– Истинно так, – сказал сотник. – Хороший офицер. Достоин уважения.
– Горяч больно, – покривился верный друг. – Точно убили бы, не подоспей вовремя. Папаху такую потерял!
– Молодой, вот и горяч. Папаху новую дома справим. Давай поднимай коней.
Спасенный поручик смотрел на казаков в седлах расширенными глазами, не веря такому чудесному исходу – смерть его еще обнимала, игриво заглядывая в глаза.
– За стремя держись, – сказал Гриц, и кони легко потрусили в гору. Микола повернулся, задорно улыбнулся, зная, что все страхи позади:
– Прости, ваше благородие, седло не предлагаю, конь тебя не подпустит, а времени в обрез. Дядька ваш нас нанял оборонить, золотом обещал расплатиться.
Поручик захватал воздух ртом, взмолился:
– Погоди, дай отдышаться, да и канонира моего перевязать нужно.
Сбавили ход, а потом и вовсе остановились. Гриц занялся фейерверком, доставая чистые тряпицы. Микола же продолжал смотреть на молодого графа, пытаясь увидеть в нем черты старого солдата. Не увидел. Держался поручик с большим достоинством. Истолковав казачий интерес по-своему, спросил:
– Так что тебе дядька обещал?
– Перстнем золотым прельстил.
Поручик плечом дернул. Брови сдвинул, что-то внутренне высчитывая, потом решительно полез в карман, достал золотой портсигар:
– Может, это подойдет, – и пояснил: – Подарок отца в день получения офицерских эполет. Он только с надписью.
Казак взвесил на ладони массивный прямоугольник.
– Не жалко? Видать, дареный.
– Отец с рождением русского офицера поздравлял, а сегодня я как заново народился.
– Отец жив?
– Два года как… – Оба перекрестились.
– Тогда не возьму. Беречь такие подарки полагается, память об отце священна. Ты, поручик, уразумей, не за золото мы пошли. Не каждый холоп так за своего барина просит. Интересно стало! Да и ты не плошал: один был в белой папахе, вертелся чертом, геройствовал, терял тебя не раз. Рад, что вышел из рубки целым. Вот папаху твою взял бы! Где она?
– Нет. Утерял, – растерянно пробормотал поручик. Пластун усмехнулся в усы, но вернуться не предложил. Граф посмотрел на его поношенный головной убор. – А давай так, я у тебя папаху куплю – и нравится мне она, и память о тебе будет. Да и негоже мне, офицеру, без головного убора, не ровен час на доклад вызовут.
Сказал и принялся вытаскивать все ассигнации, которые были в кармане, протянул ухмыляющемуся казаку.
– На память, господин поручик, я утерянную ночью добуду, если турки не утащат, а пока эту носи, – снял свою, протянул и снова как-то по-свойски улыбнулся. Тут с горы стал сбегать старый солдат, крича:
– Барин, Иван Матвеевич. Живой!
Поручик при голосе знакомом дернул усом, начал половчее пристраивать непривычный головной убор. Сделал несколько шагов вперед. Казаки переглянулись. Микола подмигнул. Гриц пожал плечом. Все решилось молча, пока здесь – и присмотрят, и на ноги помогут встать – люди хорошие, и тайна у них одна на двоих. Ну а кто не знает про нее, так на то она и тайна.
– Змейкой, змейкой беги, – крикнул Микола и добавил тихо: – А то до Плевны не остановишься.