«Но клад он пока не нашёл. Не нашёл он клад».
Батя вызвал Максимова и детально разобрал его разговор с Коневым.
— С кладом, капитан, ты его, конечно, сразу ошарашил, — начал Батя, — а вот дальше что? Ну закрутился он вначале, как на горячей сковородке, а потом же выскользнул. Не смог ты его прижать. Тебе надо было дальше развивать свою мысль, а ты упустил инициативу. Ты же копаешь по поиску клада, а он тебе подкидывает какую-то тетрадку, и ты сразу соглашаешься: заглатываешь его крючок. Ну скажи, при чем тут тетрадка! А получается так, будто только она тебя и интересует. За этой тетрадью ты сразу забыл, что ты его вызывал из-за клада, который он нашёл и спрятал. Тетрадь — это алиби подозреваемого, его спасательный круг. Ты должен был его алиби проверить со всех сторон и только потом с чем-то соглашаться. Ну а раз пошёл у него на поводу, значит, надо было выяснить, почему у него возникла идея с этой злополучной тетрадкой. Нормальному человеку такая мысль даже в голову не придет. Значит, должны быть какие-то мотивы. Я думаю, что раз он сказал девице про тетрадь, то он её видел или слышал о ней. А может, даже в книге прочитал похожую версию. То есть надо было тебе докопаться, откуда идет этот посыл. Понятно?
Максимов послушно кивнул головой, а потом, точно опомнившись, отчеканил: — Так точно, товарищ полковник.
— С ним нужно потоньше работать и тогда, возможно, будет результат. Мы топчемся на одном месте. Единственное, в чем я теперь точно убедился, — был этот чёртов дневник, точно был. Этот парень ничего не придумал. Он его нашёл и там прочитал об этом кладе. Но по каким-то причинам клад он пока не нашёл. Значит, все дела у него сейчас крутятся вокруг этого дедова клада.
Максимов непроизвольно посмотрел на часы. Всего на секунду он отвлекся от разговора, но Батя перехватил его взгляд.
— Что, спешишь?
— Да, пока еще есть время.
— Ну и хорошо. А со старшим Коневым тоже не так надо было разговаривать. Неужели тебе не ясно, что он, как порядочный сын, гордится своим отцом. Тем более тот был партийным работником, уважаемым человеком, словом, — пример для подражания. Сын, может, ничего не знает о его прошлом, а ты его сразу стал обвинять. Чуть ли не врагом народа называл его отца. Естественно, он возмутился. И правильно сделал. На его месте любой поступил бы так же. Может, и были у его отца какие-нибудь недостатки, но для сына это теперь не главное…
Зазвонил телефон. Батя с кем-то поприветствовался и после короткого разговора положил трубку.
— Надо было поговорить с ним так, как будто мы нашли личное дело его отца и теперь у нас появились вопросы. Ну, например, не стыкуются некоторые факты в его биографии. А от их решения зависит судьба людей. Или, может, мы хотим его наградить…
В дверь кто-то заглянул. Батя грозно помахал рукой, и дверь закрылась.
— Здесь я не доработал, товарищ полковник, постараюсь исправить.
— Поздно. Теперь он ничего нам не скажет, поэтому пока его лучше не трогай. Такая настойчивость обычно вызывает обратную реакцию. А об отцовом дневнике он, видно, ничего не знает. Интересно, как же он его писал, если даже дети не видели? По ночам, что ли?
— Так он же отдельно жил. Теперь там его внук…
— Тьфу ты. Склероз, не иначе. Подумал я тут совсем о другом. Значит, так: внук нашёл дневник старика и припрятал. Не доверяет он родителям или хочет сам весь клад прибрать к рукам. Зачем он ему?
— Товарищ полковник, да кому помешают лишние деньги? Может, подумал, родители будут против того, чтобы он кладом занимался. Мы же не знаем, где он может быть.
— Вот теперь, капитан, ты мне нравишься. Мы совсем не подумали о главном. Где же может быть спрятан этот клад и что там? Я думаю, что не в коневской квартире, иначе не возникла бы эта катавасия. Он уже давно бы втихушку прибрал его к своим рукам. Для того чтобы ответить на этот вопрос, нам и нужен дневник старика. Понимаешь, капитан? Надо его искать.
Батенчук подошел к своему любимому окну. На городской площади кипела жизнь. Из открытого окна было видно, как на соседнем перекрестке машины стояли в несколько рядов и уже наметилась хорошая пробка. Впереди буксировали сломанный автобус. Можно было подумать, что, глядя в окно, Батенчук черпал какую-то информацию, которая помогала в его работе.
— Попытайтесь что-нибудь узнать про дневник, — нарушил молчание полковник. — Если он действительно существует, то его надо заполучить. Короче, ищете дневник. Это дело надо провести очень аккуратно, и чтобы никаких мне зацепок. Пусть вас подстрахуют. Но учтите, по поводу дневника я команды не давал. Я хочу спокойно дослужить до пенсии.
Глава 15
На следующий день Иван решил уходить. Николай пытался его удержать. Он говорил, что пока идти опасно: из-за медведя, но ни на какие уговоры Иван не пошёл.
Из-под крыши зимовья Клочков вытащил допотопную одностволку. Ствол ружья изрядно поржавел, а приклад, видно, когда-то сломали и потом перемотали синей изолентой. По отдельным рыжим пятнам, сохранившимся на нём, можно было определить, что в лучшие времена его даже покрывали толстым слоем бесцветного лака.
С этим повидавшим виды ружьём Иван тронулся в путь. От зимовья пошла хорошо набитая тропа, а дальше она его завела на сопки, заросшие стлаником, и там стала теряться. Стланик так разросся, что местами Иван пробирался, как в джунглях. Ветки хлестали по лицу, ружьё цеплялось за кусты. Приходилось его снимать и, взяв за цевье, нести в руке. Кое-где стланик прорубили, и образовалась узкая просека. Солнце висело уже высоко, и его лучи, пробиваясь сквозь ветки, слепили глаза.
В последнее время Иван всё чаще думал об Ирине. Он вёл с ней длинные диалоги, что-то доказывал, спорил и даже объяснялся в любви. Раньше он во многом с ней не соглашался, а теперь уступал. Он вспомнил давний разговор об Ирининых друзьях и подумал, что был тогда не прав и сейчас по тому поводу не стал бы даже спорить. Её образ словно витал над ним, она была с ним рядом.
«Я бы сейчас поехал с Иришкой купаться. Позагорали бы, как прошлым летом, разрядились бы от души. Да, здорово тогда было. Этот домик на двоих мне теперь всё время снится. Такое бывает только в сказке. Надо же, мы там целыми днями купались, да ещё до самого утра не спали. И как только выдерживали! Теперь сам удивляюсь. Но было великолепно, а Иришка была просто ослепительна».
Так, думая о своём, он не заметил, как вышел на открытое место, лежавшее между двух заросших сопок. Неожиданно Иван услышал медвежье рычание и в следующее мгновение увидел его самого. Тот выскочил из густого стланика и с рёвом бросился навстречу Ивану.
Между ними была только поляна, заросшая густым зелёным брусничником. Медведь был похож на коричневый клубок, который будто катился сам по себе. Всё его тело перекатывалось, в лучах проходящего солнца лоснилась шерсть. И если бы не его свирепый рёв, то медведем можно было бы любоваться: так он был естественен и хорош. Но он бежал к человеку, бежал, чтобы на него напасть. Ещё немного — и… Пока Иван это осознал — потерял несколько дорогих мгновений.
Наконец он вскинул ружье и прицелился. В этот момент он услышал выстрел, потом ещё один и увидел, как бегущий зверь резко остановился, потом его занесло в сторону. Иван выстрелил, и медведь всего в нескольких шагах от него повалился набок. Он хрипел, а из оскаленной пасти бежали слюни. Потом по телу прошла судорога, и зверь затих. На лбу у Ивана выступил пот. Он стоял ни жив ни мёртв. Только теперь он до конца осознал всё происшедшее. Откуда-то сзади подошёл Николай с ружьем в руке. Он раскраснелся, выглядел каким-то взъерошенным и был даже без своего излюбленного накомарника.
— Фу, ё… — громко выругался он, расстегивая куртку. — Еле успел, ружье стояло на предохранителе… Он, паразит, давно меня пас, а попал ты. Всё момент выжидал. И выждал, б… Я как чувствовал, что он не ушёл, а где-то затаился. Видишь, какое место выбрал, паразит: здесь никуда не спрячешься. Всё открыто. Я как знал, что нельзя тебя одного отпускать. Я только решил тебя немного проводить…
Клочков скинул куртку, положил ружьё и остался в одной облезлой темно-синей футболке с короткими рукавами.
— Не подвело ружьишко, исправно отработало. Правда, больше не осталось ни одного жакана. Теперь придётся зарядить крупной картечью. А ружьё ещё действительно что надо.
Он кинул беглый взгляд на свой «зауэр» и, немного успокоившись, продолжал:
— Этот медведь, может, никогда бы и не напал на человека, но тут особый случай — затяжная весна, а он голодным вылез из берлоги. Вот он, бедолага, всё шакалил, никак не мог нажраться. Знаешь, ел все подряд: и прошлогоднюю бруснику, и корни копал, и падалью не брезговал. А вот на мою тухлятину, паразит, не клюнул, но тут, видать, я сам дал маху. Когда я яму копал, он, наверное, видел. — Клочков потрепал медведя за уши и приподнял ему голову. Иван увидел страшный звериный оскал. — В этой округе он все муравейники разгрёб. Видать, с голодухи крыша у него и поехала. Ты смотри, кинулся на тебя очертя голову.
Медведь только начал линять, и от этого казался двухцветным. Сверху, как причёска у последней модницы, шерсть у медведя была светлой, а внизу — потемней. Лохматая шкура делала его здоровым и упитанным, а на самом деле медведь оказался совсем худым. Однако по поводу его здоровья у Клочкова не возникло никаких сомнений, и всё мясо он решил забрать. По его прикидкам медведю было немногим больше трех лет. Только совсем недавно его прогнала мамаша, и он оказался неприспособленным к самостоятельной жизни.
Немного отдышавшись и перекурив, Николай стал свежевать медведя. Он быстро орудовал узким охотничьим ножом, лёгкими движениями отделяя шкуру от туши.
Иван вначале только помогал поворачивать тушу и поддерживал шкуру, а потом приноровился и тоже стал обдирать, как заправский охотник. Дело пошло быстрее, но все равно им пришлось изрядно повозиться с головой и лапами. Только к вечеру они закончили разделку и перенесли мясо и шкуру к зимовью. Часть мяса Николай засолил, остальное нарезал узкими длинными кусками и завялил на дыму. Мясо покрылось красивой коричневой корочкой. Шкуру он растянул между деревьями и рядом развёл два дымокура.