– Я позову их, сами не выгребем, – предложил Михайло.
– Давай, – согласился Билый. Через минуту четверо плыли к лодке. Со свежими гребцами дело пошло веселей, но метрах в двадцати от берега лодка остановилась, и на каждый взмах весел только задирала нос.
– Все! Груз на дне.
Микола потянул и начал выбирать веревку. Когда шлюпка остановилась над грузом, ее отвязали от лодки, привязали к ней еще одну веревку и погребли к берегу.
– Два-три метра.
На такой глубине мы и собирались притопить ящик. Вук Сречко по пояс вошел в воду. Нерешительно заулыбался.
– Золото у нас! Много золота! – громко кричал Михайло, хрипя от волнения. Сречко недоверчиво обшарил глазами лодку, но, цепко ухватившись за выщербленный борт побелевшими руками, не сводил глаз с Билого.
– Получилось?
Вместо ответа Микола кинул ему веревку.
– На, владей!
– То-то турки так всполошились. Мы ели оторвались от полуэскадрона, нарвавшись на разъезд. Золото… все наше?
– Все. Теперь будет у вас своя армия, хорошее оружие, грошей для начала хватит. Где видел турок?
– Опережаем на пару верст. Скоро здесь будут. Четко по следу идут. Уходить надо.
Микола кивнул. Посмотрел на Грица, тот поджал губы.
– Слышь, Вук, мы какого сербского бога через кручи лезли, если сюда верхом можно добраться.
– Когда фелюгу у рыбаков искал – нашел проводника. Он проход показал. Да и не от лагеря нашего, а тут по побережью.
– Так одолжи нам его, а мы османов притормозить попробуем.
– Лука, пойдешь с господами?
– Если у них деньги есть, да и тебе расплатиться пора. Я не воин. Я мирный пастух.
– Возьми, за нас и за них. – Он передал здоровенному мужику объемистый кошель, немедленно исчезнувший в кармане. Молнии сверкали одна за одной, и гром гремел беспрерывно, отражаясь от скал, эхо накладывалось на новые раскаты. Людям приходилось кричать, чтобы их услышали.
– Сречко, – отвел в сторону бандита атаман пластунов. – Можете вытащить сундук, ребята у тебя крепкие, только вряд ли вы с ним уйдете. Привяжи надежно веревку, хорошо спрячь и тикайте по пляжу, если преследовать не будут, завтра-послезавтра возвращайтесь. Еще с лодкой нужно разобраться, если не нужна, подальше от этой бухты в море бросить. В общем – это теперь твой мешок.
– А Швырь и Горазд?
– Живы, другой дорогой идут.
– Никола… Вы настоящие богатыри, как в старых сказках.
– Все, друже, давай прощаться. Теперь все в твоих руках. Можешь освободить свой народ, и двести лет про тебя песни слагать будут, а можешь с деньгами забиться куда подальше, халву с финиками кушать. Всю жизнь бояться и жалеть, что обокрал целый народ, что у всех православных надежду украл.
Тут же его посетила мысль: для бандита обокрасть целый народ – повод гордиться.
– Все, Волчара, я свой мешок наполнил, домой пойдем, в Россию.
Если попросит не уходить, хочет в историю войти.
– Тогда прощай, казак, легкой дороги.
– Уводи своих людей. Мы задержим.
– Так и мы можем помочь, – сказал осторожно Вук и посмотрел куда-то в сторону. Микола улыбнулся. Слишком они понимали друг друга. Лучше момента перестрелять друг друга и не придумаешь.
– Нет. Мешать будешь, крутясь под ногами. Уцелейте, берегите гроши – иначе все зря.
Сречко поклонился казаку. Не низко, но и не как равному, оценивая поступок. Потом повернулся к своим, коротко свистнул. Казаки, навьючив на лошадь проводника свою поклажу, как бы случайно оказались под прикрытием крупных валунов, ждали атамана, готовые к новой схватке.
26. Пустые хлопоты
Поднимаясь по узкой тропинке над пляжем, пластуны наблюдали, как шестерка сербов дружно выгребала к открытому морю, уводя единственное доказательство присутствия казаков в этой бухте.
Небо по-прежнему было чернее моря, такой грозы казаки не видали. Три часа непрерывно гремело и сверкало. К чему это? Что за знак?
– Часа через четыре здесь будет дождь, скорее всего, на целый день, – пояснил Лука.
Последним шел Гриц, подчищая тропу от следов, оставленных ватагой Сречко. На камнях следов не оставалось, а вот кучки навоза никто не потрудился убрать. Дождь, конечно, смоет, но когда он будет. С османами же столкнуться можно было в любую минуту. Резко повернув, Лука повел вниз. Тут тропинок не было, просто поросший травой и кустарником склон. Лошадь оскальзывалась, припадала на задние ноги.
– После дождя здесь не залезешь.
– Можно другим, более пологим путем. Что у вас в мешке, кобыла что-то быстро устала.
– Свинец, патроны.
– Привал. Разгружай лошадь, нам уставшая животина не нужна, а ты, Лука, расскажи, что нас ждет. Где с османами можем встретиться.
– Проход из котловины, по которой я привел Сречко, очень узкий, не проход – щель. Лошадь с трудом может протиснуться. Случайно нашел, когда овцу искал.
– Какую овцу?
– Отару я в котловине пас, года три тому. Проход лавром зарос, если не знаешь, где искать, мимо пройдешь, только люди Сречко как лесорубы шли, как будто специально след оставляли.
– Понятно. Птицей свистеть умеешь?
– Какой?
– Все равно. Ну-ка посвисти. Добре. Пойдешь последним, как нужно будет изменить направление – свистнешь мне, а рукой покажешь куда идти. Дальше крестом пойдем. Сторожась. Проверить сброю.
– Господин атаман, на кой нам эти турки. Похоже, их специально на нас выводили.
– Удивил, Сашко. Я думал, ты только о девках грезишь. Прав ты, господин казак, но не совсем. Проход нам нужен – раз, лошади – два. Турки за бандитами идут, про нас пока не знают – это три. Если до сих пор на простор не вышли, то мы их сколько нам нужно держать сможем, это – четыре.
Дождь пошел, когда спустились к заросшему проходу между двумя скалами. Точнее, для наблюдателя одинокий невооруженный странник неторопливо вел навьюченную лошадь. Пластуны быстро скользили от куста к кусту по мокрой траве. В полутьме, освещаемой только молниями, при постоянном треске и грохоте раскатов грома, незаметно подобраться к проходу было делом плевым. Казаки хорошо представляли ход мыслей кавалерийского командира.
Пройдя по проходу, увидев довольно крутой подъем, он решил дать лошадям отдохнуть в широкой котловине, выставив охрану на обоих концах горной щели. Когда начался дождь, идею о восхождении можно было вообще оставить. Шипастые горные подковы по мокрой траве позволят лошади в поводу кое-как подниматься, но идти пешком более часа в гору кавалерист вряд ли захочет, к тому же цель не очень очевидна. Подумаешь, какая-то вооруженная группа, неизвестно, за кого они, может даже союзники. Приказа о розыске грабителей казны самого султана этот отряд, несомненно, не успел получить.
Первый часовой сидел на корточках, укрывшись какой-то накидкой, и только резкий запах конского пота позволил сотнику присмотреться к одному из валунов повнимательней.
Второго дозорного тоже без труда снял Гриц.
Пока он «замещал» часового, сотник помог Сашко разгрузить лошадь, отослал Луку в сторонку, якобы для безопасности, спрятал в камнях мешок с монетами. Проводника он не боялся, пастуху и во сне не могло присниться, что его кляча тащит мешок с золотом, да и откуда у этих оборванцев золото. Его услуги оплатили другие.
Увиденная в котловине картина пластунов не обрадовала. Полусотня организованно скоблила лошадей. Командир не погнал усталых конников на крутой склон, а дождем разумно воспользовался для обязательной процедуры. Лошади довольно пофыркивали под скребками наездников. Седла, оружие, амуниция продуманно разложены и охранялись. Ночью можно было бы попробовать увести пяток лошадок, но сейчас не стоило и пытаться.
– Час спускались, три часа на подъем, еще час – спуститься до моря, полтора-два до места встречи с Батькой, и это если никто не помешает.
– Да, похоже, удача от нас отвернулась. Дождь потушит все «подарунки» Швыря.
Полсотни хороших конников в тылу, сколько впереди – неизвестно. Одежда насквозь, голод напоминает о себе. Пока самая грустная часть похода. Нужно было быстро уходить, но просто уйти пластуны не могли. В самой узкой части прохода установили два турецких карабина. По подобию самострелов, устанавливаемых на кабанов-секачей в плавнях. Такие ловушки срабатывали только под тяжестью взрослого хряка.
Здесь же выстрелы будут, когда лошадь сдвинет камень-противовес. Туша лошади перекроет проход, и османам придется повозиться, чтоб его откупорить. Неудача в самом начале может вообще отбить охоту гнать не пойми кого.
– Лука, есть другой путь к морю, скажем, в соседнюю бухту? – спросил Григорий, снова прилаживая мешок с монетами.
– Можно пройти вон туда, не поднимаясь, до небольшой речки, спуститься по ней до самого берега моря, только спуск там крутой.
– Давай туда, только бегом, не то турки разбираться не будут, башку и тебе снесут.
Заросший черной бородой флегматичный Лука проникся, бежал сам и стегал плетью свою пожилую кобылку. В два приема добежали до большого ромашкового поля.
– Стой! Лука, обойти это поле можно? Не пройти нам здесь, обязательно следы оставим.
– Вроде левее ущелье есть, не помню.
Отряд повернул влево. Вскоре казаки стояли на краю ущелья в двух десятках метров над вершинами елей. Деревья так плотно жались друг к другу, что казались одним зеленым ковром. Спустились, стараясь не оставлять следов, быстро двинулись по пружинистым прошлогодним иголкам. Запах хвои, смолы, окружил отряд, напомнил родину. Казаки повеселели.
Сделали привал, подкрепились рыбой. Удивленного Луку тоже пригласили отведать копченой рыбы, он же достал краюху хлеба, показавшуюся соскучившимся по хлебу пластунам несусветным лакомством. Гроза закончилась, и дождь перестал. На несколько минут группа остановилась выкрутить одежду. Лука беспокоился за лошадь.
– Скоро будет река и спуск, как бы моя кобылка ноги не поломала.
– Ладно, разгрузим.
Подобрали походящую дровиняку, подвесили мешок и потащили парами на плечах. Начался нормальный сосняк, идти стало значительно легче. Сашко залез на дерево, преследователей не обнаружил. Разожгли костер, поели и на почти сухих иглах под нижними лапами елок часок поспали. Отдохнувший отряд снова накрыл заряд густого теплого дождя, но тут пятерка вышла к небольшой горной речке и по ней стала спускаться к морю. Теперь вода была со всех сторон.