В районном геологоразведочном управлении возникло предположение, что в бассейне Анюя должно быть золото. Начали изучать геологию этого бассейна. А когда твердо изучили, фраза «должно быть золото» стала другой: «есть золото».
Одни заволновались, обрадовались, строили планы быстрейшего промышленного освоения Анюя.
Другие — их было мало, но они были назойливы, как таежные комары, — тоже заволновались, но не обрадовались и начали опровергать мнение о золотоносности Анюйского района. Они говорили: «Основные залежи золота — вдоль колымской автотрассы, надо продолжать разведывать только здесь. А в сторону Анюя идет затухание месторождений. Кроме того, Анюй — далеко (даже для Колымы он был у черта на куличках), там трудно, никто туда не полезет».
Третьи равнодушно пожимали плечами: «Ну, может, там и окажется промышленное золото, но до него очередь дойдет очень не скоро». Один из таких даже опубликовал в газете статью и назвал год: 1980!
— Как видите, повоевать пришлось крепко. Оружие у нас было мощное: факты, аргументы, которые становились все убедительней.
Салат Михайлович держит левую руку ковшиком, а правой «кладет» туда аргументы: один, второй, третий, четвертый, пятый.
— Доложили мы их обкому партии и вообще кому следует. Нас поддержали. И мы полезли к черту на куличики и достали золото, да еще какое! — восклицает Салат Михайлович.
Абаев накопил большой таежный опыт. Сколько он знает практических вещей, без которых здесь либо совсем пропадешь, либо, в лучшем случае, горя хлебнешь
Салат Михайлович умеет разыскать следы каюра, даже если тот шел по воде; знает, что если база партии находится на дне каньона и рация там же, то она не свяжет с управлением, нужно вытащить рацию наверх — тогда связь будет; банка консервов для него — это не только мясной суп, но и чашка для чая, особенно желанная в холод — руки согреешь! В запасе у Абаева и такое: он может, возвращаясь в управление из похода поймать на удочку с петлей любопытного бурундука, чтобы подарить своим детям — их у него двое.
Все это, касающееся Абаева, я узнавал урывками то в одном месте, то в другом, то от самого Абаева, то от его товарищей.
ЦВЕТНЫЕ КАРАНДАШИ
Абаев не принадлежит к тем людям, которые в ответ на просьбу сразу охотно рассказывали бы всякие приключения. Но если появится повод, Салат Михайлович не заставляет себя ждать. И тут мне повезло: такой повод представился.
Салат, Михайлович подбросил веток в костер, толкнул свою полевую сумку, и я увидел много карандашей — ярких, новых.
Запас? Но очень уж большой. Наверное, для геологов в партиях: там ведь, если потеряешь карандаш, нового не купишь и на золото. Я спросил Абаева о карандашах.
— Для ламутов и для чукчей, — ответил он — Для детей. Я давно беру с собой такие подарки — со времени, когда был прорабом.
…Апрель. Еще лежит прочный снег, еще мороз до сорока градусов, а прораб Абаев с двумя товарищами уже начал полевой сезон. Глухое место, «белое пятно» — нет геологической карты, нет даже топографической основы. От базовой палатки нужно добираться на лыжах по неимоверному бездорожью еще тридцать километров.
Преодолели половину пути и тут — до чего же не повезло! — провалились в наледь. Валенки намокли и мгновенно оледенели. Это верная гибель. Дальше идти нельзя, а обратно, до базы, вряд ли успеешь добраться. Вдруг где-то в тайге раздался лай собак. Может почудилось, может ослышались? На сопке показался олень. Он постоял немного и спокойно спустился по противоположному склону. Значит, не дикий.
Быстрей вперед за ним! Побежали что было сил. Километра через два-три видят: ламутская яранга!
Залились лаем две собаки. В тот же момент показался ламут, а за ним и вся семья.
Хозяин увидел оледеневшие валенки и сразу все понял: жестом пригласил в ярангу. Валенки сброшены, надеты мягкие, теплые торбаса. Быстро согрет чай. Геологи предложили хозяевам подарки: папиросы, конфеты. Переночевали, а утром отправились на базу. Прощаясь, Абаев подарил детям по карандашу и на бумаге написал их имена Никто в этой семье не умел писать, поэтому начертанные Абаевым слова казались им волшебством.
Прошел год. Абаев случайно встретился с тем же ламутом, главой семьи. Он был с товарищем, который немного говорил по-русски. Ламуты спросили, будет ли Абаев завтра на этом же месте. Получив утвердительный ответ, довольно заулыбались и скрылись. Назавтра ламут прибыл с тремя своими детьми. Оказывается, он привез детей с единственной целью: показать, что сыновья уже сами могут написать свои имена. Они пошли в школу.
Потом эта семья не раз помогала Абаеву, проводя по таежной глухомани к рекам и распадкам, где скрывалось золото.
С тех пор Салат Михайлович и кладет в свою полевую сумку карандаши. И хотя теперь неграмотных ламутских или чукотских детей он не встречает, но карандаши — красивые и яркие — дети всегда принимают с восторгом.
«ТЫ ЗАКОЛДОВАННЫЙ?»
Начало полевого сезона. Формируются партии. Не хватает рабочих. В такое время и появился в стане геологов Жора Рыло.
— Тот, что сейчас в партии Кочевой? — спрашиваю Абаева.
— Он самый.
Сложная и запутанная биография была у этого человека с очень странной фамилией. Жора только что отбыл срок заключения. Никто не хотел брать его в партию. А Салат Михайлович взял.
Партия вела разведку. Били шурфы. Жили по тем временам с комфортом: в большом рубленом бараке из лиственниц. Стол, скамьи, койки — все было из круглых бревен. В стенах и на потолке между бревен — мох. Если пройдет дождь, после него еще полдня капает с потолка.
В этом бараке и произошло все. Жора вдруг не захотел работать, остался лежать на нарах. Абаев пришел к нему:
— Немедленно поднимайся и иди к шурфам.
Жора рывком поднялся с нар, схватил лежавший на полу топор и замахнулся на Абаева. Это не было шуткой, такие, как Рыло, не шутят. Одна секунда — в руках Абаева оказался ствол молодой лиственницы, которую принесли на дрова. Он ударил стволом по топору, его лезвие отклонилось и прошло почти рядом с плечом.
Вслед за этим Рыло очутился на полу. Вырваться из железных рук Абаева было невозможно.
— Иди на работу. Немедленно.
Рыло пошел. А ночью он сбежал, так как понимал: ему снова грозит заключение.
Новым пристанищем Жоры стала автоколонна, куда он устроился прогревальщиком. Такая должность есть только на Крайнем Севере. Без прогревальщика не обойтись лютой колымской зимой. Когда колонна автомашин, идущая по трассе, останавливается на ночь и шоферы отдыхают в дорожной гостинице, машинами командуют прогревальщики. Вот и Рыло нес вахту возле двух дизелей. Заведет один, посмотрит на термометр — температура воды в радиаторе 70 градусов, — выключит и переходит ко второму. Так попеременной следит, чтобы температура не падала ниже 40—50 градусов. Однажды завел мотор и уснул в кабине. Температура поднялась выше нормы, вода в радиаторе закипела, шланги сорвало, кабина наполнилась паром. Жора проснулся и, ничего не соображая, пробил головой ветровое стекло и выпрыгнул.
С тех пор насмешки так и сыпались на него. Однажды чуть было не схватился с одним шофером, да пришлось, закусив губы, отойти: соперник оказался сильнее.
Дотерпел до зарплаты и в тот же день покинул автоколонну. Где-то бродил, где-то временно работал. Через два года снова очутился у геологов. «Если за два года меня не взяли — значит, Абаев не подал на меня в суд. Да и самого Абаева, может, уже нету на свете», — думал он.
Но Абаев был жив-здоров. Более того, Жора столкнулся с геологом сразу же, как только переступил порог управления. Не растерялся и с ходу спросил:
— Возьмешь в партию?
— Баловаться не будешь?
— Нет.
— Тогда возьму.
Действительно, Рыло работал без особенных срывов.
Однажды Салат Михайлович и Жора сидели после ужина у костра. Жора молча курил трубку, набив ее какой-то своей смесью жесточайшей крепости. Потом обратился к Абаеву:
— Начальник, как это ты можешь жить без курева?
— Как видишь — живу. На свете можно жить без такого добра.
— Начальник, а что ты не заявил на меня прокурору, после того как я с топором кинулся?
Вместо ответа Абаев сказал:
— Вот я смог не заявить, а неужели ты не можешь человеком стать? Слабый ты, что ли?
Рыло откашлялся. И не ответил. Только сказал:
— Слышь, начальник, после того как я от тебя убежал, у меня темных дел не было: моя библиография чистая. Я в автоколонне работал.
Вновь спросил:
— Почему ты такой смелый? Заколдованный?
Абаев рассмеялся.
— Заколдованный. Когда я еще пацаном был и пас овец, то ночью спал в горах, закутавшись в дырявую отцовскую шубу. А через меня, случалось, перепрыгивали волки. Вот с тех пор я и заколдован.
Они еще не раз разговаривали. О многом. То Абаев начинал разговор, то Жора. Полевой сезон подходил к концу. Абаев не мог сказать с уверенностью что Жора переменился.
Партия обнаружила золото, нужно было доставить его на базу. Оттуда самолет увезет драгоценный металл в управление. Пошли двое: Абаев и Рыло. Геолог нес золото и карабин, рабочий — рюкзак с продуктами.
До базы путь не очень далекий, Абаев рассчитывал пройти за день, в крайнем случае — за два. Погода испортилась, пошел дождь, потом лег густой туман. Исчезли ориентиры, которые приметил раньше Абаев. Салат Михайлович все же решил продолжать путь, хотя это и рискованно. Теперь вся надежда — на компас.
Абаев привычно поднес компас к глазам, но тут же вспомнил: за спиной карабин — значит, компас не будет работать. Нужно отдать карабин. Секунду Абаев размышлял. Промелькнуло: «Может убить, ведь у меня золото». Снял карабин и отдал его Жоре.
Тот отошел в сторонку и держал карабин смешно: на согнутых руках, как младенца. (Это Абаев припомнил лотом, а в те минуты ему было не до того.)
Сверился с компасом.
— Надо двигаться вон на ту сопку.