— Добрый день! Давно тебя жду…
Андрей смущенно опустил глаза и, чуть замешкавшись, ответил.
— Извините Татьяна Андреевна, с утра было много дел в Секретариате, и я смог освободится только сейчас.
Женщина понимающе кивнула.
— Не беспокойся… Встреча с Дугласом назначена на три, и ты успеешь к ней подготовиться. Инструкции в этой папке… — она положила перед Андреем обтянутый кожей скоросшиватель. — Садись за мой стол и читай. Когда закончишь, поговорим о том, как вести себя на встрече и что ты должен узнать у Дугласа.
Сев в припаркованный у тротуара «Шевроле Лачетти», Андрей привычно оглянулся и включил зажигание. Еще не успевший остыть двигатель задрожал, затем по приборной доске скользнула цепочка разноцветных огоньков, и в салоне послышалось привычное глухое урчание. Дождавшись пока стрелки приборов, остановились у отметки «норма», Андрей выжал сцепление и, плавно дав газ, выехал на Медисон-авеню. Поток машин тут же подхватил его и понес в направлении Сохо. В эти полуденные часы движение в центре Нью-Йорка было особенно интенсивным. Обычно это Андрея раздражало, но сегодня обилие машин было как раз на руку, так как доставляло его преследователям немало хлопот.
«Хвост» за собой он заметил почти сразу. Отъезжая от здания консульства его «Шевроле» чуть не столкнулся с помятым темно-красным «Опелем», в салоне которого сидели два подозрительных субъекта в темных очках и о чем-то говорили по мобильным телефонам. Пропустив «Опель» вперед, Андрей тут же перестроился во второй ряд, а затем на ближайшем перекрестке свернул на параллельную Медисон-авеню улицу. Как он и ожидал, «Опель» повторил его маневр, и, пристроившись сзади, мигнул фарами. Андрей усмехнулся. «Дают понять, что нахожусь под наблюдением…» — подумал он. К такому поведению агентов ФБР он уже привык и знал, что и когда надо делать, чтобы оторваться от слежки. Прибавив скорость, его «Шевроле», резко перестроился в крайний левый ряд. Преследователи замешкались. Их «Опель» продолжал двигаться во втором ряду между двумя большегрузными фурами, водители которых то и дело сигналили друг другу и, высунувшись из окон, кричали непристойности.
Андрей знал, что впереди на пересечении Седьмой-авеню и Чарльз-стрит начались ремонтные работы, и движение на перекрестке было сильно затруднено. Поток машин сужался в тонкий ручеек, который с трудом пробирался между горами строительного мусора и вырытыми котлованами. Светофор на перекрестке не работал, и движение регулировал полицейский, который следил не столько за порядком проезда машин, сколько за тем, что делают строители. Окружающие Андрея машины начали выстраиваться в цепочку и теперь его «Шевроле» отделяло от «Опеля» с десяток грузовиков и автобусов. Его преследователи заволновались, пытаясь к нему приблизиться, но шедшие впереди них фуры упорно не уступали дорогу. На сигналы «Опеля» из кабины ближайшей фуры высунулась рука с монтировкой и погрозила его пассажирам.
Проехав перекресток, Андрей резко увеличил скорость, и пока его преследователи выясняли отношения с водителями фур и объезжали стоящие на перекрестке машины успел свернуть на Брум-стрит и мимо парка Сары Рузвельт оказаться в Чайнатауне. Взглянув в зеркало заднего вида, и не заметив преследовавший его «опель», он через Уорт-стрит поехал к портовым докам в Тринити. Часы на большом рекламном щите с пестрой эмблемой «Кока-колы» показывали половину второго, и чтобы попасть на оговоренное место встречи у него еще оставалось достаточно времени. Остановившись у небольшого кафе, Андрей решил перекусить. Заказав чашку кофе и пару сэндвичей, он расположился за столиком у окна и стал обдумывать план своих дальнейших действий.
Предложение, полученное от Дугласа, инициатором которого был он сам, удивило и озадачило руководство резидентуры. Контакт действующего сотрудника ФБР с российской разведкой мог означать, либо провокацию, которую хотели организовать сотрудники ФБР в связи с арестом российских нелегалов. Тогда Дуглас действовал по распоряжению своих начальников. Либо попыткой самого Дугласа получить от российских разведчиков или передать им некую информацию, интересную и важную для него самого. И тогда он действовал от своего имени.
Большинство сотрудников резидентуры склонялись к первому варианту. Так как второй случался крайне редко и только тогда, когда ищущий контакты сотрудник ФБР попадал в критическую для себя ситуацию. Например, влезал в долги или нуждался в дорогостоящей медицинской помощи. Дуглас, по мнению экспертов, в настоящий момент вряд ли оказался в такой ситуации. Так как, во-первых, он был еще очень молод, а долги и проблемы со здоровьем, как известно, появляются в зрелом возрасте. И, во-вторых, он работал в ФБР сравнительно недавно, и за ним вряд ли числились какие-либо серьезные должностные преступления, страх за которые мог повлечь нарушение им принятой присяги.
После тщательного анализа полученного от Дугласа письма руководство резидентуры решило, что его желание встретиться с сотрудниками российской разведки является хитро спланированной провокацией с непонятными пока целями. Поэтому, согласившись направить на встречу с ним своего человека, руководство выбрало для этого Черкашина, учитывая, что он уже известен ФБР, как сотрудник российских спецслужб и его арест, поэтому, не повлечет за собой каких-либо серьезных последствий.
Все это Андрей прочел в переданных ему в консульстве материалах. В них так же содержались варианты его действий на случай возникновения во время встречи тех или иных неожиданностей. Как то, попытка его ареста ФБР или передачи ему компрометирующих Россию документов. Как сотрудник ООН, Андрей имел статус неприкосновенности, но в создавшейся ситуации можно было ожидать любого развития событий. Место проведения встречи контролировалось несколькими сотрудниками резидентуры, которые вооружившись биноклями и радиосканерами, засели на верхних этажах близлежащих зданий. Они должны были обеспечить его безопасность в случае попытки ареста или нападения. Если бы ФБР арестовало Черкашина, то сотрудники, имеющие дипломатический статус должны были установить его местонахождение и вступить в переговоры с представителями государственного департамента о его освобождении.
Все это было известно Андрею и, готовясь к встрече с Дугласом, он боялся лишь одного. Как бы своими действиями не скомпрометировать его, если он вопреки мнению руководства резидентуры будет действовать по своей инициативе. Если Андрей приведет за собой «хвост», то поставит Дугласа в критическое положение. Именно поэтому Андрей выехал на встречу за два часа до назначенного срока и тщательно продумал, как оторваться от слежки, применив для этого неиспользуемый ранее прием. Он знал, что сотрудники наружного наблюдения ФБР всегда тщательно анализируют свои провалы и ошибки и стараются в дальнейшем их не повторять.
Поэтому, заметив неделю назад, что улица, по которой он обычно ездил с работы домой, начала ремонтироваться, он решил приберечь этот вариант на крайний случай. Его уловка удалась, и он был уверен, что в настоящий момент наблюдение за ним не ведется. Теперь необходимо было получить информацию от страхующих его сотрудников резидентуры. Пользоваться телефоном для связи было нельзя, так как ФБР могло прослушивать частоты, на которых они работают, в этом районе. Поэтому была разработана система контрольных сигналов, предупреждавших об опасности. Решив, что ему пора ехать на место встречи Андрей, расплатился и, не допив кофе, погнал свой «Шевроле» к набережной залива Аппер.
Нью-Йорк. Бруклинский Централ…
Надежда пришла в сознание только на третьи сутки. Открыв глаза, она увидела над собой белый потолок и поняла, что несмотря ни на что жизнь продолжается. Рядом с ней на стуле сидел бледный и поникший Александр Гонгадзе и держал ее за руку. Она попыталась улыбнуться ему, но из-за стягивающих голову бинтов, улыбка вышла жалкой и неправдоподобной. Увидев, что Надежда открыла глаза, Гонгадзе с радостной улыбкой наклонился над изголовьем ее кровати.
— Наконец-то… — в его голосе зазвучали нежность и грусть. — Наконец ты очнулась. Врачи уверяли меня, что с тобой все в порядке, но я им не верил.
Гонгадзе поправил под головой Надежды подушку.
— Я попросил перевести тебя из блока строгого режима в какой-нибудь другой блок. Подальше, от этого сумасшедшего Грина. — сказал он и затем, приглушив голос, добавил. — Мне сказали, что этот вопрос может решить только директор Централа.
— Тебе никогда не удастся с ним договориться. — посетовала Надежда. — Старший надзиратель сказал, что поблажек мне не будет.
Гонгадзе нахмурил брови.
— Посмотрим… имея деньги, особенно большие, можно договориться о чем угодно. Так что лежи и поправляйся.
Норвежское море…
Шли седьмые сутки похода… «Барс» медленно двигался на стометровой глубине, изредка всплывая к поверхности моря, чтобы принять очередную радиограмму или уточнить по спутниковой навигационной системе свои координаты. Глубина, на которой находилась лодка, была наиболее пригодной для скрытного плавания, так как акустические волны, которые она издавала, попадали в своеобразный звуковой канал, образуемый теплым течением Гольфстрима, и из него обратно уже не выходили. Обнаружить лодку можно было, только оказавшись практически рядом с ней, а такое событие в бескрайних водах Атлантики имело очень малую вероятность.
В двух кабельтовых от «Барса» плыла расцвеченная огнями иллюминации «Испания», и акустики подводной лодки, вынуждены были делать перерывы, чтобы их уши отдохнули от постоянного писка и щелчков в эфире. Расчет Павлова оказался верным. Подводная лодка шла точно по графику, и задержать ее могли лишь непредвиденные обстоятельства. Слева по курсу остались скалистые берега Исландии, вдоль которой проходил рубеж гидроакустических станций «Цезарь» и теперь наибольшую опасность для лодки представляли корабли и самолеты, курсирующие на возможных путях движения субмарин. Приходилось опасаться так же многоцелевых подводных лодок блока НАТО, специально предназначенных для поиска российских подводных ракетоносцев. Однако глубина погружения и скорость, с которой двигался «Барс», позволяли встреч с ними легко избежать, и Кузнецов почти не сомневался, что сможет прийти в нужный р