятирублевых купюр. — Неисповедимы пути шпионские. Или тот, кто все это прятал, рассчитывал потом сюда вернуться и деньги забрать, как компенсацию за годы тюрьмы. Правда, просчитался, стали они просто бумагой.

— Стало быть, не то вы выкопали? — подытожил дед Силантий. — Охти мне!

Он топнул ногой по земле, там немедленно образовалась дыра, из которой высунулся длинный нос.

— Дальше ишшите, — велел лесовик. — Не то это. И не лениться мне. А ты, Хранитель, давай-ка либо с собой это все забирай, либо обратно зарой. Мне тут мусора не надоть!

Я подумал, закрыл чемодан и бросил его обратно в яму. Ну а какой прок с этого добра может быть? Мусор, вернее не скажешь. Ладно бы еще тут пистолет обнаружился, его хоть как-то можно использовать, но деньги и документы давно рухнувшей Империи — это хлам, который даже антикварам не нужен. Я не о Шлюндте, который работает с серьезными ценностями, а о тех, которые берут все, что можно, от непонятно чьих фотографий до театральных афиш.

Но настроение нам эта история подняла изрядно, мы еще долго посмеивались — и когда обратно на нашу поляну шли, и когда начали перекусывать снедью, припасенной Ласло.

— Ить не помню, чтобы эту штуковину кто закапывал в моем лесу, — сообщил нам дед Силантий, с удовольствием похрустывающий маринованными огурчиками. — Чудно! Видать, шпиёны ваши тоже магию какую знают.

— Маскировочную, — усмехнулся мадьяр. — Скорее всего он или они выглядели как грибники, вот вы их и не приметили.

— Грибники с чемоданом? — усомнился я. — Сомневаюсь, что такое диво можно проморгать.

— Ну тогда не знаю, — спасовал мой новый приятель. — Еще говядины хочешь? Надо доедать, на такой жаре она долго не протянет.

Время шло, стрелка часов делала оборот за оборотом, на лес опустилась предвечерняя прохлада, а мы так и сидели на поляне в ожидании вестей. Нельзя сказать, чтобы их совсем не было. Например, кроты нашли скелет какого-то бедолаги с кошелем на поясе и даже притащили нам его содержимое. Сам кошель распался в труху, но монеты оказались в отменном состоянии, так что стал я обладателем тридцати двух серебряных рублевиков времен веселой императрицы Елисавет. Что интересно — все они были датированы либо 1742, либо 1743 годом. Странно это. Не фальшивые ли? Вот не помню — Демидовы при Елизавете Петровне свои поддельные монеты в районе Каменного Пояса шлепали или нет?

Еще усатые поисковики обнаружили схрон с оружием, надо думать, времен Великой Отечественной войны. Как видно, армейцы делали заначку для разворачивания партизанского движения на территориях, захваченных противником. Я было решил пойти поглядеть, но потом передумал. Устроили тайник не по уму, в него постоянно попадала вода, и все давным-давно заржавело или сгнило. Кстати, дед Силантий даже вспомнил, как это происходило, а после еще раз предложил нам забрать «кассе», оставшееся от фашистов.

— Может, все же стоило и нам самим походить по лесу? — спросил у меня Ласло невесело в какой-то момент. — Судьба любит тех, кто что-то делает, а не ждет от нее подарка.

— Ты всерьез думаешь, что мы эффективней кротов? — выпустив сигаретный дым, иронично отозвался я. — Это ошибка. Нет, какая-то доля вероятности того, что я услышу клад твоего дядюшки, есть, но она настолько мизерна, что о ней и говорить не имеет смысла. И сразу — дело не в моей лени. Дело в элементарном расчете. И потом — мы что, куда-то опаздываем? Этот день кончился — и все, далее тишина? У тебя виза насколько?

— Виза? На сколько захочу, — передернул плечами мадьяр. — Велика трудность глаза таможеннику отвести. У меня, собственно, ее как таковой и нет. Дело в другом, Валера. Мне перед тобой не слишком удобно, мы с тобой заключили договор…

— Все, понял. — Мне стало смешно. — Ласло, ты в России. У нас никогда никто ничего не делает в том случае, если ему это вменено в обязанность и по договору, потому что просто работу работать скучно и неинтересно. Но если что-то надо сделать бесплатно и по дружбе, то слова «нет» в этой стране не существует. Мы с тобой теперь вроде как приятели, я помогаю тебе по-братски, потому мы будем обитать в этом лесу столько, сколько надо. Ну если дед Силантий нас отсюда нафиг не выгонит, разумеется.

— И в думах не имелось, — добродушно сообщил нам лесовик, который успел сжевать один подаренный ему каравай целиком и добрался до второго, а в перерыве крепко помог нам со снедью Ласло. — Хоть вы и человеки, но из наших, понимающие. Только ты, шустрый, как стемнеет, к озеру не вздумай соваться, ясно? Точно тебя девки тамошние на глубину утащат, и я не помогу. Нет там моей власти.

— Ну вот, — приободрил я мадьяра, туша сигарету. — Поживем тут, в лесу, на природе, нервишки подлечим в естественной среде. За едой в соседний магазин сгоняем, видел я там один у санатория, спать в машине можно. Опять же — вон грибную похлебку сварим. Знаешь, какое это объедение? Опять же — в озере можно окуней надергать, уху сварганить. С перцем, с лаврушечкой, с картошечкой, да под водочку ее и убрать. И дед с нами похлебает.

— А как же, — с достоинством ответил старик. — Это можно! Пока вот малинки пожуйте. Хороша в этот год малинка уродилась!

Невесть откуда он достал два кулька, свернутых из больших лопухов и доверху заполненных ароматными ягодами. Вот тоже интересно — малина лесная, должна быть мелкая, а тут ягоды такие, что иная садовая позавидует.

— Спасибо, — обрадовался я. — Всегда ее уважал!

Успокоившийся Ласло тоже принял кулек и поблагодарил гостеприимного лесного хозяина.

Доесть вот только угощение мы не успели, поскольку из все того же лаза высунулась башка крота-лидера с несвойственно для данного существа выпученными подслеповатыми глазами, а следом за этим с пня встал и дед Силантий.

— Ну вот, ребятки, — огладил он свою бороду. — Кажись, нашли вашу пропажу.

— Случилось что-то? — насторожился мадьяр.

— Одного из его помощников прямо на месте убило, — пояснил старик. — Он на какой-то препон в земле наткнулся, да и полез смотреть, что да как. Нет чтобы весть подать и в сторонку отползти! А это невесть что его возьми, да жизни и лиши. Чародейство, никак не иначе. Стало быть, это то, что вам потребно. Но я-то, старый дурень! Чего сразу не смерковал, что кроме как в Ведьминой просеке поклаже быть и негде? Самое же пакостное место в моих владениях! Дядька твой, поди, потому и бродил по моим лесам столько времени, что подыскивал такую лежку, где земля зло в себя впитала.

— Ведьмина просека, — повторил я. — Ну раз Ведьмина, стало быть, ясно.

— Чего тебе ясно, щегол-болтун? — насупил брови дед. — Ведьмы — они не хуже и не лучше, чем ты или вон он. Все мы под Луной живем, каждый своим путем идет, как может, когда добро сотворит, когда зло. Жизня — она что лес для того, кто привык в полях жить, никогда не ведаешь, куда тропинка заведет — в чащу глухую или на опушку светлую. Просека потому так называется, что там лет триста назад двух ведьм селяне жизни лишили, да еще и пакостно оченно. Издевались над ними всяко, потом одну, что постарше, повесили, а вторую… Рассказывать не хочется даже. Нет, может, и было за что, только эдак-то зачем? Хочешь убить — убей, но измываться — не дело. Я селян тех после хорошенько по лесу помотал, два дня выбраться к своей деревне не могли. А просека та с той поры недобрым местом стала, потому как одна из ведьм предсмертное подсердечное проклятье кинула на убийц. Потому я их, кстати, живыми и отпустил, они все, почитай, всё одно что мертвецы. От такого проклятия спасения нет. Но вот беда — его и земля запомнила, и трава, и деревья. Плохое стало место. Гибельное. Если человек там сильно долго пробудет или, того хуже, заснет — все, пропал он. Болезнь его убьет вскоре, или какая другая напасть. Возьмешь там гриб или ягоду — тоже гроб можно заказывать, в них яду больше, чем в гадючьем клыке по весне. Врать не стану — я туда особо не суюсь. Неуютно там. Стыдно сказать — когда мой лес вырубали, я сильно опечалился, что эта просека под пилу не попала. Все деревья жалко, а эти — нет.

— Веселые дела, — встал и я на ноги. — Ласло, пляши. Мы нашли то, что искали.

Глава тринадцатая

Тельце погибшего крота валялось на земле, выглядя при этом невероятно печально. Нет, смерть вообще очень редко смотрится радостно, но тут прямо вот совсем-совсем все минорно смотрелось. Если добавить к происходящему мелкий дождь, серое небо и печальную музыку да снять на камеру — и все, можно отправлять получившуюся короткометражку в Канны, она в разделе «Авторское кино» запросто может «пальмовую ветвь» получить. Там такую заумь любят. А если еще и название правильное дать, так и вовсе. «Последний свет в конце тоннеля», например.