В 1808 году Кирхгоф выполнил еще одну работу – “О сохранении молока и яиц путем высушивания”, которая, естественно, проходила по военному ведомству. В условиях безостановочных войн во всех странах разрабатывали способы снабжения войск питательными и транспортабельными продуктами длительного хранения. Француз Николя Аппер (1749–1841) изобрел в 1809 году консервы, за что получил награду из рук самого Наполеона Бонапарта. Вполне возможно, что и Кирхгоф получил “наградной лист” за подписью Александра I – разрешение на строительство фабрики по производству сухого молока и яичного порошка, но известные мне исторические источники об этом умалчивают.
Мы подошли к главным технологическим свершениям Кирхгофа, которые в значительной мере тоже были инициированы тогдашней международной обстановкой. Речь пойдет о производстве сахара. О важности проблемы свидетельствует нижеследующий образчик старой русской словесности, взятый из “Предуведомления” к сборнику “Способы заменить иностранный сахар домашними произведениями”, изданного российским правительством: “Хотя употребление сахара в физическом смысле не только безвредно, но еще приятно и полезно почитается, но судя о чрезвычайно возвысившейся цене его, ежегодно составляющей знатные суммы для Отечества нашего, можно почесть оный весьма вредным как для частных людей, так и для блага всего народа. Сие доказывается и тем, что во многих местах стараются возможнейшим образом приготовлять сахар из домашних произведений. Сие также есть единственное средство избавить себя от корыстолюбия иностранных народов”. Добавим, что затраты на покупку и ввоз сахара равнялись стоимости всех импортируемых в Россию машин, инструментов и металла в изделиях, вместе взятых. Положение усугубилось после восстания негров-рабов на Гаити, основном поставщике сахара в Европу, и введения Наполеоном континентальной блокады.
Именно в те годы был разработан способ получения сахара из свеклы, используемый поныне. Ловиц, как мы помним, пытался выделить сахар из меда. Кирхгоф пошел другим путем. Он исходил из известных всем наблюдений: что хлебные зерна при прорастании становятся сладкими, то же происходит и с кислыми плодами при созревании. Он предположил, что это связано с превращениями крахмала, содержащегося в зернах и плодах, и стал искать способы ускорения этого процесса. Наилучшим “ускорителем” оказалась серная кислота. 14 августа 1811 года на заседании Академии наук Кирхгоф сделал доклад “О получении сахара из различных мучнистых продуктов, картофельного крахмала, пшеницы, ржи, проса и гречихи”. Он также представил технологию получения крахмала из картофеля – Кирхгоф полагал его наиболее выгодным с экономической точки зрения, тем более что можно было использовать промерзший картофель, который употреблять в пищу можно только от полной голодухи.
Кирхгоф отдавал себе отчет в том, что он получил не сахар, а глюкозу, или виноградный сахар, который в несколько раз уступает в сладости тростниковому сахару. Но как верно было замечено в заключении академии, “если оный сахар весьма дешево обходится, то заслуживает всякого внимания”. Еще бы не дешево – ведь выход “сахара” по методу Кирхгофа составлял 77 % от веса использованного крахмала, что лишь немногим уступает современным технологиями. Для целей же нашей книги существенно другое: Кирхгоф установил, что серная кислота при этом процессе не расходуется, то есть она служит истинным “ускорителем” – катализатором превращения крахмала в глюкозу.
Исследователь на этом не остановился. Его по-прежнему интересовал вопрос, почему становятся сладкими зерна злаков при прорастании, ведь серной кислоты там не было и в помине. Из проросших семян ячменя (солода) Кирхгоф выделил “клейковатое вещество”, которое эффективно превращало крахмал в сахар[13]. Сейчас мы называем это вещество ферментом амилазой. 14 ноября 1814 года на заседании Академии наук Кирхгоф сделал доклад “О получении сахара при осолаживании злаков”. Этот день стал днем рождения новой науки энзимологии, изучающей биологические катализаторы белковой природы – ферменты, или энзимы.
Работы Кирхгофа были широко известны как в России, так и за границей. Высшее признание он заслужил со стороны отечественных заводчиков, которые беззастенчиво использовали разработанные им технологии. Кирхгофа избрали членом Бостонской академии, Венского экономического общества и Падуанской академии наук. А вот с “родной” академией, как это часто бывает, возникли проблемы.
В краткой биографии Кирхгофа указывают, что он с 1812 года был академиком Петербургской академии наук, опуская существенный нюанс. Кирхгоф был экстраординарным академиком, что-то вроде почетного члена, и кроме почета ничего от академии не имел. Ординарные (действительные) академики имели лаборатории с соответствующим “бюджетным” финансированием, Кирхгоф же выполнял некоторые свои исследования в лаборатории Главной петербургской аптеки, если они соответствовали тематике проводимых там работ, а другие, включая работы по превращению крахмала, “у себя на дому”, как писал Кирхгоф, за свой счет. В 1816 году освободилось место ординарного академика по технологии, Кирхгофа выдвинули на это место. И тут началось – интриги, тяжбы, доносы.
Показательно, что споры велись преимущественно вокруг превращения крахмала в сахар, то есть даже современники понимали, что это – главное открытие Кирхгофа. Один из академиков приписывал приоритет открытия себе, другой отдавал его французам, третий подвергал сомнению практическую реализуемость процесса, а академик Нассе отрицал его в принципе. Дело в том, что крахмал и клейковина, выделенные из плода, и тем более серная кислота были “мертвой” материей, лишенной “органической жизненной силы”, без которой превращение крахмала в сахар считалось невозможным. Такова была парадигма того времени, в рамках существовавших концепций работа Кирхгофа была лженаукой.
Устав от склок, Кирхгоф в 1818 году отказался от борьбы за место действительного академика и подал в отставку. Отставка во всех отношениях лучше инфаркта, которым обычно заканчиваются академические дрязги. Оставив занятия наукой де-юре и де-факто, Кирхгоф не уехал на родину, остался в России. Великий ученый скончался в Петербурге в 1833 году.
“Что принадлежит до умозрения, как образуется сахар из крахмала, о том я не могу ничего сказать решительно”, – откровенно писал Кирхгоф. Сделать какие-либо заключения было действительно трудно, не зная, что представляет собой исходное вещество – крахмал. Для понимания этого науке предстояло проделать долгий путь длиной в столетие. Лишь в 1920 году немецкий химик Герман Штаудингер (1881–1965) выдвинул гипотезу , что крахмал и целлюлоза представляют собой полимеры – длинные молекулы, составленные из фрагментов глюкозы, соединенных химическими связями[14].
Кирхгоф не понимал истинной сути открытых им процессов, он решал частную проблему и не замахивался на всеобщность, но при этом заложил первый камень сразу в два важнейших направления развития науки и техники – в катализ и биотехнологии.
Начнем с катализа. Конечно, не Кирхгоф открыл явление катализа. Многие историки отдают приоритет великому шведскому химику Карлу Вильгельму Шееле (1742–1786), который в 1782 году обнаружил, что реакция уксусной кислоты с этиловым спиртом с образованием сложного эфира протекает в присутствии небольших добавок соляной кислоты. Но несомненно, что именно Кирхгоф осуществил первый промышленный каталитический процесс.
Сам же термин “катализ” появился лишь спустя четверть века, его предложил в 1835 году другой великий шведский химик Йёнс Якоб Берцелиус (1779–1848), который обобщил результаты исследований различных ученых, в том числе и Кирхгофа. Тогда же сложилось представление о катализаторе как веществе, которое влияет на протекание химической реакции, но само при этом не входит в состав конечных продуктов. О природе этого влияния ничего не говорилось, кроме обязательности контакта исходных веществ с катализатором. Не случайно предшественник Берцелиуса Митчерлих, первым на самом деле обобщивший все имевшиеся на тот момент данные, предложил термин “контактные реакции”. Берцелиус же говорил о некой “каталитической силе”.
Следующего прорыва в изучении катализа пришлось ждать еще полвека. В 1880-х годах Вильгельм Оствальд, уже встречавшийся нам на страницах книги, доказал, что катализатор влияет на скорость химической реакции, сам при этом оставаясь неизменным. Оствальд также первым обратил внимание на то, что если реакция может протекать как в прямом, так и в обратном направлении, то катализатор в равной степени ускоряет обе эти реакции, то есть конечное состояние системы – положение равновесия – не зависит от присутствия катализатора. Оствальд получил за эти исследования Нобелевскую премию по химии, но и он не смог ответить на вопрос, каким образом катализатор ускоряет реакцию. Камнем преткновения стал доказанный им же факт, что катализатор остается неизменным после проведения процесса. Проблему разрешил Поль Сабатье, он доказал, что в ходе процесса катализатор вступает в химическое взаимодействие с исходными веществами с образованием неустойчивых промежуточных соединений, которые превращаются в конечные продукты. На круг выходит легче и быстрее.
Собственно только после этих работ, выполненных в преддверии XX века, катализ вырос из детских пеленок и вышел на широкую дорогу жизни. Разработанная Кирхгофом технология гидролиза крахмала под действием серной кислоты, бывшая на протяжении многих десятилетий едва ли не единственным промышленно реализованным каталитическим процессом, дополнилась сотнями и тысячами других. В настоящее время катализаторы используются в подавляющем большинстве процессов нефтепереработки, нефтехимии и химической промышленности, но это уже другая история, которой посвящена отдельная глава.
Здесь же мы рассмотрим судьбу другого детища Кирхгофа – ферментов, история изучения которых была еще более долгой и трудной и которые ожидало столь же блестящее будущее.