— И что они, полетели? — опять прервал лейтенанта Максимов. Этот длинный монолог его утомил.
— Нет конечно. Пока геологи все справки оформили, у них уже командировка закончилась, нужно было домой. — Как раз, помню, они на выходные попали, а там ещё какой-то праздник был, словом, посидели они прилично.
— А что же вы им навстречу не пошли? — В голосе Максимова прозвучала нотка удивления. — Всё-таки люди приехали издалека, да и с документами, я думаю. Кроме того, наверное, оплатили. Нехорошо, лейтенант.
— У нас такие правила.
— А если человек умирает, тогда что?
— Тут справки не нужны. К санитарной авиации это не относится: они могут летать в любое время.
Максимов узнал, что действие этого положения, придуманного местными властями, не распространяется ещё на некоторые структуры и органы власти. Среди них было руководство района, пожарники и разные аварийные службы.
— Так, значит, получается, можно всё-таки полететь, минуя вас? — закрывая тетрадь, спросил Максимов. — А вы говорите, нельзя.
В этот день в аэропорт Максимов уже не поехал. Он встретился с геологами, и Синицын подтвердил, что в районе «Квадрата-3» может быть месторождение золота, при высоком содержании металла, какое в том районе установили в нескольких пробах, намыть там золото возможно. А имея соответствующий опыт, и вообще не составляло особых проблем. Примеров Синицын привёл немало и показал ему разные выкладки. Главное, к радости Максимова, на фото геологи узнали того молодого человека, который интересовался этой площадью и искал лагерь заключенных. Теперь Максимов был полностью уверен, что он на правильном пути.
Глава 33
На площадке, где стоял лагерь, росли высокие тополя, по краям зеленела ольха. Открытые места покрывала такая густая трава, какая обычно бывает на заброшенных пустырях, Если бы не стоявшие строения, никому бы даже в голову не пришло, что здесь когда-то жили люди, настолько это выглядело противоестественным, чуждым для понимания: жить в такой глухомани да ещё на крутом уступе, зажатым высокими горами. Будто на этой земле больше не нашлось другого места — более подходящего для нормальной человеческой жизни.
Было видно, что эту площадку когда-то расширили за счет пологого склона горы, образовавшегося из-за осыпи. Камнями засыпали ложбину распадка, выровняли, и от этого площадка стала похожей на футбольное поле. Зато тот склон горы получился обрывистым — снизу труднодоступным.
На другом краю площадки, возле обрыва, стояла небольшая избушка, рубленная из толстых бревен. Окон в ней не было, поэтому её можно было принять за амбар или за баню. От времени нижние венцы подгнили, избушка покосилась и повело крышу.
Николай открыл дверь, она страшно заскрипела. От этого скрипа среди мёртвой тишины аж мурашки пробежали по коже.
— Фу-ты, чёрт! Вот… зараза, — матюгнулся Николай.
На него дыхнуло плесенью, затхлый воздух вышел наружу. Чувствовалось, что этот порог давно не переступала нога человека. В избе было на удивление сухо, подмокло только в дальнем углу да и то, вероятно, совсем недавно, так как пол ещё не сгнил, не подгнили и нижние венцы дома. На полу валялись деревянные ящики и прямоугольные металлические банки, в каких обычно хранят патроны. Долгое время здесь хозяйничали мыши, и на всём остались следы их жизнедеятельности. Николай поднял одну банку, покрашенную защитной краской.
«1933 г. Завод № 17», — прочитал он молча, до конца не сознавая смысла написанного. И тут же спохватился.
— Ваня, ты представляешь, тридцать третий год… — Глаза у него забегали. — Ты только посмотри.
На банке сохранилась каждая буква, каждая цифра.
— Удивительно, даже краска не потускнела! За столько лет!
— Тут был склад. Боеприпасы и оружие хранили. Видел кованый запор на двери?
— Эту дверь когда-то на замок запирали, — разбрасывая ногой мусор, продолжал Николай. — В такой крепкой избушке можно было прятать всё самое ценное: продукты и оружие. Но для продуктов этот склад явно маловат, а для оружия в самый раз подойдёт. Амбар что надо!
Массивный запор был выкован из толстого металла без всяких затейливых штучек, которыми кузнецы нередко украшали свои изделия, и из-за своей основательности и надёжности, внушал уважение. Было видно, что ни на дверь, ни на саму избу никто не покушался: не ломал и не рубил.
Другое строение, в которое они пришли, походило на барак. Его сколотили из струганых досок. От времени, на морозе и на солнце доски стали как морёный дуб. Они потемнели и приобрели тёмно-вишневый цвет. Иван сразу определил лиственницу, хотя, впрочем, другого дерева, которое можно было использовать для строительства, тут не было. Дерево насквозь пропиталось смолой, которая придала ему прочность железа.
Клочков осмотрел весь дом и даже забрался под крышу. По тому, как он внимательно изучал каждое бревно, каждое соединение, Иван видел, что ему интересно и что он знает толк в строительстве. Иногда Клочков ворчал и даже к чему-то придирался. В эти минуты он был похож на строгого и нудного прораба. Но больше всего Клочкова поразила крыша, сделанная руками все тех же неизвестных ему мастеров. Возможно, следуя духу предков или за неимением другого подручного материала, а может, даже по причине наибольшей практичности, собрали они её из тонких плах: из самого что ни на есть тонкомера — совершенно непригодного для строительства. По всей длине каждой лиственничной плахи строители выбрали канавку-желобок, убрав сердцевину. Плахи разложили по двускатной крыше желобом наружу и сверху перекрыли их такими же, только повёрнутыми выпуклостью вверх. При этом положили их так, что они соединили две рядом лежащие. В разрезе такое необычное покрытие напоминало волны самого обыкновенного шифера. Во время дождя вода стекала в нижние желобки и по ним сливалась на землю.
— Вот это да! Ты только посмотри, как здорово придумали! — осмотрев крышу, восторгался Николай. От увиденного он долго не мог успокоиться и эмоционально «переваривал архитектуру» этого строения. — Всё очень просто. Как говорят, дёшево и сердито. Надо только иногда пошевелить мозгами. Как у нас никто до этого не допёр? Правда, повкалывали тут мужики прилично, зато и результат налицо.
Как подсчитал Клочков, одних только желобков плотники вырубили почти погонный километр. Их прорубили так аккуратно, что плахи легко ложились друг на друга и вода, не задерживаясь, сбегала вниз.
— Да, теперь я понимаю, что такое бесплатная рабочая сила, — почёсывая затылок, говорил он. — Представляешь, при такой организации можно делать любую дурную работу, не считаясь ни с кем и ни с чем. Приказал работягам — и дело в шляпе, а вот наших мужиков на такие подвиги уже не тянет: задаром такую работу делать не заставишь. Если и уговоришь, то только за хорошие деньги. Хотя кто его знает, может, овчинка выделки не стоит.
— Теперь так уродоваться не надо: любых материалов хватает, — отбросил в сторону доску Иван. — Вот в тайге другое дело — сюда всё не затащишь.
Внутри этого строения лежала целая куча кайл и лопат. Их почему-то свалили прямо на середину этого большого барака, будто не нашлось для них другого свободного места. Здесь же рядом стояла тачка со сломанным колесом, похожая на неказистого уродца. Тачку сколотили из досок, и если бы не железное колесо, то можно было подумать, что она сюда попала из какого-то другого времени. Неизгладимое впечатление на Ивана произвели два штабеля носилок и целая гора черенков. А Клочков здесь высмотрел конскую сбрую, висевшую на перекладинах. Мыши и время сделали своё дело: из обломков седел торчали жалкие ошмётки. Было видно, что здесь когда-то лежали и вьючные сумы, но о них напоминали только ржавые пряжки и кольца. Похожие пряжки остались и от сыромятных ремней.
— Эх… потеряли они коней. Ну что ж это за мужики! Вот… — нарушив молчание, ни с того ни с сего выругался Николай. — А было их тут, видать, немало. Как же так случилось? Ничего не пойму, совсем заработались, и люди даже о себе забыли. Надо же было жратву добывать, а тут, когда у них кони под боком стояли, думать ни о чем не надо.
— Ты о чем?
— Да что тут непонятного? — с раздражением в голосе сказал Клочков. — Видишь, вся сбруя осталась на складе, значит, они ушли отсюда на своих двоих. Понял?
— А кони-то куда подевались? Разбежались, что ли?
— Ну ты даёшь! Куда делись?.. — передразнил его Клочков. — Да небось сожрали. Что там думать. Продукты кончились, а жить-то охота. Смотри, сколько добра бросили. Я думаю, по тем временам оно чего-то стоило. И, наверное, немало…
— По сравнению с человеческой жизнью это барахло ничего не стоит. Ты лучше подумай, сколько тут людей загубили.
Поперек лагерной площадки стоял длинный барак. Раньше перед ним было свободное пространство, напоминающее плац, а теперь здесь росли тополя. Они уже подобрались к самим стенам. Это, вероятно, был тот самый барак, который привиделся Ивану. Деталей он тогда не рассмотрел, однако хорошо запомнил, что с одной стороны в нём было два окна. Иван обошёл барак и с противоположной стороны увидел два небольших окошка, больше напоминающих отдушины.
«Если это тот барак, то где-то здесь под стенкой закопали убитого зэка. Возможно, мне это привиделось, но чем чёрт не шутит. Может, это видение тоже окажется вещим. Тут бродит дедова душа, она нигде не нашла покоя и вернулась сюда — в места, где мучили и истязали тело».
Иван взял кайло и не на шутку разошёлся. В сторону полетела земля и мелкие камни. Мешала вымахавшая по пояс трава, из-за которой он толком ничего не видел. Пришлось её срезать, и он сразу увидел проржавевшую консервную банку и стекло от разбитой бутылки. Тонкий почвенный слой, сформировавшийся за сравнительно короткое время, перекрывал камни на отсыпанной площадке.
— Ну ты даешь, — сказал подошедший Клочков. — Клад ищешь? Какой дурак будет его прятать на виду у всех? Ты лучше посмотри по сторонам: здесь же была площадка, а она просматривалась отовсюду. Надо копать с другой стороны или хотя бы в районе этого торца. — Он показал на обрыв.