– Хоть бы у коровы своей деревенской пару ночей переспал, отдохну хоть немного, в себя приду, – и тут же пугалась, вдруг между сиськами, больше на вымя похожими, больше понравится, задницей необъятной прельстится. У нее, Беляны, и половины такой нет, и грудь… Но вот углядел он во мне что-то, рассмотрел, а терпеть, когда уже нет удовольствия, так бабам так на роду написано, худшее терпеть приходится. Уходить нужно.
Раскусили ее.
Очень быстро в этот раз. Ничего толком не узнала. Разговоры при ней прекращали. Старик этот железный так глазами зыркал, словно кожу живьем сдирал. И ведь снимет, только мигнет серым глазом красавчик атаман. Никто не спасет. Бежать! Немедленно.
Беляна медленно стала поднимать голову с плеча мужчины, пытаясь выползти из-под бурки, но была мгновенно схвачена за руку. Цепкие пальцы больно сдавили предплечье. Не удержала легкого вскрика. Сашко признал, очнувшись. Вынырнул из короткого сна. Заулыбался.
– Куда ты? – Хватку ослабил, но не отпустил. Потянул к себе. Беляна попыталась вырваться. Где там. Удрученно вздохнула. Болело уже все. Не до любовных утех.
– Пора мне. Хватятся.
– Да кто? Подожди. Жарко. – Сашко откинул полог бурки. В сумраке забелели голые тела. Казак усадил Беляну сверху. Любовно плечи огладил. Уж очень они нравились ему: тонкие, мальчишеские, и груди маленькие, как раз в ладошку умещаются. Страшно и сжимать такие в лапищах своих.
– Плечики у тебя – чисто как у мальчика. Ручки тоненькие. Кожа бархатная. Груди какие! Молоком пахнешь, – казак говорил, не переставая глупо улыбаться. Беляна быстро посмотрела на него, как не может понять очевидного? И прикрылась рукой. Не надолго получилось. Казак был настойчив.
– Любишь меня? – простонала Беляна, закрывая глаза, отдаваясь ласкам.
– Люблю, – зашептал Сашко в ответ, – вот тебе крест, люблю. Никого так не любил. Никогда! Ни одна с тобой не сравнится! С первого взгляда полюбил. Что делаешь со мной? Все думы только о тебе. До гроба любить буду.
Беляна застонала.
– Пора мне.
– Погодь трошки.
– Увидят же.
– Да что таиться? Зачем? Или тайна какая есть? Женой будешь мне, домой увезу! Не бойся ничего. Если тайна тебя тяготит и тянет в прошлое, то доверься мне, скажи. В силах моих решить любую беду твою. А сам не смогу, так товарищи помогут.
Беляна слабо улыбнулась, почувствовав, как казак задрожал, поймав ее томный взгляд. С таким жить просто будет. Разлюбишь, так веревки хоть вить будешь. Не то что с Марко.
– Прав, ты, Сашко. Есть прошлое у меня.
– Какое? – улыбаясь, спросил казак. А у самого глаза настороженные. Продолжает улыбаться, но натянуто и неестественно. Поразилась Беляна такой перемене, будто водой колодезной окатили. Охладела вмиг, трезвея, а Сашко продолжает:
– Все мы с прошлым. Не без греха. Пойму я. Хочешь, тебе откроюсь?
Пальчик приложила к его губам, запрещая говорить. Нет. Показалось. Ни о чем не догадывается казак. Верит каждому ее слову. Наивный и добрый. Как такого не любить? И прошлое его не смущает. И увезти с собой хочет. Женой сделать. По совести жить. Что ж так все непросто. Беляна вздохнула, зашептала быстро, обдавая ухо горячими словами:
– Спасибо тебе, любимый, спасибо. И за слова твои. И за то, что поддержать хочешь.
– Я завсегда! Скажи только, что делать надо.
– Не могу я. Но скоро все узнаешь. Первым и узнаешь. Тебе первому откроюсь.
– Зря от помощи отказываешься, – закручинился казак. – Ты ведь мне родная теперь. Может, кто обидел тебя, зоренька? Так скажи. Не жить супостату! Ей-богу, до корня обстругаю.
– Не гневи Бога. Сама я решу дела. Да и не дела то. Так, мелочи. Требуют моего вмешательства.
– Так ты уйти хочешь? – нахмурился Сашко.
– Не знаю я, – уклончиво ответила Беляна и выпорхнула из медвежьих объятий казака. Да так быстро, что тот удивился и не смог скрыть изумления.
– Нельзя тебе уходить, – хмурился дальше Сашко.
– Так надо…
– Нельзя! – категоричен казак. С себя скинул. Сел. Подозревают ее? Тогда точно немедленно бежать нужно Мужики суровые, не то что этот телок. Но и этого успокоить нужно. Беляна ноги поджала, сжалась в комок, посмотрела снизу собакой побитой. Сашко проняло. Оттаял. Погладил.
– Не бойся меня. Пойми, теперь ты со мной, и я без тебя не могу. Бери меня с собой. А? Вдвоем веселее. Беляна заскулила, сжимаясь еще больше.
– Ну чего ты? Чего? Ну, не плачь.
Девушка подняла зареванное лицо.
– Я с мамкой хочу попрощаться. Понимаешь?
– Понимаю, – примирительно сказал Сашко, кивая. – Хорошее дело. Я рядом буду. У хаты постерегу. Как тебе такое?
Беляна слабо мотнула головой, не соглашаясь и принимая что-то для себя. Сашко наклонился. Осторожно руками взял голову. Расцеловал. Посмотрел в очи черные. Не увидел в них слез.
– Пора, – прошептала Беляна, не решаясь вырваться. Сашко еще раз внимательно посмотрел на нее и тоже сказал:
– Ну пора так пора.
Что-то опять задумал, может, проследить хочет? Ускользну, дай только шагов на двадцать отойти.
7. По следам всю правду не узнаешь
Ночью Григорий Молибога толкнул в плечо сотника. Руку не убрал, смотря куда-то в темноту. Потом кивнул, предлагая подняться. Отошли от лежанок.
– Что? – спросил, чуть шевеля губами сотник.
– Ушел Сашко, – ответил казак и показал в сторону пустой лежанки, – и девка его переодетая ушла.
Билый сразу все понял, проснулся окончательно. Уши потер, сказал уверенно, без всяких вопросов:
– Догоним.
Грицко кивнул. Понятно, что догонят. Времени не много упустили, не должны далеко уйти.
Микола подхватил винтовку и заскользил вслед за товарищем. Шли волчьим скоком: два быстрых, один короткий. Так не устаешь и хоть до России можешь дойти. Стараясь не шуметь, поднимались в гору. Изредка останавливались, слушая ночь.
Беглецы определенно прошли сквозь секреты: никто не поднял тревоги.
– Не пойму, – Грицко сказал, опускаясь на колени, чтоб лучше рассмотреть следы. – Разделились, что ли? Сашко верхом ушел. По тропе ускакал. Она дальше в горы пошла. Ну что? Разделяться будем? Кому-то вниз идти. Кому-то дальше карабкаться. Что решаешь?
– Нет. Пойдем за Сашко. Они должны встретиться внизу. Место должно быть у них потаенное, – принял решение сотник. Грицко передернул плечами.
– Может быть.
– Конь один. Далеко не уйдут.
– Да зачем это Сашко надо, – в сердцах пробормотал казак. – Одна дурь в голове!
– Перехватим – узнаем!
– У речки встречаются. Их место. Там следы будем искать. Сашко напрямик пошел, через секреты. Девка через горы. Скоро достанем.
В этот раз они ошиблись. Никого не нашли, как ни рыскали. Ни конных, ни пеших следов на росистой траве не обнаружили, только сами до колен промокли. Сели у тропы на камень. Тяжело было говорить, но товарищ признался:
– До шляха след четкий, дальше идет в сторону села. Не могу понять. Что он, один ушел? Не останавливался даже нигде. Что думаешь?
Сотник пожал плечом.
– Отдышимся, пойдем вдоль реки дальше, а с утра ближние склоны прочешем.
Сложно спрятаться от тех, кто всю жизнь кого-то ищет. Даже если умеючи.
– Не вовремя, – вздохнул Грицко. Атаман кивнул, соглашаясь.
– Думаю, к реке она дальше вышла. Там и ждет ее Сашко.
И снова Грицко не понравилось, однако возражать не стал. Отдышались. Пошли неспешно, ища малейшие зацепки, читая следы, слушая ночь. Спуск, подъем, опять спуск.
– Что с ним делать, ума не приложу. Не пороть же его! Воин справный, в бою как на тебя могу положиться, не жадный, за дуван не трясется, но как только сшибка закончилась, мы еще сброю чистим-точим, а он уже у бабы какой в ближайшем селе, и всех любит! А главное, они его привечают – и молодые девчата, и бабы тертые. Я-то думал, оторву хлопчика от вдовьей юбки, мир увидит. А он кроме юбок не желает ничего видеть. Что скажешь, а?
– Не знаю, ты у нас батька-атаман, тебе решать, только если б не его чуйка, девку-засланку до сих пор бы не раскрыли.
– Раскрыли, а толк какой от этого есть? Кто за кем охотится? Чего хотят, а главное – кто? – в сердцах сказал Билый.
– Какая разница кто, если в лагере узнают про золото, думаешь, половина не попробует его достать? – резонно заметил Гриц.
– Кишка тонка, – усмехнулся сотник.
– Это другое дело, но помешать могут. И еще, сербы запросто туркам таких ухарей, как мы, продают. Мы для них товар. Ты разве не понял? Ценный товар и информация. – Гриц вздохнул.
– Скажешь тоже, – возразил запальчиво Микола. – Ну отличаются они от нас! Но не настолько же! Все во Христе живем.
Перекрестились.
– Так что? – спросил Гриц.
– Значит, нужно байку придумать, скажем, уходим к Раевскому.
– Хорошо. Так и порешим.
Забрезжил рассвет.
Вокруг посерело. Снова вышли к нижней петле лесной дороги. В предрассветной тишине, когда еще птицы не поют, послышался топот копыт. Странно, но он приближался. Нарастал. Переглянулись недоуменно. Не прятались. Судя по звуку – один всадник был. По казачьей посадке узнали Сашко. Он тоже признал своих. Неспеша вышли на середину тропы. Метрах в десяти Сашок поставил коня свечкой. Не соскочил, не слез, а как-то сполз из седла. Подошел на негнущихся ногах. Лицом белый-белый, словно покойник.
– Сашко?.. – неуверенно окликнул атаман.
– Дядька Микола, как же так? – говорил, а сам атаману нагайку протягивал, чтоб бил, значит. Ага. Билый скрутил хвост. Успею, мол, наказать. Посмотрел в лицо парня, но разума в нем нисколько не читалось.
– Сашко…
Грицко, не видя никакого эффекта, дал казаку ладонью в ухо. Хлопец стал приходить в себя. Захлопал длинными ресницами.
– Так мне и надо, – сказал уже более осмысленно. – Прости, атаман. Ослушался я тебя. К Фиалке сбежал. У костра как стали о ней говорить, так затряслось все у меня. Больше не мог ни о ком другом думать. Вот ведь что любовь окаянная делает. Думал, позабыл ее, ан нет! Сердцем, видно, меня звала! Не мог я сдержаться! Никак не мог! Внутри все свело.