Одна группа казаков, среди которых был Микола Билый, рубила на реке йордань, другие, помоложе, руководимые Михасем Билым, вырубали восьмиконечный крест изо льда. Третья группа, где был Василь Рудь, рядом с крестом вырубали и устанавливали ледяные трость и копье, на вершину креста водружали ледяного петуха, политого красным квасом. Для подкрашивания крестов использовали квас, марганец и другие красители. В этом году морозно было по-особенному, поэтому решили установить не один ледяной крест, а три, окрасив их в разные цвета: красный, зеленый, синий – в цвета жизни. Помимо этого, кресты были разной величины – один большой, остальные поменьше. Сообща же соорудили престол изо льда. Покрыли его свиткой, рядом поставили специальную большую свечу.
Отец Иосиф, по обыкновению своему священническому скупой на эмоции, увидев то, как казаки подготовили йордань, не смог сдержать слов восхищения: «Храни вас Христос, дорогие!» Истово осенил себя крестным знамением и так же осенил всех стоявших рядом. Станичные старики, пришедшие подивиться на чудо рук человеческих, в ответ слегка склонили головы и закрякали от удовольствия. Мол, такие вот наши казаки. И кострычить в бою шашками, и на реке топорами да пилами могут.
– На Крещение, в полночь, вода не просто останавливается, а начинает течь в другую сторону, – разглаживая окладистую седую бороду, говорил дед Трохим таинственным голосом, – но это открывается, это могут видеть немногие достойные.
– Так на Крещение скрозь вода святая. Святится самим фактом Крещения Иисуса Христа, – добавил шабер деда Трохима, Кушнарэнко.
– Такими же чудными свойствами наделяется вода, набранная сразу после освящения путем опускания креста в воду в реке или церкви, сопровождаемого молитвой, – дополнил отец Иосиф.
До рассвета не прикоснувшись к пище, жители станицы Мартанской собирались в церкви, а затем шли на реку.
После молебна и прочтения соответствующих молитв, отец Иосиф опустил крест в воду, казаки дружно начали стрелять из ружей, а казачки выпустили в небо голубей.
Сразу после освящения воды отец Иосиф, сняв свое облачение и оставшись в одном подряснике, троекратно осеняя себя двуперстным крестным знамением, окунулся в йордани «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа». «Аминь», – вторили ему казаки, скидывая теплые бешметы и черкесски. В одном исподнем, с молитвенным словом, следовали за отцом Иосифом, трижды погружаясь с головой в обжигающие своим холодом воды реки Марты. Считалось, что окунаться должны непременно грешники, те, кто рядился на святки, больные. В станице Мартанской в реке Марте окунались все. И казаки, и казачки, считая себя грешными. При этом каждый должен был окунуться «три раза на живот, три раза на спину». Затем устроили катание на конных санках по льду. Другие же просто катались на лошадях, для того чтобы у конэй ногы нэ болели.
После купания в Йордани и водосвятия, получив святую воду, станичники расходились по домам. После возвращения с реки первую, освященную в церкви, воду и вторую, освященную в реке, после повторного окропления смешивали, сливали в один сосуд. И тогда ритуал считался полностью завершенным.
Цикл зимних святок у кубанских казаков считался временем переходным. Конец старого года, который провожали и начало нового – особая пора. Посему это время считалось наиболее подходящим для гаданий. Гадала не только молодежь о женитьбе и замужестве, но и более взрослые станичники гадали о жизни – смерти, урожае – неурожае, погоде. Если под Новый год на ветках появляется иней, то год будет урожайный. А среди казачек станицы Мартанской были и очень своеобразные гадания. Чтобы узнать, будет или не будет год морозным, на улице считали дедов. Надо было насчитать двенадцать. Если двенадцатый окажется лысым, то мороз пройдет быстро. Вышло так, что хоть и насчитали станичные девки, пересмеиваясь да балагуря, двенадцать стариков, но последним оказался дед Трофим, спешивший в хату атамана просить о подаче цидулки в правление за своего внука Василя о направлении его в училище прапорщиков. А дед Трофим, не чета его односумам, хоть и был седой как лунь, но волосы под шапкой густоты были еще той. Да и морозило этой зимой как никогда. Видать гадание то сбылось.
Под Новый год Наталья Акинфеевна, следуя семейной традиции, унаследованной ею от своей матери, а той от своей, кочергой скребла курей с сидала. Делалось это для того, чтобы куры скорее садились нестись. Причем из хаты в курятник Наталья Акинфеевна ехала также верхом на кочерге.
Существовал у мартанцев и еще один интересный ритуал, призванный обеспечить урожайность садов. Проводился он непременно в Новый год.
Ритуал «пугания», «цюканья», «подсекания» в саду фруктовых деревьев, не родивших в ушедшем году. Ритуал этот заключался в следующем: в полночь или в ночь на Новый год, выйдя в сад, хозяин или хозяйка говорили: «Ны будыш родыть, буду рубыть. Будыш родыть, ны буду рубыть». И слегка ударяли топором по стволу дерева.
В этот раз дед Трохим уговорил приять участие в обряде и внука своего Василя. Мол, и праздник-то святителя Василия Великого, стало быть, тезки, созвучно. Обряд проходил в форме диалога. Дед Трохим тюкал дерево, приговаривая:
– Ны будышь родыть…
А Василь отвечал за дерево:
– Буду родыть.
Кроме того, на Новый год в Мартанской в полночь зажгли костры: в саду, во дворах, на улицах и перекрестках, на окраинах станицы. Как говорили, «ради Васыля» (святителя Василия Великого, на чей день памяти приходится праздник Нового года). Через костер прыгали малые – мальчики отдельно, девочки отдельно, а взрослые молились о хорошем урожае и «шоб с голоду ны помэрлы». Сжигали в таких кострах святочный сор, который с Рождества сметали в угол и держали там до Нового года, а также солому, кукурузные объедки из коровьих ясель.
– Шмали Морозу бороду, Василь, – приговаривал дед Трохим, когда внук подбрасывал в горящий в саду костер очередную охапку соломы, – Шмали добре! Шоб гадость на ветках пропала, от червяков тай шоб урожай хороший був.
Таким образом грели Мороза по всей станице, веря свято в то, что на следующий год урожай непременно будет большим. Так переплетались остатки языческих верований, дошедших от далеких предков казаков – степных народов – с традициями веры православной.
– Вот, Васыль, – говорил дед Трохим, когда они с внуком после шмаления бороды Морозу сидели в малой хате и пили душистый цветочный чай. – Раньше не только на Васыля жгли. Може у кого пэрсик або гранат растэ, так морозу бороду ночамы смалылы. Та сей час шмалят. А як гукнэшь по дириву топором, так вся зараза проснэться и тика з нэи а тут мы с кострищем. Вот, стало быть, как.
– Дед, – спрашивал Василь, увлеченный дедовскими байками. – А вода крещенская и вправду не портится?
– Ох, внучек. Все дело в крепости веры! – отвечал дед, сербая чай и заедая медом. – Оставшуюся святую воду сохраняли. Она не испортится и год, и пять, и двадцать лет. Ее использовали и в случае необходимости. Если, к примеру, сглазили корову, ей давали попить этой водички. При отеле корову окропляли святой водой и обсыпали освященным на Спас, Пасху, Крещение маком. Крещенской водой лечили и лечат и коров, и людей. Этой же водой отец Иосиф окропляет гроб, прежде чем положить туда умершего.
– Так, а с остальным-то шо робылы? С паляныцей, али пирогом, – не унимался Василь. – Ведь засыхали-то. Как есть? Зубы все поломать можно.
– Так просто все, Васыль, – довольный тем, что внук, хоть и взрослый совсем, а интерес к дедовским разговорам «о том о сем» проявляет. – Сено из-под скатерти, кутьи со святого угла подкладывали в гнезда курам, чтобы неслись хорошо, отдавали худобе, в основном корове, чтобы не болела. Часто кропильце из сена, которое использовалось в ритуале окропления, также отдавалось корове, весной в день первого выгона в стадо. Святочная паляныця, хлеб, который стоял в святом углу и который несли с собой при окроплении, отдавали коровке. Прабабка твоя Сгибушек Спасителя размачивала в святой воде и скармливала худобе. Вообще на Крещение по традиции предков наших, несут скотине хлебушек. Остатки крещенской кутьи высыпали птице, шоб було в огороди вся, шоб птыця водылась.
Такими вот семейными посиделками и коротались долгие зимние вечера.
Пролетели Святки с их шумным весельем. Незаметно и Масленица подоспела, предвещая строгий Великий пост.
Широко отмечали Масленицу по всей Кубанской области. В куренях и хатах пекутся блины, а в воздухе витает ощущение того, что весна медленно, но верно вступает в свои права, прогоняя стужу. В календарных праздниках кубанского казачества Масленица занимает особое место и открывает собой весенний цикл. В который, помимо Масленицы, входят Великий пост, Пасха и Провода. Праздник Масленицы казаки всегда справляли широко и весело. Гулянья длились неделю, которая в народе так и называлась – Маслена. В Масленицу жители Мартанской ходили в гости, угощали друг друга ритуальными блюдами, играли в игры, устраивали состязания, джигитовку и кулачные бои. Обязательными блюдами на Масленицу были вареники с творогом, блины и яичница. В хате атамана Ивана Михайловича Билого отдавалось предпочтение вареникам. Наталья Акинфеевна была мастерица их готовить, слепляя тесто особенным образом – «косичкой». Особенно обильным был ужин в последний день Масленицы, накануне поста. Но пищи готовили так много, что за неделю ее не съедали. Остатки еды было принято закапывать или отдавать курам, свиньям. В последний день Масленицы – прощеное воскресенье – среди хозяек станицы Мартанской был целый ритуал окончания масленичной трапезы – полоскание кувшинчиков. Вымывали посуду, в чем готовилась еда. Чтобы и духа мясного не осталось.
Утром мартанцы всей станицей шли в церковь. После Литургии истово просили друг у друга прощения за вольные и невольные обиды. А к вечеру жизнь замирала. Словно и не было разгульной недели. Начинался Великий пост. Его мартанцы соблюдали неукоснительно строго.