«Все устроится! — уговаривал он сам себя. — Сергей бы поправился!..»
«Архангельское», куда приехал Ульянский прямо из больницы, выглядело по-прежнему — выметенные дорожки, идеально ухоженные клумбы, почтительный персонал. Это давало Владимиру Ивановичу ощущение стабильности, такое нужное, что страх и усталость, терзавшие его в больнице, стали понемногу отпускать.
Уходящее лето расщедрилось последними жаркими днями, но в воздухе уже разлилась прозрачная чистота неизбежной осени. Лес еще манил сочной зеленью, но налетавший вдруг порыв ветра срывал прячущееся в листве осеннее сухозолотье.
Допоздна в доме не утихала суета. Все время звонил телефон — коллеги поздравляли с выздоровлением; приезжал помощник с папкой документов на подпись; приходил с визитом местный доктор. Ульянский долго сидел за обеденным столом с женой и дочерью. Наконец-то ему представилась возможность подробно расспросить Альбину о том, как прошли вступительные экзамены в институт. Дочь рассказывала охотно, живо, но глаза оставались грустными. А может, ему так только казалось! Неожиданно для самого себя он вдруг заявил, что в Совмине открываются курсы автовождения и, если дочь захочет — пусть поступает; он планирует купить ей машину. Подарок в честь окончания школы и поступления в институт.
Альбинка ошалела от сногсшибательной новости, но быстро пришла в себя и бросилась обнимать отца. Потом поцеловала мать и погрозила ей пальчиком:
— А ты, мамуля, настоящая партизанка! Даже не намекнула!
Татьяна только сейчас услышала о предстоящей покупке и не знала, как себя вести. Она неопределенно улыбнулась, пристально посмотрела на мужа и потянулась за миской с салатом.
Вечером проведать Ульянского зашли министры, и он усадил их за стол. Постепенно разговор на общие темы перетек в заседание Совмина, но с обильной домашней едой и ледяной водкой.
Когда гости разошлись, а Альбинка отправилась искупаться перед сном на Цыганку, Ульянский вопросительно взглянул на жену. Она поняла без слов и, порывшись в платяном шкафу, достала черный целлофановый пакет. Куда спрятать золото, он решил еще в больнице. Самым подходящим местом, как ни прикидывай, была дача. Живет здесь круглый год, и его очень устраивает, что «закопуха» будет под присмотром. Впрочем, в нишу, которую наметил, точно никто не полезет. Нужды такой нет!
Через отверстия в полу, обязательные в старых строениях, вентилировался и дышал весь дом. Поднять толстую медную решетку в спальне на втором этаже оказалось делом пустяковым. Вынул четыре винтика — и открывшаяся густая темень дыхнула Ульянскому в лицо сыроватым холодком. Переборов внезапное чувство брезгливости и даже страха — все чудилось, что там крыса, — он обследовал нишу рукой. С одной стороны рука сразу наткнулась на неструганую доску, с другой — уходила далеко в подполье. Обмотав клейкой лентой пакет с золотом, Ульянский задвинул его подальше, насколько хватило руки, и вернул решетку на место. На все ушло минут десять, не больше.
Придирчиво осмотрев спальню, он принялся вдруг за перестановку. Тумбочка переехала на место кровати, а его кровать широко и основательно заслонила собой решетку.
— Вот так-то лучше, — расправляя ковер, подытожил дело Ульянский. — Официантке завтра скажешь, что, пока я с костылями, мне так сподручней… А там видно будет.
Татьяна с грустью наблюдала за действиями мужа. Растащив брачное ложе по разным сторонам спальни, он будто обозначил новый смысл их супружества — формальный.
Уже минут сорок, как Ромка Подшибякин притаился на Цыганке, а она все не шла. Но он упрямый. Если она вообще придет сегодня, он дождется!.. Отдежурит эту ночь, днем отоспится, а вечером на свидание. Подцепил-таки партийную цыпочку! Молоденькая, только школу закончила. Нельзя сказать, что очень красивая, — фигура корявая малость — но ничего! Сиськи торчат, как у козы, когтищи длинные, и томная, томная такая. Тю-тю-тю!
Ромка увидел ее в поликлинике на Сивцевом Вражке еще в июле. Он как раз начал там охотиться!.. Сидела в глубоком кожаном кресле перед кабинетом врача и что-то шептала себе под нос. Присмотревшись внимательнее, он понял, что цыпочка слушает магнитофон. Малюсенький — он висел на ремешке у нее на груди. В ушах — крохотные наушники. Ромка сел рядом и бросал на девицу призывные взгляды. Она сразу заметила его появление, но сделала вид, что очень увлечена своим занятием. Глазами-то стреляла. Подшибякина не проведешь! Общаться с ним стала охотно. Оказывается, не музыку она слушала, а английский учила. Хотя показалось Ромке, что выпендривается больше. Спросил, зачем в поликлинику пришла, — оказалось, курортную карту оформляла. На отдых в Сочи уезжала с папенькой, с маменькой. Он проводил ее до дому — ничего домишко, в центре, плиточка розовая. Годится!
Позвонила вчера цыпочка! Сама! Из Сочей вернулась…
Тихо! Пришла! Затаив дыхание, Ромка прильнул к им же проделанному отверстию в дощатой стенке купальни.
Альбинка Ульянская сбросила шлепанцы и стала стягивать с себя одежду. На деревянный лежак полетели белые льняные брючки и синяя маечка, под которой ничего не было. Снимая трусы, она слегка наклонилась вперед, и нежные маленькие сиськи, чуть дрогнув, предстали перед Ромкой во всей красе. Прижав их ладонями, она закинула ногу на парапет и сделала несколько наклонов. У Ромки закружилась голова. Пока Альбинка делала гимнастику, Подшибякин, стиснув зубы, задыхался в кабинке от желания. И лишь когда она плюхнулась в воду, дал волю рукам.
5
Игорь не звонил два дня, и утром Альбинка поехала в больницу, где лежал Сергей Матвеевич. Она собрала целый пакет «знаков благодарности» младшему медицинскому персоналу. Лакомые коробочки вафель, печенья, мармелада — всего, что стоит копейки в буфете «Архангельского», но никогда не появляется в свободной продаже. Игорьку с Сашулей — Альбинка не сомневалась, что застанет их там, — приготовила гору вкуснейших бутербродов и красиво переложила их листьями салата.
Брата с сестрой она нашла в больничном коридоре. Они сидели на длинной обшарпанной скамейке, тесно прижавшись друг к другу. Игорь обнял Сашку, и она крепко спала у него на груди, по-детски приоткрыв рот. Он выглядел смертельно усталым. Те двое суток, что его не слышала, он жил на этой скамейке. Увидев ее, приложил палец к губам и осторожно коснулся щекой Сашкиной головки. Альбинку словно обожгло темной мучительной ревностью.
«Я совсем с ума сошла. Это же Сашуля!» — укорила она себя. Подошла к Игорю, молча обняла, присела рядом на корточки и долгим взглядом посмотрела ему в глаза.
— Плохо, — сказал он очень тихо.
Альбинка продолжала смотреть вопросительно и тревожно.
Игорь как-то изменился. Кроме волнения за отца, такого естественного в этой ситуации, в нем появилось что-то еще. Сердечная радость, которой всегда светился его взгляд при встрече с ней, уступила место недоброй угрюмости. Она мгновенно отнесла перемену на свой счет и ощутила себя лишней и ненужной.
Оглядевшись по сторонам, она только сейчас заметила ужасающую скудость и неряшливость больничного интерьера. Контраст с лечебным заведением, которое вчера покинул ЕЕ отец, был разительным. Альбинка закусила губу. Еще час назад, когда укладывала в пакет бутерброды, она представляла, с каким удовольствием Игорек с Сашкой будут их уплетать, и гордилась своей находчивостью. Сейчас, вдыхая запахи убогой кухни и необихоженных больных, поняла — она абсолютно не вписывается не только в настроение Игоря, но и вообще неуместна здесь с сумкой деликатесов с барского стола. А вот, дескать, какие мы! Сытые и добрые!
Господи! Глупости разные лезут в голову! Никто не воспринимает ее подобным образом… Или воспринимает? Почему Игорек такой чужой и безразличный? Ну разве она виновата, что все так случилось? Отец ведь хотел помочь Сергею Матвеевичу. Тот сам к нему обратился. И подумать никто не мог, что скифское золото пропадет. Да еще при таких трагических обстоятельствах. Отец переживает. Пусть не говорит об этом, но она-то видит. И холодок между старыми друзьями пошел — она чувствует. Каково отцу? А ей? Неужели это мертвое золото может убить и дружбу, и их с Игорем любовь — настоящую, сильную, живую!
Дверь реанимации открылась, и в коридор вышла Надя. Увидела около сына сидящую на корточках Альбинку, по щекам которой катились слезы, и потрепала по голове.
— Вроде немного лучше, — с облегчением сказала она, устраиваясь на скамейке рядом с детьми.
С появлением Нади Сашка проснулась — отдохнувшая и разрумянившаяся. Она услышала слова матери и радостно обняла ее.
— Ну все! Теперь, Бог даст, пойдет на поправку! — И добавила, обращаясь к Альбинке: — Молодец, что приехала. Слушай, мы такие голодные! Ты пожракать ничего не привезла?
Из болезни Зимин выбирался медленно и очень тяжело. Любое движение давалось с трудом, вызывая мучительную, доводящую до полного изнеможения одышку. Все то время, что Сергей Матвеевич лежал в реанимации, Игорь был рядом. Он отпустил домой мать и сестру и ухаживал за ним сам.
В том, что случилось с отцом, он винил только себя. Беспрестанно прокручивая в голове длинную цепочку всяких «если бы…», приходил к началу всех зол — своему участию в поисках тайника на раскопках кургана. Он даже не говорил отцу, что на это дурацкое дело подбил его Румын. Тот ни при чем! Сам должен был соображать, чем грозит такая самодеятельность!
Конечно, после легкомысленного поступка, какой совершил он, можно ли упрекать в несерьезности других. И все же! Почему Владимир Иванович не оставил ценности в рабочем сейфе, а потащил их на дачу? Раз решил помочь — мог бы вызвать свой лимузин на полчаса раньше. Забрал бы золото с Делегатской и поехал на заседание в Кремль. Но как же! Сильным мира сего все можно!
Хотя, кто знает, спасло бы это скифское золото? Отец теперь уверяет, будто вся последовательность событий абсолютно закономерна. Уж если тревожишь, мол, прах скифских царей в силу избранной тобой профессии, не допускай никакой вольности и панибратства! Напротив, выказывай уважение — высокое и почтительное! А он решил заработать на скифском золоте авторитет. И скифские боги наказали его. В смерти шофера, который вез золото, отец с мистической уверенностью тоже видел их кару.