Обычно я сдерживаю Алинин пыл — по части ярлыков она мастер, — но в этот раз я была с ней согласна на все сто процентов. Калюжный действительно оказался мерзавцем. Сначала он у нас переманил клиентку, а потом, когда с ней случилось несчастье, переложил на наши хрупкие плечи все хлопоты по доставке трупа на родину. Так умыть руки надо уметь. Одно слово — мерзавец.
— Есть хочу, — сообщила мне Алина.
— Надо ехать в «Геллерт» за вещами Редькиной, — напомнила я подруге.
— Пока не схожу в ресторан и не наемся до отвала, никуда не поеду! — будто отрезала Алина. — Я вчера на голодный желудок уснула. А сегодня я на взводе. Когда я нервничаю и злюсь, меня, Марина, лучше покормить, иначе я кого-нибудь загрызу. Лучше, конечно, если мне на глаза первым попадется Калюжный — съем с потрохами.
— Ну если так, пошли, — я и сама была не против того, чтобы перекусить.
От голода кружилась голова. «Не дело — себя изводить голодом, — подумала я. — Надо набраться сил на весь день. Столько всего сегодня предстоит переделать, а времени у нас в обрез — завтра мы должны уже ехать домой».
С озабоченными лицами и в плохом настроении мы вошли в ресторан. Алина на нервной почве набрала еды на две тарелки. Я ограничилась привычной для себя яичницей и салатом.
— Идите к нам, — услышала я сбоку знакомый голос.
Повернув голову, я увидела уплетающих с аппетитом свой завтрак Толюсика и Аллу. Вариантов не было — все другие столики заняты. Я поставила свою тарелку на стол Трофимовых.
— Доброе утро, — с улыбкой на губах поздоровалась Аллочка.
— Если бы, — бухнула рядом с моей тарелкой свои тарелки Алина.
— Случилось что-то? — спросил Толюсик, вглядываясь в наши мрачные лица.
— Самое худшее, что может случиться, — я не думаю, что сболтнула лишнее. Так или иначе, все сегодня будут знать, что Редькину застрелили на пороге отеля «Геллерт». — Убили нашу соотечественницу.
— Не пугайте, — воскликнула Аллочка, едва не поперхнувшись круассаном. — Вы шутите?
— Не до шуток. Редькину убили, — траурным голосом сообщила Алина.
— Это какую такую Редькину? — спросила Алла, предварительно обменявшись с мужем взглядом.
— Ту, что перешла из нашей группы в группу Калюжного.
— О боже! — побледнела Трофимова. — А что с ней случилось?
— Застрелили вчера вечером, — пояснила Алина. — И, похоже, это была не случайность. Если только ее с кем-то не перепутали. Знаете, бывают очень похожие люди.
— Ехала отдохнуть за границей, а получилось, что нашла свою смерть на чужбине. Еще утром она спасла от слепоты Куркова, а вечером ее убили, — забыв о своей неприязни к покойной, я вспомнила об ее благородном поступке.
— Кого она спасла? — решил уточнить Толюсик.
— Кузьму Куркова. Есть такой турист в группе Калюжного. А разве вы не слышали, что на него вчера было совершенно нападение? Ах да, мы ведь в разных отелях живем. Кто ж вам расскажет? Так вот, вчера утром Курков пошел в магазинчик за сигаретами, возвращался обратно, читал на ходу газету. В это время к нему подскочил какой-то хулиган и брызнул в глаза из баллончика. Кузьма даже не смог описать преступника, все произошло мгновенно. Хорошо, что Редькина находилась рядом, в парикмахерской. Из окна она увидела, как Курков бросил на асфальт газету и закрыл лицо руками. Редькина поняла, что ему плохо, и выскочила на улицу.
— Неправда, — вдруг воскликнула Алла. — Все было не так. Вы ведь говорите о той даме, которая в нашем вагоне ехала и которую мы в Чопе полчаса на перроне ждали?
— Да.
— Так вот, это она брызнула в глаза Куркову, а потом бросилась в парикмахерскую.
— Но вы-то откуда об этом знаете? Разве вы были там?
— Нет, нас там не было, но Аллочка вас не обманывает, — встал на защиту своей жены Трофимов. — Все было, как она говорит.
— Тогда вы ясновидящие! — фыркнула Алина, не поверив ни Алле, ни Анатолию.
— Да мы в трамвае в это время проезжали! — обидевшись, сказала Алла. — Трамвай тормозил перед остановкой. Я сидела у окна. Смотрю, по тротуару идет мужчина, развернув газету на всю ширь. Когда он страницу переворачивал, я в этом мужчине Куркова узнала. Еще на вокзале мне Толюсик его показал. Смотри, мол, сам Курков, стальной магнат, тоже едет на наводнение посмотреть. Я еще удивилась, как птица такого высокого полета путешествует с простыми смертными. С его-то деньгами он мог бы на своем самолете слетать туда и обратно, если уж приспичило на наводнение посмотреть. Такие люди запоминаются. А дальше к нему подскочила женщина в серой курточке и солнцезащитных очках и резко вытянула руку вперед. Баллончик я не видела, врать не стану, далеко было. Курков выронил газету и схватился за лицо, а дама в это время юркнула в парикмахерскую. Курков стоял на месте и тер ладонями лицо. Через несколько минут из парикмахерской вышла эта же женщина, но уже в синей куртке.
— Вот видите, куртки разные, значит, и женщины были разные.
— Нет, и куртка одна и та же, и женщина та же. По этой куртке я и узнала Редькину. Я ведь ехала с ней в одном вагоне. Наши купе были рядом. Свою куртку она снимала в коридоре, потому что в купе уже сидели пассажиры и было тесно. Я ее очень хорошо рассмотрела. Такие куртки можно носить на обе стороны. «Выворотка» называется. У Редькиной куртка была с одной стороны серая, а с другой — синяя. Редькина это!
— Зачем же тогда ей понадобилось брызгать Куркову в глаза? — недоуменно спросила Алина.
— Боюсь, что у Редькиной мы спросить уже не сможем.
— Может, Курков узнал, что это Редькина его ослепила? — стала рассуждать моя компаньонка. — И отомстил ей?
— Нет, он сейчас не в том состоянии, чтобы сесть за руль и, уж тем более, прицелиться, — покачала я головой. — К тому же, Калюжный говорил, что Редькина оставила Куркова в гостинице, а сама побежала в аптеку за каплями. Не мог же он быть одновременно в двух местах.
— Не мог, — согласилась со мной Алина. — Странно все как-то.
— Планы меняются. Поехали к Куркову, — я вышла из-за стола, так и не тронув свой завтрак. — Все равно нам надо ехать в «Геллерт». Убьем двух зайцев.
Глава 11
Калюжный — человек без совести — предупредил администратора отеля, что появятся некие Клюквина и Блинова, чтобы забрать из номера вещи покойной Редькиной. Сам он в это время укатил на последнюю экскурсию, наслаждаться видами Будапешта с борта прогулочного теплохода.
— Чтоб он в воду свалился, — в сердцах пробурчала Алина, узнав, что нам не придется сегодня свидеться с Калюжным. — Мы из-за него завтраком пожертвовали, а он… Чтоб он утонул, — повторила она свое проклятие.
— Г… не тонет, — напомнила я ей народную пословицу.
— Мерзавец, каких еще поискать надо. Он специально удрал, чтобы с нами не видеться. При встрече я ему все выскажу. Помяни мое слово, я его разорю, — пригрозила Алина. — А что? Насобираю в городе бомжей, воров и проституток, за путевки заплачу и пристрою их в группу Калюжного, пусть повеселятся на дармовщинку.
В присутствии администратора мы открыли номер Редькиной.
— Никогда не думала, что придется копаться в чужих вещах, — вздохнула я. — Дрожь берет от мысли, что еще вчера эти вещи носил человек, который наслаждался жизнью, любил и строил планы на будущее. И где он теперь, этот человек? В морге. И кроме простыни ему ничего не надо.
— Хорош философствовать, — одернула меня Алина. — Вот сумка. Раскрывай шкаф и складывай в нее все подряд.
Алина распахнула створки шкафа и поразилась нехитрым гардеробом покойной. Брюки, юбка и две блузки — все вещи недорогие и не очень высокого качества. Внизу на полке стояли туфельки со скошенными от долгой носки каблучками.
— Негусто, — хмыкнула Алина, снимая с вешалки блузки. — Секонд-хенд какой-то! Не понимаю Редькину. Вместо того чтобы доплачивать за пятизвездочную гостиницу, купила бы себе шмотье приличное. На те деньги, что она отдала Калюжному, можно столько тряпок купить.
— И бельишко тоже так себе, — я выгребла из комода пакет с простеньким трикотажным бельем. — И косметика из той, что продают на рынке.
— А это что? Неужели это можно носить?
Я обернулась. Алина доставала из полиэтиленового пакета массивный браслет цвета белого металла.
— Что это? Кольцо, на которое вешают гардины? Или ошейник для пинчера? Нет, вряд ли пинчер его станет носить. Шея к земле будет пригибаться. Ошейничек весит грамм двести.
Я подошла к Алине и, ощутив тяжесть, взяла в руки браслет. Тяжелый. Работа кустарная. Чудной орнамент: завитушки, цветочки, какое-то животное, то ли корова, то ли олень. Сомнительное украшение было покрыто серебристой эмалью. Скорее всего, браслет отлили из дешевого металла, а потом, чтобы придать ему вид серебра, покрасили серебряной краской.
— Тут еще сережки есть и бляха, наверное, чтобы на шею вешать, — Алина позвенела побрякушками и вновь спрятала их в пакет. — Давай браслет, положу все в сумку.
Так как вещей у Редькиной было мало, то номер мы освободили довольно скоро.
— И то хорошо, что у Редькиной вещей было немного, — сказала я. — Теперь пошли, навестим Куркова. Мне интересно, подтвердит ли он слова Аллы Трофимовой.
— Пошли. Если честно, я мало рассчитываю на то, что он захочет с нами разговаривать.
— Попытка не пытка.
С сумкой, некогда принадлежавшей покойной, мы направились к номеру Куркова Кузьмы Егоровича. После деликатного постукивания из-за двери послышался голос хозяина:
— Кто?
— Кузьма Егорович, откройте, пожалуйста. Вы нас знаете.
— Кто вы?
— Нас зовут Марина Клюквина и Алина Блинова. Мы к вам два дня назад заходили с Александром Максимовичем. Вы нас еще чаем хотели угостить. Вспомнили?
— Вспомнил, — замок щелкнул и дверь отворилась. На пороге, опершись о косяк, стоял Курков. — Только я вас хотел угостить не чаем, а коньяком, — сказал Кузьма Егорович и дыхнул на нас стойким запахом спиртного, — и от предложения своего не отказываюсь. Вы как?