– Значит один стол мой, а второй… этих лаборанток? – Калина намеренно уходил от разговора на "щекотливую" тему, ему ещё надо было поразмыслить на досуге и потому он задавал "сторонние" вопросы.
– Да нет, зачем им здесь стол. У них вся документация в лаборатории. Это стол кладовщицы. Под вашим строжайшим контролем ведь ещё и склад, вернее два склада, сырья и готовой продукции и, естественно, кладовщица. Её пока нет, будет после обеда… в больницу отпросилась. Склад она сама покажет. А сейчас я вам набросаю функциональную схему организации нашего производства, – Шебаршин сел за стол, достал ручку, взял лист бумаги из стопки лежащей на столе, начал рисовать, – Значит так, утром со склада сырья кладовщица выдаёт материал на переработку… Это могут быть разъёмы, платы, даже целые блоки. Выдаёт бригадиру, под счёт… Вы, конечно, всё это контролируете. Количество выдаваемого материала зависит от задания, которое вы даёте бригадиру. А задание обычно заключается в извлечении золотосодержащих деталей и деталей, содержащих другие драгметаллы. Из цеха должны выходить эти ценные детали и очищенные от них, желательно голые платы, а также элементы монтажа не представляющие ценности. Первые рассортировываются и поступают на склад готовой продукции, вторые, то есть платы, обратно на склад сырья и по мере накопления размалываются в дробилке… ну, а третьи, то есть всякого рода железяки и прочий металлолом выбрасывается на свалку. То, что из цеха поступает на склад готовой продукции строго учитывается, взвешивается и проводится по накладным. Накладные выписываются кладовщицей, но подписываются как ей, так и вами… Понятно?
– Пока не очень… Но думаю со временем… – Калина внимательно следил за тем, как директор рисует прямоугольники и соединяет их стрелами…
Когда Шебаршин ушёл, Калина сел теперь уже за свой стол и минут пять просидел без движения. Мысли мешались в голове, тесня одна другую, следствием чего явились какие-то внутрижелудочные спазмы и сердечные покалывания: "… вляпался… надо ноги уносить… тут не только срок, тут и с конфискацией…" Но не замедлили явиться и мысли-противницы: "… Чего ты испугался? Фирма уже пять лет существует… кто не рискует, тот не пьёт… Для чего ты из казахстанского дерьма сюда вырвался, для того чтобы паршивый миллион где-нибудь Христа ради сшибать?… Нет, за этого генеральского сынка есть смысл зацепиться, наверняка он под такой мощной защитой, что риск не так уж и велик… Надо стать ему нужным, своим…"
Немного успокоившись, Калина пошёл уже сам осматривать свои "владения". Больше всего его интересовал склад. Но кладовщица, как и обещал директор, появилась только после обеда. А до того он общался с лаборантками. Начальница лаборатории Людмила Кондратьева как-то удивительно быстро нашла общий язык с новым начальником производства. К обеду они были уже на "ты", в то время как вторая лаборантка держалась достаточно отчуждённо. В обеденный перерыв Калина хотел было уже идти в местную столовку, но Кондратьева без труда уговорила его пообедать вместе с ними прямо тут в кабинете. Для этой цели у них имелась и плитка, и электрочайник, и принесённый из дома запас продуктов.
После обеда появилась кладовщица, тоже Людмила по фамилии Ермолаева, и тоже в возрасте слегка за сорок. То, что все, с кем в фирме предстояло сталкиваться наиболее часто, и директор и эти женщины, принадлежали к его поколению, показалось Калине добрым знаком. Оказавшись в женском обществе, он, уже несколько месяцев живший вне семьи, почувствовал определённый "прилив сил". Женщины, в первую очередь Кондратьева и кладовщица, принялись "посвящать" его в тонкости здешних внутрифирменных взаимоотношений. Беседа протекала настолько живо и непринуждённо, что химички едва не забыли о работе, что ждала их в лаборатории.
Впрочем, кладовщица Калине сразу не понравилась. В сравнении с откровенной и простоватой Кондратьевой, Ермолаева казалась чрезмерно хитрой и какой-то нарочито разбитной. Подозрения подтвердились, когда она повела Калину на склад. Почему-то новый начальник производства не показался ей "деловым", или она вела себя с ним по старой привычке, выработанной за время работы с прежним начальником, который по словам Шебаршина был изрядной "тряпкой". Она, не вдаваясь в подробности, показала Калине склад сырья. Большое помещение, непосредственно стена к стене примыкающее к цеху демонтажа, заваленное всевозможным радиотехническим ломом. В основном то были мешки набитые какими-то платами, целые радиостанции, какие-то блоки, индикаторы со станций слежения за самолётами, осциллографы, электроизмерительные приборы, ящики наполненные большими и малыми разъёмами, прямоугольными и шаровыми…
– Что ж это всё валяется, разбросано? – не удержался от замечания Калина.
– А что я грузчик, что-ли?… Мне эти мешки не поднять, а рабочих для наведения порядка мне не дают, – грубо огрызнулась кладовщица. – Мне тут только Миша Круглов, бригадир, помогает, ему за это триста тысяч доплачивают. Но у него свои дела. Здесь нужен постоянный складской рабочий, чтобы весь этот хлам разложил, да рассортировал. А моё дело считать, да накладные выписывать, – безапелляционно заявила Ермолаева.
Калина промолчал. Пошли на склад готовой продукции. Это оказалось относительно небольшое, но какое-то изначально холодное помещение за железной дверью с двумя замками. Здесь наблюдался такой же бардак.
– Вот здесь взвешивается готовая продукция, – кладовщица указала на небольшие электронные весы, – А это и есть готовая продукция, – она кивнула на многочисленные серебрящиеся мешки из-под сахара, лежащие вдоль стены.
Калина заглянул в мешки. В одном были срубленные с плат транзисторы, в другом чернели сколотые перфоратором микросхемы, в третьем желтели "золотые" контакты, вырванные из разъёмов, так называемая лигатура.
– Ну, а это-то можно как-то поаккуратнее сложить? – вновь не удержался от упрёка Калина.
– Попробуй этот мешок поднять! – резко повысила голос Ермолаева.
Калина попробовал… Заполненный где-то на треть мешок с микросхемами весил не менее тридцати килограммов.
– Ну и как? – кладовщица смотрела с усмешкой. – А я всёж-таки не мужик… Сколько раз говорила Шебаршину, на складе нужна штатная единица грузчика. А он всё жмётся. Жмот ужасный, ты ещё не раз в этом убедишься.
Калина опять промолчал, но про себя отметил: "Если бы на твоей должности мужик был, то и грузчика не нужно… Неужто, директор сам до этого не додумался? Держать бабу на таких складах – это же идиотизм…".
4
После нескольких дней работы Калина решился высказать свои соображения директору. Для аудиенции он покинул завод и отправился в офис. Пошёл по прямой через промзону, железную дорогу… Шебаршин, сидел чем-то озабоченный, но Калину встретил приветливо:
– Ну, что Пётр Иванович, как ваши первые впечатления?
– По разному, – уклонился от прямого ответа Калина. – Владимир Викторович за эти дни… я, конечно, не могу судить обо всём досконально, но мне кажется производство у нас налажено не совсем эффективно.
– Можете не стесняться, говорите как есть… крайне неэффективно. Это вы хотели сказать? – устало усмехнулся Шебаршин.
Калина не ожидал такой догадливости директора и смущённо замолк.
– Вы думаете, что сообщили мне новость, или у вас есть конкретные предложения?
– Именно так, думаю что надо как можно скорее провести реорганизацию. Я вот тут набросал планчик… сейчас я его вам изложу, – Калина суетливо полез в принесённую с собой папку. – Но сначала мне хотелось бы выяснить, как осуществляется выплата зарплаты.
– Как, а разве вам Ножкин до сих пор ничего не объяснил… насчёт зарплаты!?…
– Нет, я ведь с завода за эти дни не разу не отлучался, всё в дела вникал, – решил не "подставлять" финансового директора Калина.
– Ну что ж, раз так… Какое сегодня у нас число… семнадцатое? Действительно, механизм выдачи заработной платы вам надо знать досконально. Это большое упущение Ножкина, что вас сразу не проинструктировал… Значит так, зарплата всем сотрудникам фирмы выплачивается в два этапа: пятого числа каждого месяца официальная, так называемая "белая", а двадцатого "чёрная"… Слышали о таком способе?
– Признаться, всего два дня как узнал… от рабочих.
– Так поступают все частные фирмы. Если бы мы платили налоги со всей зарплаты, то при нашем законодательстве давно бы обанкротились. Вам тоже мы официально будем платить пятого четыреста тысяч "белой", а остальные миллион шестьсот получите как "чёрную", то есть неофициально, без ведомости и росписи, просто из рук в руки, – Шебаршин говорил спокойно, будто сообщал очевидные, обыденные вещи.
– Но это всё как-то… – Калина вновь, как и тогда, когда директор сообщил ему о незаконной выплавке серебра, почувствовал себя неуютно.
– Не бойтесь, здесь вы ничем не рискуете. Это проблемы, чисто мои и Ножкина, – Шебаршин по выражению лица Калины понял его опасения. – В ваши обязанности вменяется лишь выдача этой самой "чёрной" зарплаты. "Белую" выдаёт бухгалтерша по ведомости, а на "чёрную" вы предварительно составляете список, неофициальный конечно, в соответствии с тем кто, сколько, и как работает. Список передаёте мне, я его корректирую, если найду нужным, и выдаю вам соответствующую сумму. После выдачи "чёрной" зарплаты список этот, сами понимаете, уничтожается. Ещё вопросы есть?
– Нет… Вернее есть. Я хотел бы уточнить один момент… Я знаю какова зарплата рабочих, выяснил, что Кондратьева с учётом вредности получает миллион, а Гришина и Ермолаева по девятьсот… Владимир Викторович, а вам не кажется, что для частной фирмы, эти зарплаты не слишком высоки?… Поймите меня правильно, я просто анализирую и считаю, что такая зарплата провоцирует, как воровство, так и низкую производительность.
– Вы что предлагаете увеличить зарплату… на сколько?
– Да, примерно в полтора-два раза.