— И чего это твои подозрения до моей машины липнут? — начал выходить из себя водитель, наглядно доказывая, как поспешил психиатр заверить очередную годовую и главное ставшую платной справку, что у шофера Шматько все в порядке с нервами.
— Папаша, не грубите, — спокойно ответил гаишник. — Вы еще скажите, что мы не имеем права номера снимать или вашу собственность на штрафплощадку ставить… Да, подозрительный вы человек, папаша. Все о Конституции рассуждаете. Готовились, да?
— Что готовился? — ошарашился Шматько.
— Да так. Тут один вчера вообще сказал: без адвоката рот не открою.
— Ну и что, имеет право, — рассудил пенсионер.
— Я не спорю, только водительских прав у него теперь года два не будет. Или год, в лучшем случае. Я сразу понял — пьяный, экспертиза подтвердила. Разве трезвый станет о правах или… Дыхните, папаша!
Гаишник, тщательно принюхавшись к дыханию пенсионера, заметил:
— Валидольчик сосете, чтобы запах сбить? Ладно, не бледнейте, может, вы и вправду не совсем, чтобы… В общем так, гражданин: стекло растонировать, брызговики установить, штраф оплатить. Вот вам временное водительское удостоверение. Больше не нарушайте.
Гаишник посмотрел на водителя добрым взглядом и, вспомнив о чем говорили на последнем совещании, взял под козырек со словами:
— Счастливого пути!
Пенсионер ошарашенно посмотрел на уходящего к перекрестку блюстителя служебных инструкций и, пыхтя, залез в свою развалюху. Бравурная мелодия духового оркестра в его душе по-быстрому перековалась в звуки похоронного марша, когда Александр Саливонович стал объезжать пункты, жившие несколько лет за счет наклейки пленки на стекла автотранспорта. Так если раньше водители платили мастерам за тонировку, теперь они делали то же самое по поводу ее уничтожения. Какие проблемы, две пенсии господина Шматько — и катайся, согласно очередной заботы ментов по поводу улучшения их собственной работы…
Латаный-перелатанный драндулет господина Шматько оставался последней надеждой выжить в наше судьбоносное время. Вот почему ему пришлось, скрепя сердце и ожесточенно матюкаясь, выложить последние гроши за почти новое, дешевое и явно украденное у кого-то стекло. К великому огорчению пенсионера, тонировочная пленка на его автомобиле оказалась высококачественной, а потому ее можно было сдирать исключительно вместе со стеклом.
Александр Саливонович позабыл многие статьи тщательно изученной им Конституции, пока накастрюлил бабок, чтобы вернуть расходы из-за очередного ведомственного постановления, оплатить штраф и даже заработать на пару упаковок адельфана. Если бы не это лекарство, господин Шматько давно бы переселился туда, где права водителя были бы столь остро нужны, как обязанности гражданина.
После нехитрых арифметических подсчетов господин пенсионер понял: если он будет кастрюлить по двенадцать часов в сутки, то хватит На хлеб, молоко, лекарства, и даже изредка можно будет побаловать себя луком с требухой. При условии, что его драндулет не рассыплется от такой усиленной эксплуатации, а бензин в который раз не подорожает.
Александр Саливонович долго вздыхал, прежде чем расколоться на подарок внуку и еще туже в прямом смысле слова подтянуть брючный пояс. Игрушка «Мороженое в стаканчике» была недорогой и очень красивой. Внук господина Шматько был еще слишком мал, чтобы подозревать: когда-то на свою пенсию дед мог купить ему мешок такой радости и при этом не садиться на двухнедельную жесткую диету.
Господин Шматько, честно отпахав сорок шесть лет, считал себя обеспеченным до гробовой доски — сто тридцать два рубля пенсии, шесть тысяч на сберкнижке, сорок копеек лекарство, самая символическая в мире квартплата, два рубля — десять буханок хлеба. Пенсионер заблуждался по поводу своей спокойной старости, а как известно, каждая ошибка имеет свою цену, особенно во времена бурного строительства очередного светлого будущего.
Войдя в парадное своего дома, Александр Саливонович удивился. И было отчего. За целый день никто почему-то не удосужился помочиться в угол парадного. С тех пор, как общественные сортиры стали платными, многие граждане принялись рассматривать подворотни и парадные в качестве одной из мер по социальной защите населения. Кроме того, в почтовом ящике, приколоченном к двери, находилась какая-то бумага. Господин Шматько давно не выписывал никакой прессы, с тех самых пор, когда газеты перестали стоить по три копейки. Сегодня самая дешевая обходилась раз в десять дороже, зато на свою пенсию господин Шматько мог купить не двадцать пять канистр бензина, как во времена проклятого застоя, а всего четыре. Александр Саливонович постоянно занимался такими сравнениями, но, кроме резких скачков кровяного давления, другой пользы они не приносили.
Достав из почтового ящика лист бумаги, пенсионер понял: это как раз то, чего ему не хватает до полного счастья, и кто-то снова стал сильно переживать, как бы принести людям максимальную пользу. На дорогой финской бумаге было напечатано:
КОНЧАЙ С ДИЕТАМИ!
ОГРОМНЫЙ УСПЕХ В АМЕРИКЕ И ЕВРОПЕ!
НАКОНЕЦ-ТО В УКРАИНЕ!
Напиток, основанный на 21 ботаническом факторе из ливневых лесов Амазонии и Засрундии превратит ваши жиры в энергию и воду.
ВЫ БУДЕТЕ ЭФФЕКТИВНО ТЕРЯТЬ ОБЪЕМЫ И ВЕС.
ВЫБУДЕТЕ ОЧЕНЬ ЭНЕРГИЧНЫ,
ВЫ НИКОГДА НЕ БУДЕТЕ ГОЛОДНЫ,
ПОТОМУ ЧТО ВАМ НЕ НАДО ОТКАЗЫВАТЬСЯ ОТ ЛЮБИМОЙ ПИЩИ.
УСПЕХ ГАРАНТИРОВАН!
ЭТО — БАРМИЛОН!
Приобретайте его в сети аптек фирмы «Гиппократ».
Господин Шматько скомкал бумагу. Вот если бы кто-то придумал дешевые пилюли, которые бы вообще помогли отказаться от приема пищи — это было бы стоящим делом, подумал Александр Саливонович и хотел было бросить бумагу в сторону, но передумал.
Пенсионер был очень аккуратным человеком и, в отличие от многих, пока не приучился сорить там, где проживает. Тем более газеты ему стали не по карману, а после покупки подарка внуку на туалетную бумагу уже не хватило бы никаких сбережений.
Глава девятнадцатая
Новомодное лекарство бармилон захватывало рынок со скоростью распространения очередной эпидемии гриппа, которой, кроме самоотверженности врачей, можно было противопоставить марлевую повязку. Другой заботы за население пока не предвиделось, а потому грипп, несмотря на полное отсутствие рекламы, пользовался повышенным спросом даже у тех слоев населения, которому элементарный аспирин «Упса» был не по карману.
Слухи о целебности бармилона передавались не только из уст в уста вместе с дальнейшей экспансией гриппа, но усиленно подогревались всеми средствами массовой информации.
Кое-кто стал придумывать явные небылицы, что уникальный бармилон может вылечить даже от СПИДа. О таких целебных свойствах препарата газеты и телевидение не рассказывали, однако человеку всегда хочется надеяться на лучшее при хроническом дефиците одноразовых шприцев и дороговизне резиновых перчаток для стоматологов.
Стоит ли удивляться, что в массовых очередях, созданных сдающими золото, за целебность бармилона бакланили с таким воодушевлением, как много лет назад. Только тоща народ громко и вслух ликовал по поводу очередного подорожания водки и падения курса доллара, давясь почти в том же составе очереди, чтобы прикупить золотого запаса за самую твердую в мире деревянную валюту.
Еще бы, такое лекарство; больных оно делает здоровыми, врагов — друзьями, немощных — скалолазами, толстых — тощими, а дурных — еще лучше на голову. В общем, почти тот же эффект, как от самогона, которым народная медицина велит лечить ацетон и еще десять тысяч других болячек, вплоть до хронического безденежья.
Ежедневно на экране телевизора возникали уже неплохо узнаваемые люди, не мыслившие жизни без бармилона. Некоторые зрители со временем стали считать их чуть ли не членами семьи. И когда кто-то из рекламщиков исчезал на время из голубого экрана с пачкой бармилона в зубах, зрители начинали переживать — вдруг человек заболел, обожравшись такими полезными пилюлями до полного поноса.
Бармилон не был чересчур чудодейственным средством, потому что лечение поноса с его помощью не рекламировали. Хотя телезрители сожрали бы и такую залепуху вместе с тем бармилоном. Даже те, которые могли бы догадаться благодаря детсадовскому образованию: отогнать от человека поголовно все болезни не могут ни размахивавший конечностями по телевизору Кашпировский, ни крестившийся на стакан воды Чумак, ни даже чудодейственный бармилон, а исключительно смерть.
Рекламные усилия дали свой результат, так как за бармилон орали по телевизору гораздо чаще, чем про панадол, и даже всякие-разные тампаксы стыдливо заворачивались в прокладки «Кэфри», стоило телезрителям услышать начало мелодии, предваряющей появление на экране ультрасовременного лекарства.
Какой там кэфри или тампакс? Тоже еще событие для мужской аудитории, тем более, что его рекламирует домохозяйка, известная исключительно помощнику режиссера по коммерческой части, скачущая в белых штанах по поездам с магазинами.
Совсем другое дело, когда вратарь сборной по хоккею жрет бармилон, вприкуску рассказывая: только благодаря этому снадобью он ловит шайбы быстрее, чем соперники успевают бить по воротам.
Так, кроме вратаря, известная спринтерша раскололась, как бармилон придал ей силы бежать на коньках до золотой медали, а заслуженный артист с помощью нового чуда медицины сбросил пуд веса, хотя жрал при этом в три горла при поддержке спонсоров. И даже один народный депутат, оравший в микрофон за борьбу с коррупцией, как бы невзначай кинул себе в пасть горсть полезных пилюль, а потом замолол обличения с такой скоростью, что уши телезрителей не поспевали за его речами.
Кроме выдающихся людей, лекарство рекламировали скромные герои нашего времени. Рабочий Вася Перепелкин, вытирая руки то промасленной ветошью, то об голову, гордо заявлял в телевизионную камеру: он вкалывает, как проклятый, жрать постоянно хочется, а зарплату… Впрочем, это не важно, потому что есть бармилон.