Ждали. Услышав стрельбу, выдвинулись к тропе. Если стреляют в одном месте, ищи пластуна в другом.
Столетовские солдаты уже разгружали повозки. Ящики и мешки расползались в стороны и вверх, под прикрытие завалов, а казаки выпрягали лошадей – телеги в гору не затянешь. Терика поймали и уводили под уздцы, теперь можно спокойно разрядить в турок все, что есть. Ветер снизу вверх, как всегда по утрам в горах, так что пороховой дым будет частично укрывать разгрузку.
Донские казаки уже скрылись, и перестрелка почти увяла. Смерть опять не смогла загрызть православных. Как бы окончательно ее прогоняя, тоненько запела дудочка. Не мерекается мне? Может, это в голове моей, как тогда в пещере, куда раненого графа затащил. Может, в моем воображении Сашко убили, а он, живой и веселый, направление мне указывает. Нет, неумело песню выдувает неведомый игрец.
Эх, Сашко, Сашко! Больше не растревожишь нам душу. Кто ж тогда? Гриц с Гамаюном только на огнестрельных дудках умели играть, батька Швырь на мандолине любую песню поддержит. Кто же тогда мне знак мне подает, мол, мы здесь?
Сейчас, браты, только отдышусь – и встретимся!
Глоссарий
Чапура – кружка (большая, около 600 мл). Чапурой еще камышовую цаплю называли. Отсюда начапуриться – принять гордую осанку. А вот белая цапля называлась леклек.
Чакалка – колотушка.
Кушири, лазлы – труднопроходимые, заросшие кусты. По куширям хамылять – шо байбаков по степу гонять. Т. е. заниматься бесполезным трудом.
Кугут – петух, обычно черной окраски перьев.
Саква – мешок, приторачиваемый к седлу лошади.
Раины – пирамидальные тополя.
Чакан – рогоз, которым покрывали крыши хат.
Стреха – крыша, крытая чаканом или соломкой.
Застреха – брус, который поддерживал крышу и чакан.
Каюк – лодка с плоским дном. Каюк еще употребляли в значении конец. Каюк ему пришел.
Катух – бараньи какашки.
Зыбка – подвесная люлька, в которой лежал маленький ребенок.
Бешик или ага – тоже люлька, но не подвесная. Люлька-качалка.
Мялка – хлебный мякиш, смоченный в молоке и завернутый в тряпицу. Использовали раньше как соску.
Сау бул – прощание, счастливого пути. Использовали казаки приграничных с горцами районов.
Баз – двор со скотными постройками.
Слега́ – брус, толстая жердь.
Сапетка – корзина для рыбы.
Крига – рыбная снасть. Кригой еще называли льдину.
Котлубань – котлован в степи, обычно заполненный талой или дождевой водой.
Карги – деревья, плавающие в реке.
Подсошка – подставка при стрельбе. Часто для этой цели использовали гусек шашки.
Натруска – небольшой сосуд с порохом. Натрусить. Часто использовали небольшие тыквы.
Пружок – ловушка.
Ве́нтирь или кубырь – секрет, ловушка, тактический ход конных казаков.
Хамылять – ходить, шататься.
Карбиж – лезвие ножа.
Ляк – испуг, ляка – пугало, лякаться – пугаться, бояться.
Журыться – печалиться.
Кубыть – как будто.
Хай им грэць – что то вроде чтоб им пусто было.
Крест – воинское подразделение.
Подсох – пика.
Красный кут – это угол в хате, где стоят иконы.
Гулебить – охотиться, если к человеку относится. Зверь же хищный или птица паливают (охотятся).
Теплушка – стеганый на вате кафтан.
Курпейная шуба – сшита на манер черкесок и покрыта или сукном, или какой-нибудь бумажной материей.
Подпарубки – юноши до 18 лет.
Толока – общее пастбище.
Громада – группа.
Шыпшына – шиповник или роза с мелкими цветами.
Красоля – настурция.
Айстра – астра.
Дубкы – хризантемы мелкоцветные. Росли в основном вдоль палисадников.
Рэзэнтэ – крупные хризантемы.
Пытушкы – ирисы.
Пирий – порей.
Бэрэстка – вьюнок, берестка.
Солонэць – портулак.
Глод или глот – боярышник.
Будяк – татарник. Еще его называли рипьях. (Прыйшов як вивця у рипьяхах.)
Кропыва – крапива. Из нее делали мешки – кропывьяни чувалы.
Сояшнык – подсолнух.
Квасоля – фасоль.
Басе́нь – колодец на базу для сбора дождевой воды.
Пушка Барановского – 63,5-миллиметровое скорострельное орудие для конной и горной артиллерии и для вооружения десантных отрядов кораблей. Боеприпасы: чугунная граната, шрапнель, вес замка – 8,4 кг.
Револьвер системы Смит-Вессона – экспортная модификация американского револьвера системы Смита-Вессона, состоявшая на вооружении Российской императорской армии в XIX веке. Введен в армии с 1871 года.
Винтовка Пибоди-Мартини – пибоди-мартини использовали турецкие пехотинцы, воевавшие на Балканах, некоторое количество было выдано запасным и иррегулярным войскам.
Низам – учрежденная султаном Селимом III и обновленная Махмудом II регулярная армия Османской империи.
Гайдук – служитель у вельмож, для прислуги при езде.
Конный казачий полк – шесть сотен.
Сотня – сто двадцать пять человек, отсюда, если считать, в полку было: семьсот пятьдесят человек рядового состава, девяносто четыре вахмистра и урядника, двадцать три офицера и др., всего 890 человек.
Пластунский батальон – почти в каждом казачьем подразделении были разрозненные группы пластунов, но в тысяча восемьсот семидесятом году их стали формировать в отдельные батальоны. С того времени пластунами становились не добровольцы-охотники, а выходцы из казачьих семей, не имеющих возможности купить коня.
Казачьи чины – казак, приказный, урядник (мл., ур., ст.), вахмистр (мл., вах., ст.), подхорунжий, хорунжий, сотник, подъесаул, есаул, войсковой старшина, казачий полковник, казачий генерал.
Доломан – короткая (до талии) однобортная куртка со стоячим воротником и шнурами, на которую накидывался ментик.
Кивер – головной убор с султаном, шнурами (этишкетами) и репейком.
Ментик – короткая куртка (со шнурами), обшитая мехом, надевалась поверх доломана.
Золото Сербии
1. Сотник Билый
Перевал где-то в Сербии или Македонии
Справа застрекотала птаха. Не удержался, посмотрел в небо. По голубому полотнищу в бешеном ритме кружили две точки: ястреб гонял свою жертву, сужая круги, готовился к решающей атаке. Невольно улыбнулся. А ведь сам чуть не поверил в первое мгновенье.
Нет, не птица божья это. Самый острый на ухо Сашко сигнал тревоги подает. Припав к камням горной гряды, принюхался. Порыв пряного от весенних трав ветра донес запах чего-то кислого. А вот и лошадиный дух. Сербы, греки или застава турецкая, про которые Вук Сречко предупреждал. Нашел глазами Сашка, показал, чтоб рассмотрел получше. Грицу дал знак выдвинуться вперед, остальным – замереть. Снял и надежно пристроил заплечный мешок-сидор. Лег на спину, упершись ногами в камень. Здесь склон был не такой крутой, так что отдышаться можно было спокойно, не боясь соскользнуть вниз. Синее небо почти без облаков, солнце приятно грело кожу и уже нагревало камни. Какой здесь воздух пахучий! У нас весной тоже свежая трава пахнет, и акация, когда цветет, голову дурманит. Каштановые рощи в горах за версту слышно, но здесь оливы, лавр, апельсины, кустарник неведомый, да каждая травинка старается своим запахом выделиться. Даже знакомые цветы здесь пахнут сильнее.
Разглядеть среди камней Грицко без привычки практически невозможно. Пластун, зная свое дело, двигался бесшумно, не тревожа веток. Гамаюн и сербы только угадывались. Батька Швырь, повинуясь команде, застыл черным камнем без движенья. Вот ведь две противоположности – две разные опасности. Для Швыря каждый бой мог стать последним, и умереть он на старость собирался героической смертью, «чтоб сынкам меньше досталось иродов-супостатов». Я и сейчас вижу, как он говорит эти слова с прибаутками, пряча улыбку в седые обвислые усы. А глаза так и зыркают по сторонам, внимательно оценивая обстановку. Слишком много шуток в речах пластуна над своими годами, но не хотелось бы оказаться под его прощальным обстрелом.
Грицко литературных журналов не читал, даже не знал, что такие существуют, а был строгим рационалистом. Все свои жизненные движения делал по кратчайшей прямой, не задумываясь, как он будет выглядеть со стороны. Сухой, как камыш. Стойким стеблем гнулся под любым ветром, но не ломался. И не собирался. Он просто воевал. Уползая ужом из любой засады, выбирал новую позицию, стрелял, рубил, а то и бросал нож или камень с неожиданной стороны.
Заполучить такого пластуна в ватагу мечтал каждый атаман, суля золото и славу. А что мог предложить друг детства, сотник Билый, известный только в пластунских станицах? Уйти в дальний поход, из которого можно не вернуться? Чем пронять и как достучаться до души? Хотя истина проста: пока не спросишь, не узнаешь.
…Сухой камыш шелестел под легким ветерком. Плавни. Безбрежное море камыша. Стоят, колышатся в выцветших стеблях темно-коричневые вытянутые шапки-папахи. Словно казаки застыли в вечном дозоре, наблюдая за тобой. Дальше за сухостоем сплошные ряды зелени. Тянутся к солнцу стебли, раскинуты в разные стороны. Сплетены – не пройти, кажется. Только утки, цапли и чайки видят с высоты, где лиманы соединяются с морем, где реки делятся на многочисленные гирла и протоки, заросшие камышом.
Замотал башлык так, что остались только глаза, тучи комаров уже ждут, жужжат:
– Давай к нам, казаче, поспешай! Ждем.
Сейчас мне нужно найти «заход» в этот особый мир, где теряешь ощущение времени и направления. Человек в плавнях слышит только шелест листьев и жужжанье миллионов комаров. Для человека, случайно попавшего сюда, здесь нет ориентиров, только пластуны неизвестно как находят нужные направления.
Забудь про прямые линии, про солнце и звезды. Только память, внимание и чувство времени и расстояния. Сверху лист у камыша шершавый, не продраться, а кромка, острая как бритва, режет открытые руки. Сотник замедляется, оглядывается. Все верно. Не подводит чутье. Вон и залом в стенке камыша. Все стебли в одну сторону небольшой наклон имеют, а в этом месте природный порядок нарушен. Значит, ему туда.