За скромность его любили и хвалили еще больше.
Доктор рядом был, решив, что наша компания презанятная. В руках уже держал кубок хрустальный на полведра и заговорщически мне подмигивал, всячески принуждая к спаиванию. В жизни видел всего двух дипломированных лекарей, и оба выпить не дураки. Чему их в лекарских академиях учат? Может, их науку без вина не постигнешь? С другой стороны, ногу или руку орущему от боли человеку отпилить, это ж как сердцем нужно закаменеть!
Иван поддерживал компанию, но от вина все больше мрачнел, уходя в себя, и был тих по сравнению с другими.
У входа поднялся шум, видно, не мы одни опоздавшие были, среди красных ментиков гродненцев замелькали синие мундиры александрийцев, руководил вторжением корнет Шугаев с левой рукой на перевязи. Доктор с интересом поглядывал на его руку, что-то предвкушая и улыбаясь в бокал с вином.
Гусары друг друга знали, так что представляться пришлось только нам с графом Суздалевым. На фоне вспыхнувшего веселья командир александрийцев сообщил, что получил приказ через день идти в рейд по тылам Анвар-паши. Сегодня, мол, гуляем, а действия согласуем завтра. Тут предложили выпить за здравие единственного раненого во вчерашнем бою офицера – корнета Шугаева. Улучшив момент, я отвел гусара в сторонку и попросил рассказать, как это он так умудрился.
– Так вышло, не успел надежно закрыться и получил палашом, но не сильно, только погон перебила вражеская сталь, и ключица лопнула. Ерунда, в общем!
– Одеты вы не по сезону, корнет.
– Смешная история случилась: при переходе через горы сперва в ледяной реке промок, только успел переодеться, а через пару верст телега со всеми вещами с обрыва улетела, а ординарец еле успел спастись. Да я не мерзлявый. Это не зима. Курорт! Была бы компания, загорал бы уже!
– Корнет, – начал я, не уловив шутки, – тут другое, подумай, когда зимой в атаку скачешь, тело от ветра коченеет, былая легкость уходит. Купи бурку у казаков, как в печке будешь на лошади. Саблей махать она не мешает, а перерубить ее почти невозможно.
– Благодарю за совет, мон шер. А ты своего кабардинца не хочешь продать, я любые деньги заплачу, – неожиданно спросил корнет. Видно, по нраву ему пришлась моя восточная лошадка. Действительно хороший трофей.
– Эскузи муа, шевалье, пока к своим не доберусь, даже говорить об этом невместно.
– Понимаю, на всякий случай спросил. Господин сотник, боевую дружбу нашу мы кровью своей и османской скрепили, не пора ли перейти на ты. Выпьем на брудершафт?
– Почту за честь.
Наши церемониальные движения не укрылись от взглядов разгоряченных гусар, и предложения выпить чару с целованием посыпались со всех сторон. Пить нужно было до дна, и вскорости в голове непривычно захмелело. Да и доктор был рад такому движению, да знай только чокался своей чаркой. Мир закружился. Совсем издалека донесся голос поручика:
– Друг мой, Николай Иванович!
– Да, Иван Матвеевич! – бодро ответил я, хоть язык и не слушался. Граф перестал теребить меня за рукав, улыбнулся грустно.
– Рад, что нашел ты себе веселье. Я же нет.
– Отчего же? Гусары милые люди!
– Скучно мне. Пойду-ка в карты сыграю. Намечается интересная партия! – поручик Суздалев кивнул в сторону закрытых дверей, ведущих в другой зал.
– Иди, Иван Матвеевич. Может, азарт отгонит от тебя хандру!
– Пойду, – пробормотал граф, – пойду.
16. Кукушка
– Да как так можно играть! – вскричал бравый корнет, звонко хлопая картами по круглому столу, покрытому зеленым сукном, на синем доломане его возмущенно дернулись шнурки. Огоньки зажженных свеч вздрогнули в канделябрах, но не потухли. Порыв оказался не настолько силен. «Откуда такая ненависть в столь юном возрасте?» Суздалев безэмоционально посмотрел, как подпрыгнули золотые десятирублевки и денежная вершина начала рушиться – серые и синие банкноты стали сползать к основанию, и поправил золотую запонку с крупным аметистом в рукаве выглянувшей рубашки. «А ведь пару ходов назад хотел и эти безделушки поставить на кон. Не дошла очередь. Хорошие запонки. Такие и подарить можно».
– Дьявольское везение!
– Я бы сказал, нечеловеческое! – а этот голос полон восхищения. Нельзя верить. Не гимназисты это, гвардейцы, элита любой армии.
– Это как посмотреть! Мне так сильно не повезло!
– Не вам одному, сударь! Сегодня всем не повезло.
– А ведь могло случиться все по-другому! Я такие карты скинул в самом начале! Кто знал, что граф блефует!
– Рад за вас, Иван Матвеевич. Искренне рад. – Кто-то горячо пожимал артиллеристу его вялую ладонь.
– Так обчистить всех! Господа, я, кажется, ближайшее время буду столоваться только в этой столовой. Исключительно в ней! Граф, благодарю вас за игру – давно не получал такого удовольствия. А ведь я не азартный человек!
– Азартные игры в собрании запрещены! – подал голос кто-то из обер-офицеров, напоминая правила заведения. Но разве карты с наличными суммами запрещались? Как без них? Скукота. Самое безобидное развлечение у гусар.
– Видно, гостю нашему сильно не везет в любви, раз повезло так в картах, – выговаривал сквозь улыбку корнет-гвардеец, но в каждом слове его чувствовалась скрытая злоба и ненависть. Иван Матвеевич равнодушно посмотрел на горячего оппонента – гвардейцев он очень не любил, хоть сейчас и находился в окружении столь примечательных офицеров. Иногда выбора нет, выбирать компанию не приходится, а отказаться – дурной тон. Впрочем, не он один не любил гвардию. Исключение составляли женщины, их одни нити и бахрома уже сводили с ума, да и кураж гусарский, напускная бравада, мог затмить любые недостатки.
Холод, отчуждение и тоску – вот, что сейчас чувствовал граф. С каким бы удовольствием он погладил бы сейчас ствол пушки, прижался бы к орудию щекой, делясь мыслями о прежних победах. Она бы, родная, услышала.
– Да сколько можно проигрывать?! Я выхожу из игры!
– И я. К черту игру! Скукота!
– Иван Матвеевич, что же будете делать с такими деньгами? Расширите родовое имение? С такими деньжищами можно прикупить пару деревень!
– Здесь оставлю, – сухо ответил поручик, мельком глядя на ворох наличных на игральном столе перед собой. Новенькие карты блестели атласными рисунками скрещенных армейский пик и молний. – В вашу казну пойдут на обустройство библиотеки, столовой, танцевальных вечеров. Спектакли-то у вас ставят, господа?
– Браво, граф!
– Достойный поступок!
– Удивили, Иван Матвеевич.
– Надо срочно найти цыган. Поручик Суздалев платит за все. Давайте, как и в прошлый раз, споим медведя! А потом бороться с ним!!!
– Ага. А потом вы его зарубите, и снова нам скидываться на нового медведя для цыган.
– Может, поэтому их и нет?
– Думаешь, это всегда одни и те же цыгане?
– У них тоже есть язык, вот и боятся соваться в наш полк.
– Где наши барышни?!
– О, танцевальные вечера! Скоро барышень привезут!
– Похвально, Иван Матвеевич! Думаем о спектакле, вот Герман Афанасьевич пьесу пишет, – подпоручик Вяземский указал рукой на кудлатого молодого корнета и выпил до дна бокал красного вина. Пытаясь тошноту проигрыша залить алкоголем и уйти в забвение. Не получилось. Офицер помрачнел и снова наполнил свой бокал. Герман Афанасьевич кивнул, отсалютовал фужером, его нисколько не смущал случайный проигрыш обычного вечера, он оставался добродушно настроенным и сказал доверительно:
– Непременно напишу до конца. Драму хочу. Без веселья и озорства. Чтоб до слез. Чтоб как у Шекспира: с печальным концом и смыслом! Мы, русские, лучше можем написать! Не все же в войнах быть первыми! Может, что посоветуете, граф? Иван Матвеевич? Вы слышите меня? С вами все в порядке, голубчик?
– Знаем мы ваш конец, – буркнул подпоручик Вяземский и снова выпил до дна. – Видели!
Суздалев впервые за весь вечер дрогнул лицом. По телу прошлась волна содрогания. Быстро справился, беря себя в руки.
– А вы сожгите главных героев в конце, тогда настоящая драма получится, с болью и страданием.
– Сжечь?! Вы серьезно? Чтоб никто не выжил? – переспросил начинающий драматург и задумался, идея ему понравилась.
– Ну, пускай один кто-нибудь из героев выживет и мучается остаток лет, – подсказал Иван Матвеевич и поморщился, как от зубной боли.
– Интересная мысль! – полковой драматург заинтересовался. – Да такое и на подмостках Петербурга можно ставить! Шекспир от зависти перевернется.
Граф сумрачно кивнул головой, подтверждая.
Подпоручик Вяземский громко засмеялся:
– Вы бы так, Иван Матвеевич, в карты играли!
– Как – так? – Граф слегка нахмурился и в упор посмотрел на гусара. Тот выдержал взгляд, все так же вызывающе и с превосходством улыбался.
– Дрожали бы лицом! Тогда бы точно меньше выигрывали! Я уж грешным делом подумал, что нет у вас мимики! К нам пришел русский медведь!
– Вам не нравится мое лицо или как я играю в карты? – вкрадчиво спросил граф.
– Ну вы же не барышня, чтоб мне нравиться!
Поручик-артиллерист попытался резко подняться, но его придержал за рукав Герман Афанасьевич, усаживая на место.
– Господа, господа! Ну что вы как дети! У нас такая славная победа, а вы тут ссориться решили. Хотите, я вам сыграю?! Давайте устроим музыкальный вечер! Сейчас корнет Ивланский мандолину еще принесет, и устроим настоящий концерт.
– Я принесу! – сказал рослый гвардеец, в чьих руках не мандолина, а палаш смотрелся бы уместнее. – Мне бы только встать. Ноги не держат, помогите, господа.
– А вы на чем играете? – спросил Иван Матвеевич у кудлатого драматурга. Тот взъершил вихры.
– Да на всем. Но лучше всего на скрипке.
– С удовольствие послушал бы, – граф кивнул, – кажется, сто лет не слышал скрипки.
– Вот и славно! Сейчас принесем инструменты и сыграем! – Герман Афанасьевич подбодряюще улыбнулся.
– Господа! Ну какая скрипка! Тоска и печаль! Давайте уже с барышнями танцевать! – вскричал подпоручик Вяземский, пьяно поблескивая глазами.