льских войск. Не раз казаки снимали пикеты турок, брали их в плен почти под стенами сильных крепостей, как, например, под Килией, захватывали целые стада рогатого скота и табуны лошадей и своими неустанными действиями держали в постоянной тревоге и напряжении всю турецкую армию.
Вот такой славой покрывали себя наши предки. То же и нам наказывали из поколения в поколение. И мы достойно несем свои хоругви в память о наших прадедах.
– Эх, – вздохнув, сказал атаман. – Хрыстос в небесах, а душа в телесах. Кубань вечно с кровью тэчэ.
Казачий род Билых вел свое начало, как, впрочем, и всех черноморских казаков, от Сечи Запорожской. Пращур станичного атамана Ивана Михайловича Билого Савва Билый входил в состав делегации, посланной казаками в Петербург, к царице. Сборы были тщательными, дабы не ударить в грязь лицом честному казачеству пред государыней. Да и дело важное решалось – прошение о землях на новой родине в вечное пользование.
В 1792 году во главе казачьей делегации войсковой судья Черноморского казачьего войска Антон Головатый отправился в столицу с целью вручения Екатерине II прошения о предоставлении земель Черноморскому казачьему войску в районе Тамани и окрестностей. Переговоры шли непросто и долго – прибыв в Петербург в марте, делегация прождала высочайшего решения до мая. Головатый просил выделить войску земли не только в Тамани и на Керченском полуострове (на что уже было дано согласие Потемкиным еще в 1788 году), но и земли на правом берегу реки Кубань, тогда еще никем не заселенные. Царские сановники выговаривали Головатому, что требования завышены. Но Головатый не зря был выбран в уполномоченные – его образованность и дипломатичность сыграли свою роль в успехе предприятия. На аудиенции у просвещенной монархини Головатый говорил на латыни и сумел убедить Екатерину во всеобщей пользе от такого переселения – черноморским казакам были пожалованы земли на Тамани и Кубани «в вечное и потомственное владение».
В лето 1792 года от Р. Х. Екатерина ІІ пожаловала Войску Черноморскому земли Кубани. Сверяясь с документом, ей подписанным, пожалованные земли составили 30691 квадратную версту. Самодержица всероссийская также даровала черноморским казакам войсковое знамя и различные регалии, а еще, чему казаки были рады не меньше, право свободной торговли вином. Правительство выдало 30 тысяч рублей на нужды переселяющихся казаков. Особливым реестром выделялось вдовам с детьми, которые потеряли своих мужей в сражениях. 13 июля 1792 года царица благословила черноморцев хлебом-солью. На этом приеме Антон Головатый дал своеобразную клятву не только Екатерине II, но и всей России. Он сказал вещие слова: «Мы воздвигнем грады, населим села, сохраним безопасность пределов. Наша преданность и усердие, любовь к Отечеству пребудут вечно…» Казаки сдержали клятву «от ныне и до века».
Правительством было решено провести переселение двумя путями. Первым на Тамань прибыл казачий флот с артиллерией под командованием Саввы Леонтьевича Билого, пращура атамана станицы Мартанской Ивана Михайловича Билого и основателя казачьего рода Билых. Таким путем было отправлено 3847 человек. За морскими переселенцами двинулись два пехотных полка под командой Константина Кордовского. Их численность составила 600 человек. 2 сентября 1792 года в путь двинулся отряд во главе с атаманом Захарием Чепегой. Путь этого отряда был самым трудным. Они должны были подойти к землям с северной стороны. Остальная часть войска во главе с Антоном Головатым в течение всей осени и зимы готовились к передвижению.
К 1793 году черноморцы в составе 40 куреней (около 25 тысяч человек) переселились в результате нескольких походов на кубанские земли. Главной задачей нового войска стало создание оборонительной линии вдоль всей области и развитие хозяйства на новых землях. Несмотря на то, что новое войско было значительно переустроено по стандартам других казачьих войск Российской империи, черноморцы смогли сохранить в новых условиях много традиций запорожцев, правда, сменив украинские шаровары на более удобную местную одежду: черкески, бешметы, ичиги и т. д. А также переняв у местных горцев некоторые традиции.
Под стать славным предкам Иван, сын Михайло, в бытность свою ратными подвигами приумножал славу рода Билых. Не раз его природная смекалка, помноженная на присущую казакам чуйку, помогала в схватках с дикими мюридами. Не раз воинственные горцы попадали в умело выставленный казаками под командованием Ивана Билого вентирь и погибали в нем до последнего, Казаки же выходили из такого боя с совершенно малыми потерями. Креп дух и мужал характер природного черноморского казака Ивана Билого. В перерывах между боевыми стычками окунался Иван в мирную станичную жизнь с удовольствием. Как и в Писании Святом сказано, каждому дню, что Бог отмерял, радовался. За жизнь праведную дал Господь жинку добрую, хозяйственную. Из своих, станичных девок. Там и сыновья пошли – наследники традиций славного рода Билых. Пронеслась лихая молодость, как суховей во степи, подымая в воздух бурунчики пыли. Зрелость легкой сединой голову припорошила. Сыновья мужали. Из малых казачат добрыми казаками стали. Уважали и станичники Ивана. На одном и станичных сходов единым решением выбрали Ивана Билого атаманом станичным. Долго привыкал казак к тому, что он уж и не Иван, но Иван Михайлович. И на атаманском поприще крест свой нес ровно, ступая твердыми шагами по данному Господом шляху. Став атаманом, не возгордился, не возвысился. Все спорные дела решал по справедливости. Да и детей своих за спину не прятал. Чем вызвал еще большее уважение у станичников. Микола, старшой, не в одном пекле побывать успел, несмотря на свой возраст. И в Сербии братьям по вере помогал землю от басурманина очистить, и в боях под Плевной отличился. Да и за честь станицы родной в боях с местными черкесами показать себя сумел. Младший, Михась, под стать брату. Лихой казак вырос. И любили и уважали атамана в станице и млад и стар. Так и оставался Иван Михайлович на своем атаманском посту несменяемым несколько лет на радость всей станице.
Старики, прихлебывая свежего кваску, принесенного Иваном Михайловичем, балакали о старине казачьей. Сам же атаман, сидя с краю лавки, был погружен в свои мысли.
Вбытые станичники, Гамаюн, сын Микола не давали ему покоя. Нужно было разложить все в голове по полочкам и по каждому вопросу принять четкое решение. Да еще и о мирских заботах не забыть. Бабы кое-как справляются с уборкой кавунов и винограда. В этом году работников из иногородних нанялось меньше обычного. Важно собрать и сохранить весь урожай. Посему и слушал атаман вполуха, о чем балакали старики. Какой бы темой ни начинался разговор, он все одно постепенно сходился на времени прошлом. «То була жизнь, не то шо тэпэр».
Инициативой в делах балачковых, как обычно, владел дед Трохим. Остальные старики лишь изредка поддакивали ему и вставляли между делом пару фраз. Атаман приподнял голову, прислушался. Разговор, судя по всему, начался давно, и балакали старики за то, что почиталось святыней в любой кубанской казачьей семье.
– Сидим мы с вами, односумы, стало быть, за столом и на лавке. А помятаете, раньше-то окромя сырно и не було ничого. Вокруг сырно вся семья сбыралась. Дороги мне воспоминания о семейных трапезах та посиделках, шо любили устраивать в станыцях, – задумчиво продолжал дед Трохим. – Сырно, почитай, як святыня у каждой хате було. Дид мий для сырно ще робыл специальные лавочки али стульчыкы, по размеру сырно, тоже низэнькы.
– Сырно было. Здоровый-здоровый. Стульчики кругом манэньки. Но детэй кормылы отдельно. Другэ было малэнько сырночко. Дитыны за общий стол ни-ни. Воны самостоятельно едять, – отозвался сосед деда Трохима Гаврило Кушнарэнко.
– От тож, шабэр, – поддержал Кушнарэнко дед Трохим, – як прыйдуть гости, дитэй отправлялы у кладовку, примыкавшу у кухне и накрывалы там исты на сырно. А як поидять, то мы, дыты, выглядаем из кладовки через двэрь. А батько мий Микыта було так указатильным пальцем шэвэльнэ нызамитно на двэрь, шо на улыцю. Та мы гурьбою и выкатымся. Пры взросих нызя було находыться.
– Сырно и я помню, – добавил атаман. – Часто благодатными кубанскими вечерами его выносили на улицу, чтобы насладиться совместной едой на свежем воздухе. А что еще нужно для счастья простому человеку? Оно такое мимолетное. Все исчезает со временем. С каждым новым поколением теряется частичка устоявшихся традиций, частичка той вольной, лихой казацкой жизни. Время меняет жизнь. И даже если и сырно исчезнет из нашего быта, местный диалект еще долго будет беречь это слово в своих драгоценных запасах.
В тишину наступавшего предвечерия внезапно ворвался колокольный набат. То звонарь, взобравшись на колокольню, пристроенную не так давно к станичной церкви, истово отбивал тревожный сигнал языком главного колокола. Старики и сам атаман, как по команде, подскочили со своих мест. Глядя на купола церкви, частично скрываемые густыми раинами, стянули с голов папахи и медленно осенили себя крестным знамением. «Господи помилуй», – негромко выдохнул атаман и быстрым шагом направился к церкви. Старики, отмеряя шаги короткими таяками, а кто помоложе и без их помощи, потепали вслед за атаманом.
Небольшая площадь перед церковью постепенно заполнялась станичным людом. В отсутствие казаков, ушедших воевать черкеса, в основном пришли старики да бабы с малыми казачатами. На арбах, подстегивая рабочих лошадей и подымая густую дорожную пыль, принеслись казачки, работавшие на бахче и виноградниках. Хохлы, оставив свою работу, тоже были здесь. У церковных врат стояла арба с телами погибших казаков. Пятеро стариков, посланных за ними на сторожевой пост, аккуратно переносили раненого Гамаюна в другую арбу, которой управляла Аксинья Шелест.
– Вези его к бабке-знахарке, – распорядился атаман, – скажи, чтобы делала все возможное и невозможное, но чтобы выходила!
Видевший множество смертей и прошедший огонь и воду атаман с трудом сдерживал волнение. По-иному воспринималась смерть казаков, когда ты не стоял с ними плечом к плечу в кровавой сече. Справившись с волнением, атаман снял папаху и, перекрестившись на купольный крест, повернулся к стоявшим перед ним станичникам.