квально через триста метров их машину остановили на посту. Помпотылу, не выходя из кабины, показал документы, перебросился парой фраз, солдат НКВД заглянул в кузов, и "полуторка" с ранеными двинулась дальше.
Подъехав к трёхэтажному зданию с заклеенными бумажными лентами крест-накрест окнами, водитель остановил машину и посигналил. Здесь располагался госпиталь.
— Помогите! — крикнул Глеб стоящим у входа, и махнул рукой.
Сразу несколько человек — санитары и выздоравливающие — бросились выгружать из кузова раненых.
Бритвин надел шинель.
— А этого куда? — спросил у Глеба помпотылу, кивнув на труп Шары. — Разгружаем, или как?
— Здесь пока пусть остаётся, мне сначала показать его нужно!
— Понятно, — кивнул помпотылу.
— Кстати, Михалыч, — обратился к нему Глеб. — Давай, пока ты тут раненых сдашь, и вопросы свои тыловые порешаешь, я в особый отдел смотаюсь, чтоб быстрей дело было?!
— Давай так, — охотно согласился Михалыч.
Он как раз планировал посетить здесь знакомую медичку, и искал повод, чтобы отделаться от сопровождавшего пограничника.
Когда забрали последнего раненого, помпотылу помог закрыть борт.
— Поторопи, чтоб машину с врачом поскорее нашим отправили! — попросил Глеб.
— А то без тебя не знаю! — ответил Михалыч.
Он махнул рукой и "полуторка" с Глебом, Сергеем и трупом Шары в кузове двинулась дальше.
По пути им встретилась автоколонна: шесть грузовиков с красноармейцами в кузове.
— На Ростов пошли, — как будто сам себе сказал Глеб. — Немцы к Ростову рвутся, тоже туда все силы стягивают. На Новочеркасск они сейчас не попрут — не до этого им.
Он взглянул на Бритвина. Тот только пожал плечами: "Не знаю, мол".
— Отсюда до Новочеркасска километров 40 по прямой, — добавил Глеб — Марафонцы такое расстояние за 4 часа пробегают.
"Мне-то с этого что?!" — подумал Сергей, но промолчал.
Вскоре они остановились у большого здания с колоннами и вывеской над входом "Дом культуры". На площади перед входом стояли, две чёрных "Эмки"[64] и трофейный мотоцикл "Цундапп" с коляской. "Штаб армии", — догадался Бритвин.
— Приехали! — объявил Глеб. — А ты в кабине жди, никуда не уходи! — добавил он в адрес вылезшего из кабины водителя.
Тот нехотя полез обратно.
Глеб с Бритвиным спрыгнули на землю.
— Иди за мной! — приказал Глеб.
"Не боится, что убегу? — подумал Сергей. — Хотя, куда мне бежать?"
Вопреки ожиданиям Бритвина, перед входом в штаб они свернули направо, зашли за угол, и вышли к дороге, вдоль которой стояли, выстроившись в колонну четыре "полуторки" с красноармейцами.
— Быстрей, быстрей, грузимся! — подгонял стоявший у первой машины младший лейтенант бегущих со стороны деревянного сортира солдат, застёгивающих на ходу штаны.
В кабине задней машины рядом с водителем сидел круглолицый сержант.
Глеб подошёл, открыл его дверцу.
— Привет, славяне! — поздоровался он.
— Привет! — ответил сержант, удивлённо разглядывая пограничника.
— На Ростов?
— А тебе чего?
— Товарищу в Новочеркасск нужно.
Сержант смерил взглядом Бритвина, стоявшего за Глебом.
— А сам он немой что ли?
— Контуженый, — ответил Глеб. — Потому и комиссовали.
— Понятно, — кивнул сержант. — Пусть лезет в кузов, притормозим там, спрыгнет.
— Спасибо!
Глеб захлопнул дверцу и повернулся к Бритвину.
— Всё слышал?
— Да, — растерянно произнёс ошарашенный таким поворотом дела Сергей.
— Здесь тебе оставаться нельзя, — сказал Глеб. — Патрулей много. А если возьмут, так ещё пришьют, что в штаб армии пробраться хотел. Фамилию свою больше не называй, если попадёшься.
— Понял, — кивнул Сергей.
— Живо в кузов!
Бритвин полез в кузов. Сидевшие там бойцы помогли ему забраться.
Сергей сразу же сел, поджал ноги и спустился как можно ниже, прижавшись спиной к борту, чтоб не было видно кровавого пятна на шинели.
Через пару минут колонна тронулась. Сергей повернул голову назад, пытаясь увидеть Глеба, но его там уже не было.
В родное село Глеб зашёл через неделю, в составе своего подразделения. Мария проснулась от звуков ожесточённой стрельбы и взрывов, раздававшихся, как ей показалось, совсем рядом, чуть ли не под окном. Накинув халат на ночную рубашку, она вышла во двор, чтобы спуститься в погреб — мало ли, залетит в окно шальной осколок, как к бабке Тосе…
— Маша! — послышался знакомый голос со стороны калитки.
От неожиданности Мария вздрогнула.
— Глеб?
Она смотрела на пограничника, и не могла поверить глазам.
— Жива, — облегчённо выдохнул Глеб.
— Ты… Ты так изменился…
Стрельба быстро отдалялась и стала заметно реже по интенсивности.
— Стал лучше, или хуже? — улыбнулся Глеб.
— Возмужал.
Неожиданно для самой себя Мария заплакала, и бросилась ему на шею.
— Ну ты чего? Не плачь! Не надо плакать, — обняв, гладил её по растрёпанным со сна волосам Глеб.
От него исходило что-то очень надёжное и очень родное, чего она никогда не чувствовала с Сергеем. "Такие не предают", — поняла она. Ей вдруг захотелось, чтобы это чувство защищённости не уходило, чтобы Глеб был всегда рядом, и чтобы родить детей, похожих на него… К Бритвину же после его ухода она не чувствовала ничего. Скорее даже чувствовала некое отвращение, просто не хотела себе в этом признаться.
— Чего же мы на улице стоим?! — спохватилась Мария. — Пойдём в дом!
Они пошли к дому.
— Я твоего видел, — сказал по пути Глеб.
— Кого? — обернулась Мария.
— Ну, этого… Квартиранта.
— Ааа, вон что.
Мария открыла дверь, и они вошли в дом.
— Сейчас я чай вскипячу, — сказала она, как будто судьба Сергея была ей абсолютно безразлична.
— В Новочеркасск он ушёл, — не дожидаясь вопроса, сказал Глеб. — Так что, может, поживёт ещё.
Мария пожала плечами.
— Да мне, в общем-то, всё равно.
В этот раз она почти не соврала.
— Не надо чай, Маш, — сказал Глеб. — Некогда мне. Меня за забором товарищи ждут — прикрывают. Я им сказал, что ненадолго. Нужно же дальше врага гнать.
— Стой, подожди! Иди руки мой!
Глеб послушно прошёл в прихожую, и затарахтел рукомойником.
— Мне правда идти нужно, — сказал он вернувшись в комнату.
Но чай Мария ставить уже и не собиралась.
— Иди сюда! — позвала она из спальни.
Глава 2. Дон не тихий.
г. Новочеркасск (столица донского казачества), ноябрь 1941 г.
"Куда идти без документов в незнакомом прифронтовом городе на ночь глядя? — размышлял Бритвин, глядя на возвышающиеся над городом купола большой церкви без крестов. — Наверное, это главный храм города. До революции крыша храма сияла бы в лучах заходящего солнца, и такой путник как я наверняка бы пошёл туда. Но сейчас уцелевшие церкви везде приспособили под склады, позолоченные листы с крыш сняли… Куда идти?". Он поднял воротник шинели и всё же пошёл в сторону храма — авось вопрос решится собой. Точнее, вопросов на первое время было два: ночлег и еда. Храм оказался огромным, гораздо больше, чем Сергей представлял его издали. Сбоку от храма, на раскинувшейся перед ним большой, покрытой брусчаткой площади, возвышался памятник: бородатый мужик в богатырском шлеме, с флагом в левой руке и какой-то шапкой в вытянутой вперёд правой.
Бритвин подошёл к нему поближе. "Ермаку — Донцы 1904", — прочёл он на постаменте. А ниже: "1581"[65].
Бритвин отвернулся от памятника и огляделся вокруг. Впереди, прямо перед ним, лежала широкая улица, довольно круто уходящая вниз. Слева и справа по ней теснились одно- и двухэтажные дома, явно дореволюционной постройки. Над некоторыми крышами в тёмное небо тянулся сизый дым. Уже совсем стемнело и похолодало. Сергей пошёл по этой улице вниз и вскоре увидел слева пустующие в это время торговые ряды с деревянными столами.
"Крещенский базар", — извещала старая вывеска над входом. Рядом с одним из близрасположенных одноэтажных домов росло раскидистое дерево, ложившееся ветвями прямо на крышу. Дверца слухового окна была чуть приоткрыта. Бритвин подошёл к дереву. Кора на нём в некоторых места был стёрта, как будто кто-то часто залезал в этом месте. "Пацаны на чердак шастают, — догадался Сергей. — И мне подойдёт. Считай — один вопрос на сегодня решён, ещё бы еду найти". Подумав, он решил всё же ради еды не рисковать, а пока никого нет, спрятаться на чердак, что тут же и исполнил. На чердаке было тепло, и даже имелась широкая доска, которую можно было использовать как кровать. "Не каку Марии в постели, конечно… — подумал, засыпая, Сергей, — Но всё ж лучше, чем в сарае, под замком у особиста". Проснулся он от мужского крика на улице.
— А я говорю — пошёл отсюда! — кричал кто-то хриплым басом. — Я на этом месте всю жизнь торгую.
Бритвин подкрался к окну и, не высовываясь, посмотрел наружу. Солнце только наполовину показалось из-за горизонта. Некоторые из торговых мест были уже заняты. Гораздо меньше половины. Напротив одного из столов стояла запряжённая гнедой кобылой телега. На телеге, свесив ноги, сидел мужик лет пятидесяти. Точнее — казак, с обычным мужиком его не спутаешь. Высокий. На узком лице борода лопатой и усы, нос с горбинкой, чёрная папаха на голове. Расстёгнутое драповое пальто ниже колен тоже чёрного цвета. Под ним серый английский пиджак и тёмно-синие офицерские шаровары, заправленные в яловые сапоги. Из правого голенища торчит то ли кнут, то ли нагайка — видна лишь деревянная ручка.
— Иди, иди, не огрызайся! — крикнул казак мальчишке, спешно собирающему свой товар — какие-то старые вещи — с прилавка. — Кто вас только таких воспитывает?! Никакого почтения к старшим.
На освободившееся место дородная казачка в тёмно-красном цветастом платке, длинной синей юбке и короткой бордовой душегрейке проворно ставила бутыли с молоком и раскладывала укутанные марлей головки домашнего сыра, снимая их с подводы.