Во всей этой славной компании отцов – основателей квантовой механики Полинг был единственным химиком, что несомненно давало ему некоторое преимущество. Физики были сосредоточены на атомах, а он – на молекулах. Так что именно Полингу было суждено продвинуться дальше всех в квантовомеханическом объяснении природы химической связи. Многое из того, что составляет теоретическую часть современного школьного курса химии, создано Полингом. Природа ионной и ковалентной связи, шкала электроотрицательности элементов, гибридизация атомных орбиталей, объяснение строения различных органических соединений, от метана до бензола, – это все Полинг. Результаты своих десятилетних упорных исследований он обобщил в монографии “Природа химической связи и структура молекул и кристаллов”, вышедшей в 1939 году (в СССР – в 1947 г.) и ставшей настольной книгой нескольких поколений ученых.
В 1954 году Полингу за эти работы присвоили Нобелевскую премию по химии. В это время он уже занимался совсем другим. Полинг был увлекающимся человеком. И если уж он увлекался каким-нибудь делом, то отдавался ему со всей страстью. Но больше всего поражало то, что таких “страстных” дел у него одновременно было несколько и на все хватало времени и сил.
В середине 1930-х годов Полинг увлекся белками и доказал, в частности, что структура гемоглобина изменяется при связывании молекулы кислорода. Вот тогда-то он и попытался установить строение белков, просвечивая их кристаллы рентгеновскими лучами. Но картинки получались слишком запутанными из-за сложности строения самих белков, размытыми из-за несовершенства аппаратуры, да и обсчитать их было просто физически невозможно из-за отсутствия электронно-вычислительных машин – все расчеты в то время делались вручную! И тогда Полинг призвал на помощь свой мощный интеллект и представил себе, как может быть устроен белок. Перед его мысленным взором возникла спираль, в которую закручивается полипептидная цепь белка. Эта спираль с шагом в 0,54 нм скрепляется так называемыми водородными связями, образующимися между фрагментами аминокислот, находящимися на разных участках цепи. Еще одним вариантом самоорганизации полипептидной цепочки было образование “гармошки” подобной сложенному листу бумаги, эти структуры так и назвали – бета-листами, по аналогии с предыдущей структурой, которая получила название альфа-спирали. Так возникло представление о вторичной структуре белков, и в скором будущем гипотеза Полинга получила прямые экспериментальные подтверждения.
Эту работу Полинг завершил в 1951 году, а на подходе была уже новая проблема – установление структуры ДНК. Мало кто сомневался, что именно Полинг сможет разрешить эту проблему в кратчайшие сроки, но судьба распорядилась иначе. Некоторые авторы объясняют эту относительную неудачу вмешательством политики, но все обстояло проще. Полинг какое-то время исходил из неверного предположения (такое случается даже с гениями) об образовании тройной спирали, в результате на финишной прямой его обошли Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон, молодые, да ранние. Но о перипетиях этой великой гонки – отдельная глава, здесь же расскажу о злодейке-политике.
Полинг стал пацифистом отчасти по внутреннему убеждению, отчасти под влиянием жены. Он отказался участвовать в Манхэттенском проекте, а в 1946 году вместе с Альбертом Эйнштейном, с чьей подачи, собственно, и началась разработка атомного оружия, выступил за ограничение работ в этой области. В 1952-м сенатская комиссия США во главе с Маккарти записала Полинга в коммунисты и постановила изъять у него паспорт для заграничных поездок. Но такие мелочи “увлекшегося” Полинга остановить не могли, и он продолжил свои выступления. В 1962 году за антивоенную деятельность ему была присуждена Нобелевская премия мира, а в 1970-м – аналогичная Ленинская премия, что возродило обвинения в коммунистических убеждениях. Полинг, конечно, не был коммунистом, он был просто честным и смелым человеком, пекущимся о будущем человеческой цивилизации.
Еще одно увлечение Полинга связано с медициной. К этому его подтолкнула жизнь – в 1941 году у него диагностировали хронический нефрит, тяжелое заболевание почек. Но его первое открытие в медицине было связано с другой болезнью – серповидноклеточной анемией. Полинг доказал, что она связана с нарушением строения белка гемоглобина, в сущности, это было первое выявленное “молекулярное” заболевание. А так как синтез белка в организме направляется генами, то открытие Полинга повлекло за собой резкую интенсификацию исследований в области генетических заболеваний. Полинг также много занимался изучением роли белков и ферментов в функционировании мозга и полагал, что возрастные изменения мыслительных способностей связаны с нарушением функций белков. Эти его мысли полувековой давности очень созвучны современным представлениям о причинах болезни Альцгеймера.
Но затем его медицинские интересы сместились в другую сторону. В книге “Как жить дольше и чувствовать себя лучше” Полинг предложил новую панацею от всех болезней – витамины. Особенной его любовью пользовался витамин С – аскорбиновая кислота, которую он рекомендовал принимать по три грамма в день. Полинг был убежден, что витамины способны победить даже рак. Независимые медицинские испытания не подтвердили эту его теорию, но так называемая “мегавитаминная терапия” приобрела в 1970-е годы вселенский масштаб, помню, как мы тогда ели горстями эти витамины, все какие могли достать. Затем психоз спал и при упоминаниях об этих работах Полинга мы крутили пальцем у виска, неполиткорректно намекая на старческий маразм – слова “Альцгеймер” мы тогда не знали.
А Полинг тем временем увлекся еще одной грандиозной идеей – созданием теории атомного ядра. Ею он занимался на протяжении тридцати лет до самой своей смерти. Несмотря на витамины, он все-таки заболел раком – раком простаты, который свел его в могилу в 1994 году.
То, что не удалось сделать Полингу, на новом этапе развития науки и техники совершили уже упоминавшиеся английские исследователи Макс Перуц и Джон Кендрю из Кембриджа. В 1959 году они расшифровали структуру белка гемоглобина, за что незамедлительно, в 1962 году, получили Нобелевскую премию по химии. Лиха беда начало, структуры разнообразных белков и ферментов посыпались как из рога изобилия, счет быстро пошел на сотни и тысячи. Эти исследования не только подтвердили гипотезу Полинга о вторичной структуре белка, но выявили существование третичной структуры – следующего этапа самоорганизации молекулы белка, при которой он сворачивается в глобулу (чаще всего) диаметром в десятки нанометров или формирует протяженные структуры толщиной в несколько нанометров , из которых состоят, например, наши мышцы[21].
Разобрались, естественно, и с внутренним устройством ферментов. Центральное место в них занимает так называемый активный центр, состоящий из нескольких фрагментов аминокислот и часто включающий в себя ион металла. На этом центре и происходит превращение молекулы субстрата, вся же остальная часть белка выполняет функции инфраструктуры: формирует “замочную скважину”, поддерживает определенную кислотность среды внутри белка и, наконец, фиксирует молекулу субстрата в определенном положении, наиболее удобном для тонкой хирургической операции, выполняемой активным центром. В сущности, “старики” во главе с Вильштеттером были не так уж и неправы, белок выступает в качестве своеобразного носителя собственно энзима – активного центра.
После этих исследований начался бум ферментативного катализа, который пришелся на 1970-е – начало 1980-х годов.Но прежде я предлагаю вам вернуться немного назад и послушать рассказ еще об одной работе, которая по праву считается одним из крупнейших достижений химии второй половины XX века, и о человеке, который сделал то, что многим казалось невозможным.Роберт Брюс Меррифилд родился в 1921 году в Форт-Уэрте, Техас. Его детство пришлось на годы Великой депрессии, семья, перебравшись в Калифорнию, переезжала с места на место, в поисках работы и лучшей доли. Сам Меррифилд как-то подсчитал, что он посещал в общей сложности около сорока разных школ. Тем не менее в нем пробудился интерес в науке и конкретно к химии. В 1938 году он поступил в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, но годы учебы затянулись – степень Ph.D. по химии Меррифилд получил лишь в 1949 году. Зато затем события последовали с калейдоскопической быстротой: 18 июня защитился, 19-го – женился, 20-го – отправился на другой конец Америки, в Нью-Йорк, в Рокфеллеровский институт медицинских исследований, где и провел все годы своей научной карьеры.
Меррифилду выпало работать в области синтеза пептидов, тогда такой “наработкой” занималось множество исследователей, включая Сенгера. При всем том идеология синтеза практически не изменилась со времен Эмиля Фишера. Пептид последовательно удлиняли, приставляя к нему новую аминокислоту. Проблема заключалась в том, что пептиды и аминокислоты – вещества одной природы, молекулы аминокислоты с не меньшей охотой реагировали между собой, чем присоединялись к пептиду. Чтобы избежать этого нежелательного процесса, химики используют разные ухищрения, в результате присоединение одной кислоты превращается в многостадийный процесс. Но это маленькая проблема, большая же заключается в выделении целевых веществ из реакционного раствора, содержащего множество других компонентов. Упаривание раствора, осаждение, перекристаллизация – при всех этих операциях теряется много вещества. Обычное дело: синтетик стартует с килограмма исходного вещества, а по прошествии месяца работы и множества стадий получает на выходе несколько маленьких крупинок продукта.
В 1959 году Меррифилд дозрел до мысли: “Необходим быстрый, количественный, автоматизированный метод синтеза длинных пептидных цепей”. Он придумал нетривиальную вещь: привить первую аминокислоту к твердой поверхности (полимеру), затем нарастить пептидную цепь “по Фишеру”, а по окончании процесса “отрезать” полученный полипептид от поверхности. Изюминка заключалась в том, что все трудоемкие операции выделения промежуточных веществ заменялись простой промывкой гранул полимера, при этом, понятно, никаких потерь вещества не происходило.