Что ж, и это надо пережить! «Все утихнет быстрей, чем ты думаешь!» — напутствовала ее Татьяна. Именно так говорил ей муж, когда велел вынести из больницы скифское золото. И ведь прав оказался!
Увидев Глеба, Альбинка кинулась к нему, как к спасательному кругу. Они расцеловались, он немного картинно положил ей руку на плечо и не убирал, пока вся толпа не перетекла в здание.
Глеб возмужал, осунулся. Темные глаза, подсвеченные белоснежным полотном рубашки, смотрели внимательно и жестко.
— Не робей! О тебе всегда будут сплетничать — ты же красавица!
Альбинка благодарно сжала его локоть. На предложение отметить начало учебного года с радостью согласилась.
— Возьмем Игоря и двинем куда-нибудь! Можно ко мне на Комсомольский, можно на дачу. Там никого нет. Родители в Москве.
…О том, что они с Игорем расстались, Альбинка сказала Глебу только в машине по дороге в «Архангельское». Новость совершенно его ошеломила, и некоторое время ехали молча.
— Жалко! — наконец сказал он. — Еще одна любовная лодка пошла ко дну.
Альбинке показалось, что ему о Сашке поговорить охота, но машина уже подъезжала к даче, и начинать новую тему она не стала…
— Ты тут располагайся, — предложил Глеб. — Закусочки какие-нибудь порежь, а я в буфет к Анныванне наведаюсь. Вернусь с шампанским!
— Я немного пройдусь с тобой.
Она проводила Глеба до поворота и направилась к замку. Сегодня она должна попасть туда во что бы то ни стало! На дорожках ни души. К началу учебы многие уехали в Москву, а для тех, кто приезжал в поселок после работы, еще не наступило время. Освещенный заходящим солнцем замок ослепительно сиял на фоне леса. Наступающая осень лишь чуть тронула знакомый пейзаж, добавив по капле желтого и бордового в кроны деревьев, но очищенные от сухих листьев газоны зеленели по-летнему ярко и сочно.
Альбинка прислонилась к калитке, наслаждаясь радостной гармонией живой природы и старательной рукотворной пригожести.
Поднявшись по ступенькам, она пробовала одно окно за другим, но все были заперты. Альбинка обошла замок дважды, прежде чем решилась взять камень и разбить стекло. Как ни старалась быть осторожной, порезала руку, вынимая осколки сначала из одной рамы, потом из другой. Зажав порез носовым платком, она влезла внутрь.
Медведь сиротливо подпирал стенку и доверчиво тянул к Альбинке набитые опилками лапы.
«Привет! — коснулась она когтистого пальца. — Уберег?»
Еще десять минут назад пропажа черного пакета представлялась даже желанной. Сейчас, стоя в неизвестности у своего тайничка, ей очень хотелось, чтобы золото скифов оказалось на месте. Должна же она, в конце концов, увидеть своими глазами то, из-за чего ее жизнь оказалась порушенной.
Вплотную подойдя к мишке, она присела на корточки и попробовала нащупать пакет… Есть! На месте! Никому не пришло в голову, что там может быть тайник. Развернув парусиновую сумку, купленную в галантерее на большой перемене, она опустила в нее перетянутый скотчем черный целлофан, и плотная ткань натянулась от тяжелой поклажи.
Когда вернулся Глеб, Альбинка была уже в доме и пыталась самостоятельно перевязать руку.
— Где это тебя угораздило? — удивился он.
— Да вот, ножом неловко как-то, — замямлила Альбинка.
— Сейчас я перекисью промою. Ты что такая бледная?
— Испугалась, когда порезалась.
— Выпей бокал шампанского.
— С удовольствием. А ты?
— Я за рулем. Забыла?
Альбинка кивнула.
— У тебя руки красивые. — Глеб погладил колечко, которое подарила Альбинке Сашка.
— Я его часто надеваю. Оно мне нравится.
— Правда, очень красивое. Наградил же Бог дурищу художественным чутьем!
Глеб неумело завязал бантиком концы бинта, замолчал и повернулся к столику, чтобы открыть бутылку шампанского.
— Не знаю, Глеб, что говорит она тебе, но ей без тебя плохо.
Он довольно хмыкнул и налил Альбинке шампанское.
— Она ничего не говорит. В том-то и дело. Она видеть меня не хочет.
— Да, она очень на тебя обижена. — Альбинка сделала глоток. — Жалко, что тебе нельзя выпить. Вкусное шампанское.
— Знаешь, у меня тоже самолюбие есть! И гордость!
— Есть, Глеб. Конечно, есть. Но ты ее обидел. — Альбинка протянула пустой бокал. — Налей еще! Я не помню даже, когда последний раз пила шампанское. — Она внимательно смотрела на наполнявшую бокал пену.
— Твоя подруга много себе позволяет! Ты знаешь, что она мне но морде заехала? — Глеб встал с кресла и наклонился к Альбинке. — Вот так! Со всей дури! — Он сделал широкий замах рукой и злобно бросил: — Идиотка!
— Она очень на тебя обижена, — повторила Альбинка.
— Ты на Игоря тоже, наверное, обижена, но по морде-то не дубасишь, черт возьми!
— Нет. Это Игорь обижен. Конечно, обижен… Сделай один глоток. Шампанское вкусное.
— Смотри-ка, бинт снова в крови. Ты сильно порезалась!
Глеб начал развязывать бинт.
— Ой, больно! — Альбинка вскрикнула, резко отдернула руку и вдруг расплакалась. — Игорек, милый, любимый… Прости меня! — начала всхлипывать она.
— Ну не плачь, девочка, все пройдет… Все эти байки про любовь — полная чушь!
Он прижал к себе Альбинку, закрыл глаза и стал целовать золотистые волосы, мокрые щеки и тихо приговаривать, что все пройдет. Она запрокинула голову и обняла его крепко-крепко.
Перевязать Альбинке руку свежим бинтом Глеб не успел, и кровь из открытой ранки капала прямо на его белоснежную рубашку, расплываясь длинными алыми пятнами.
Как открылась входная дверь, они не слышали и оторвались друг от друга, только когда родители Глеба появились на пороге комнаты.
— Мало тебе твоей квартиры, так еще на даче развлекаешься! — угрожающим шепотом начал Большаков-старший. — Дача государственная, предоставлена мне, и без моего разрешения приезжать сюда запрещаю! — Он сорвался на крик. — Запрещаю!.. Тем более с этой испорченной девкой! Из молодых да ранняя! Яблоко-то от яблони недалеко падает…
— Не смей оскорблять Альбинку! — взревел Глеб, поправляя окровавленную рубашку. — Вы с матерью становитесь злобными стариками. Вам никто не нравится. Никто! По поводу Сашки все время фыркали… Теперь Альбинку обижаешь. Хватит! Бедной девочке и так досталось! И вообще… Она моя невеста. Я только что сделал ей предложение.
Обняв растерянную Альбинку за плечи, он направился с ней в прихожую и уже оттуда крикнул:
— Можете не благословлять! Обойдемся!
…Через месяц они поженились, и Глеб переехал на Большую Бронную. Что он хотел доказать этой женитьбой — и сам не мог бы ясно объяснить. Скорее всего, сделал это назло Сашке, да и отцу с матерью заявил таким образом о своем праве принимать важные решения без их участия и учета их мнения. Ну и конечно, Альбинкина женская прелесть, которую не заметил бы только слепой, сыграла свою роль. Альбинка же приняла предложение Глеба слишком поспешно, словно своим замужеством хотела поставить точку во взаимоотношениях с Игорем.
Свадьба, устроенная Глебом для однокурсников, была какая-то ненастоящая. Ни Татьяна, ни Большаковы-старшие на ней не присутствовали. Татьяна сказала, что не хочет портить праздник безрадостным настроением, своих же родителей Глеб просто не пригласил.
От свадебного платья Альбинка отказалась. Длинный белый кушак, несколько раз опоясывающий тонкую талию, белая роза в волосах вместо фаты и короткие белые перчатки стали атрибутами туалета невесты.
За несколько дней до свадьбы Глеб пригласил учителя танцев, чтоб тот поставил для них настоящее аргентинское танго, что открывало бы свадебное торжество. В роскошном, полном драматизма танце каждый переживал свою драму. Даже когда Альбинка пленительно откидывалась на руку Глеба и он чувственно склонялся над ней в эффектном кордé, их объединяла лишь отчаянная тоска по утерянной любви. Это привносило в знойное зрелище ожидание такой пронзительной развязки, что казалось, на последних музыкальных аккордах оба партнера вонзят друг другу в сердце кинжал.
Накануне бракосочетания Глеб позвонил Сашке и предложил ей выйти за него замуж. Узнав от самой Альбинки о предстоящей свадьбе, она послала его к черту. На другой день, в то время как Альбинка с Глебом встречали гостей в «Праге», Сашка с братом входили в зал «Софии».
Идея провести этот вечер в ресторане принадлежала Игорю. Она не одобряла ее, но оставить брата одного не могла. В нем клокотала лихорадочная нервная активность, и Сашка боялась, как бы эта яростная энергия не нашла дурного выхода. Отчасти именно так и получилось. Сашка явно приглянулась молодому симпатичному официанту, который обслуживал их столик. В конце ужина он принес ей вазочку с красивым десертом, украшенным вишенками, и не включил десерт в счет. Можно сказать, подарил, о чем имел глупость сообщить Сашке.
Игорь словно ждал повода, чтобы затеять скандал. Назвав несчастного официанта, попавшего под горячую руку, вишневым хером — видимо, по аналогии с вишневым десертом, Игорь полез в драку. Когда к ним уже бежали со всех сторон, чтобы усмирить, он, не помня себя, запустил бутылку с остатками шампанского в огромное окно ресторана. Сашке стоило немалого труда загасить скандал и увести брата домой, дав честное слово, что шестьдесят рублей за разбитое стекло она принесет на следующее утро.
В конце зимы состоялся суд. Ульянского приговорили к девяти годам, но, не отбыв и половины срока, он умер от инфаркта в тюремной больнице.
Часть третья
Пройдет много лет, он будет стоять на засыпанной пеплом площади полуразрушенного города и вспоминать свой сегодняшний сон — страшный и подробный. Почерневшие от пожара и вывороченные камни домов, обвалившаяся местами зубчатая надстройка оборонительной стены, статуи богов, сброшенные с пьедесталов, смердящая мусорная куча у центральных ворот и наспех поставленные юрты — убогие и давно забытые в богатой скифской столице. Картина упадка будет ужасна, но знакома до мелочей. Сожженный и разграбленный Неаполь