Обвязав конец вожжей вокруг талии, Игнат поджёг факел и, пригнувшись, короткими шагами двинулся внутрь копанки. Второй конец обвязал вокруг себя Болячий.
— Фррр! — выпорхнули навстречу, чуть не сбив Игната с ног, с десяток летучих мышей.
— Чёрт! — тихо выругался он, и продолжил движение.
Когда длина вожжей не позволила Игнату продвигаться дальше, за ним пошёл и Болячий. Но далеко ему спускаться не пришлось.
— Стой там! — крикнул снизу Игнат. — Я возвращаюсь.
Болячий вышел из копанки и потянул вожжи, помогая Игнату подняться.
— Ну что, — сказал тот, выйдя на поверхность, и немного отдышавшись. — Склон идёт шагов на 20, а дальше — водой затоплено.
— Вода?! — в один голос разочарованно выдохнули казаки.
— Это не страшно! — успокоил Игнат. — Даже хорошо: дальше нам и не надо, зато сюда через другой вход, если он есть, никто дойти не сможет. — Давайте бочонки разгружать и колёса снимать! С колёсами гружёная бричка по высоте там не поместится. Да и закрепить её, чтоб не сползла, проще будет. Выгрузив все бочонки на землю, казаки сняли с подводы колёса. Телегу без колёс спустили в копанку, и там, внизу, у самой воды, развернули так, чтобы она наглухо застопорилась и перекрыла собой проход.
— Ну вот, — сказал Игнат, утирая рукавом льющийся со лба ручьями пот. — Следующая теперь точно дальше не сползёт — упрётся в эту.
— Точно, — согласился Болячий. — Даже если вдруг вода поднимется, то за год дерево не сгниёт, тем более — просмоленные бочонки. А золото — оно вообще воды не боится.
После этого казаки перенесли на бурке раненого из стоявшей в тени липы телеги и положили рядом на землю. С освободившейся подводы колёса тоже сняли. Спустив вторую повозку в копанку, запорожцы с трудом загрузили в неё все 32 бочонка. Верхний ряд бочонков упёрся в низкий потолок из каменистой почвы. У заднего борта телеги с казной сложили оружие — трофейное и погибших товарищей. Порох и пули взяли себе про запас, набив ими полные торбы. Выше по уклону соорудили баррикаду из скрещенных оглоблей и колёс от двух телег, закрыв проход к кладу.
— А теперь и до похорон очередь дошла, — сказал Игнат.
Трупы товарищей казаки сложили вдоль туннеля на доски полностью разобранной третьей телеги, по три в ряд, головами к выходу. Когда второй ряд был уложен, до выхода из копанки осталось ещё несколько шагов.
— Из этих вьючные носилки сделаем для раненого, — сказал Игнат, откладывая в сторону оглобли с последней подводы. — Всё, закрываем вход колёсами и пластушкой! Только пластушку глиной скреплять нужно. Надо глины где-то найти, и сушняка для обжига.
— Понял! — ответил Болячий. — Я, кажись, видел глину неподалёку.
Сейчас…
Он взял пустую торбу на длинном ремне, повесил её на плечо, запрыгнул на коня и ускакал.
— Наковыряйте пластушки побольше, — обратился Игнат к двум оставшимся казакам. — Стену толстую делать нужно, докуда рука достанет — на аршин. А я пока заговор сделаю.
Сирко вошёл в пещеру, а Перебейнос с Кацупеем принялись вытаскивать из скалы плоские камни.
Когда вернулся Болячий с полной торбой глины и охапкой хвороста, привязанной к седлу тонким кожаным шнурком, Игнат с остальными уже 26 носили камни от скалы и складывали их у входа в копанку. Неваляха тихо бредил, лёжа под деревом.
— Там ещё одна копанка есть! — сообщил Болячий. — С полверсты отсюда.
Только у той вход пошире и повыше. Похоже, что там лошадей под землю спускали и на них добычу вытаскивали, не как здесь.
— Тут не одна ещё копанка должна быть, — задумчиво сказал Игнат. — А что лошади в проход войдут, это хорошо.
— Нам-то теперь какая разница? — не понял Перебейнос.
Игнат не ответил. Он подошёл к Болячему, взял у него торбу, высыпал глину рядом с приготовленными камнями, сделал углубление в центре глиняной кучи, как это делала Айгуль, вбивая яйца в муку, чтоб замесить тесто. Куча стала похожа на конус вулкана с большим кратером в центре. Но никто из казаков вулканов никогда не видел.
— Сколько у нас воды осталось? — спросил Сирко.
— Вот, последняя крынка, — ответил Кацупей, как раз смачивавший водой губы Неваляхе.
Игнат повернулся спиной к товарищам, приспустил штаны, и помочился прямо в жерло "вулкана".
— Давайте так же! — пригласил он остальных.
Все, кроме раненого, по очереди проделали то же самое.
Игнат принялся замешивать глину, а Перебейнос с Болячим снесли оставшиеся колёса в туннель. Кацупей не отходил от раненого — тот начал ворочаться в бреду, и нужно было его придерживать, чтобы не придавливал правый бок.
Кладку делали Сирко с Болячим, Перебейнос подавал им камни. На глину клали лишь ближний ряд — для всей кладки её было мало.
— Давай, давай, не жалей! — приговаривал Игнат.
Замуровав вход, все трое отошли на несколько шагов, посмотрели, что получилось.
— Плохо! — сказал Игнат. — Глину между камнями видно. И со скалой не заподлицо получилось, впадину видно. Придётся ещё один ряд положить после того, как обожжём. И так камни подбирать, чтоб вровень со скалой было.
Лучше пусть выпирает немного местами — не так заметно будет.
Он обтёр руки от глины липовыми листьями, затем сложил приготовленный хворост под сооружённую стену, насыпал немного пороха, достал из притороченной к седлу коня торбы огниво, поднёс его к пороху и ударил кремнем по кресалу. Пламя быстро охватило сухие ветки, и огромный костёр ярко осветил всё вокруг. Лицо Неваляхи стало неестественно жёлтым. Бредить он перестал, но по-прежнему был в забытьи. Только теперь Сирко заметил, что начало темнеть.
— Поторапливаться нужно! — сказал он.
Пока горел костёр, отложенные Игнатом оглобли привязали по бокам к сёдлам коней: спереди — к Кацупея, сзади — к Перебейноса. Между ними подвесили бурку с раненым, подтянув снизу вожжами для надёжности в нескольких местах. Получились вьючные носилки.
— Не хорошо живого вперёд ногами везти, — сказал Кацупей.
— Ну не под хвост же твоему коню лицом! — возразил Болячий.
Двух свободных лошадей, что раньше тащили подводы, Игнат и Болячий поставили цугом за своими конями, привязав оставшимися вожжами.
Когда костёр прогорел, оставшуюся от него золу Перебейнос размёл сделанным из тонких веточек веником. Последний ряд клали так, чтобы зазоров почти не оставалось, тщательно подгоняя камень к камню. Закончив, снова отошли посмотреть.
— Как так и было, — довольно заключил Игнат. — По коням! Веди нас к другой копанке!
Через несколько минут казаки подъехали к небольшому холму с зияющим чернотой отверстием в центре. Игнат спешился и отвязал стоявшую за своим конём лошадь. Болячий последовал его примеру.
— Отойдите шагов на сто, и там меня ждите, чтоб кони не видели, — сказал Сирко, вытаскивая последний факел, торчавший из привязанной к седлу торбы. Болячий взял под уздцы своего коня и коня Игната, и повёл их в сторону, откуда пришли. Тандем лошадей с носилками Кацупей направил за ним. Обоих свободных коней Сирко повёл к чёрной дыре.
Спустя несколько минут лошади ожидавших Игната казаков вздрогнули от двух выстрелов, донесшихся со стороны копанки. А ещё через недолгое время оттуда пришёл Игнат с пистолетами в руках. Без лошадей. Никто ничего не спросил. Всё было ясно и так: лишние кони теперь обуза — если зайти с ними в село, это сразу вызовет подозрение.
Ночь уже полностью вступила в свои права, на смену дневному светилу вышла почти полная луна, отчего стало достаточно светло, чтобы свободно продолжать движение. Около часа шли молча. С момента, как отъехали от схрона, у Игната появилось чувство, что дело сделано, основная задача выполнена. С этим чувством пришло расслабление — сказывались вторые сутки без сна, и организм включил защиту от физического и нервного перенапряжения. Под монотонный топот коней мысли стали путаться, веки слипаться… Он встряхнул головой и посмотрел на своих товарищей. Стало ясно — все находятся в состоянии полудрёмы.
— Стойте! — скомандовал Сирко. — Здесь заночуем.
Казаки спешились.
— Игнат! — неожиданно позвал Неваляха. — Подойди!
Он лежал в висящих на конях носилках, как в гамаке, глядя в звёздное небо.
— Что, Дмитро?
Сирко взял раненого за руку.
— Не доживу я до утра. Селение рядом уже… Слышишь, собаки лают?
Довезите меня до церкви, и там оставьте хоть под дверью, если закрыто будет. А сами дальше пойдёте, если казаки побитые из того села были.
Игнат на минуту задумался. Со стороны, где по его расчётам должно было находиться село, в наступившей тишине ветер доносил собачий лай.
— Село рядом, твоя правда, — сказал Сирко. — Значит, сейчас и пойдём туда. Только не верхом. Пешком коней поведём, чтоб сон прогнать. Сонный казак — не воин! А нам сейчас особо осторожными быть нужно. Рано расслабляться. Только полдела сделано. Нам выжить нужно, иначе казну никто не найдёт. И одного мы тебя не оставим. Обстановку в селе разведаем, продовольствия там заодно возьмём — вдруг дальше идти придётся… А там — видно будет, что к чему. Дорога путь покажет.
Пройдя версты две, казаки оказались на краю большого обрыва. Точнее, это был горный хребет, на вершине которого они стояли. А внизу, у подножия, лежало село, чернея в лунном свете ровными коробками глинобитных хат. Лишь в нескольких окнах мерцали слабые огоньки сальных свечей.
— Вот и край земли! — сказал Болячий.
На противоположных друг другу окраинах села возвышались 2 холма. На одном, как это было заведено, стояла церковь, на другом — мельница. То ли из-за этого, то ли благодаря далеко не щуплому телосложению мельника и настоятеля церкви, а может из-за их авторитета, односельчане прозвали их "два бугра". Меж собою "два бугра" были кумовьями.
Время уж перевалило за полночь, а в подвале церкви на длинном столе трапезной всё ещё горели свечи, освещая лица "двух бугров" и бросая блики на маленькие окна под потолком. По глубине подоконников можно было судить о толщине каменных стен. А толщина их была не меньше аршина. Благодаря этому, хоть на улице уже который день стояла жара, здесь было прохладно.