— А давай-ка мы на тебя все это примерим! — предложила Сашка, застегивая на Альбининой шее золотое ожерелье, тоже с птичками-подвесками. — Ну все! Ты похожа на скифскую царицу! — довольно заключила она.
— Почему на скифскую? — удивилась Альбинка.
— Дорогие украшения могла позволить себе либо гречанка знатного происхождения, либо скифская царица, для которой эти штучки заказывались у грека-ювелира.
— Здорово! А что там еще в коробочке?
Альбинка потянула за проволоку и извлекла из контейнера нитку бус, истинный цвет которых скрывала красно-бурая корка. Для достоверности Сашка всегда вплетала в ожерелье несколько старых бусин из того еще Миколкиного клада. В некоторых местах бусины были тронуты шлифовальным кругом, и глазки темно-медового янтаря смотрели оттуда словно из глубины веков.
Но самым роскошным сокровищем во всем кладе оказались серьги-наушницы, оригинал которых все эти годы Сашка хранила у себя. Поврежденную серьгу она так и не стала реставрировать — жалко было трогать ее паяльником — и на все последующие подделки наносила точно такие же повреждения, какие были на пострадавшей серьге.
Альбинка разглядывала их с благоговением. Сашка улыбнулась:
— Ну, как думаешь, понравятся моему коллекционеру?
— Конечно. Очень впечатляет… Но неужели нет таких признаков, по которым тебя, бандитка, можно вывести на чистую воду? — Альбинка зацепила серьгу за ухо и посмотрела на себя в зеркальце. — Ведь если твой коллекционер интересуется древнегреческой ювелиркой, должен же он понимать в ней что-то!
Сашка пренебрежительно махнула рукой:
— Во-первых, это совсем не обязательно. Во-вторых, если человек чего-то ждет и хочет, он всегда рад обманываться!
Она вдруг запнулась, удивленная не только точно сформулированной мудрости, но и широте ее распространения. Вот она, к слову, отчаянно хочет, чтобы Глеб был только ее мужчиной, и поэтому находит миллион доказательств его любви, верности и преданности. А то, что перед ней сидит сейчас его законная жена, от которой он и не думает уходить, вообще в расчет не принимает. Значит, она тоже, как тот самый коллекционер, рада обманываться?
А может, спросить Альбинку напрямик — дескать, отдашь мне когда-нибудь Глеба или нет?
Господи, как же так получилось, что Альбинка — любимая подруга, родная душа, а сколько с ней запретных тем! О пропаже скифского золота, как ножом полоснувшей по дружбе двух семей, молчат с юности… Потом арест Владимира Ивановича! Альбинка никогда не обсуждала с ней подоплеку и суть предъявленного ему обвинения, и что она об этом думает — Сашка не знает до сих пор. Молчит Альбинка и о своем отношении к Игорю, хотя интересуется вовсю подробностями его жизни. Сашка знает, что для брата «Альбика» по-прежнему свет в окошке. Похоже, и для Альбинки Игорь значит больше, чем хочет она показать. Иногда Сашке даже кажется, что подруга избегает встреч с братом, так как знает, что не сможет в его присутствии притворяться равнодушной, и возможное саморазоблачение ее очень пугает.
Вот о Мите, трепетном Альбинкином любовнике, можно говорить сколько угодно! Она хоть и не захотела знакомить его с Сашкой — рассказывает о нем легко и охотно.
И последнее табу — Глеб! Не он сам, конечно, а сложности взаимоотношений в пресловутом любовном треугольнике. Сложности, понятное дело, есть, а вот ревности — Сашка готова поклясться — нет! Ни у нее к Альбинке, ни у Альбинки к ней! Может, они какие-то дуры ненормальные? Ну не знает Сашка, хоть умри, другого такого примера, когда так мирно делили бы мужика две бабы.
Делить можно, а обсуждать нельзя! Вот такой заведен между ними порядок. Сашка взглянула на подругу. После смерти Татьяны Павловны Альбинка словно потухла вся. Смотрит грустно. Сказала недавно, что разговаривать ни с кем не хочет. И как это согласилась в гости к ней прийти! Сашка, когда приглашала, и не ждала, что удастся растормошить ее. Но хорошо, что она здесь. Может, немного отвлечется! Сашкин экзотический бизнес был ей всегда интересен. Поэтому и выставила перед подругой коробочку с «археологией».
Альбинка сняла с себя серьгу-наушницу и рассматривала ее со всех сторон.
— Значит, если очень ждешь и очень хочешь, всегда рад обманываться? — вернула она подругу к разговору, давшему заминку.
Судя по интонации, Альбинка тоже наделила Сашкин афоризм каким-то особым смыслом, но она сделала вид, что не заметила. Все эти подтексты, чтение между строк никогда не были ее коньком. Почуяв, что ступила на зыбкую почву, она поспешно ухватилась за любителей раритетов:
— Каждый коллекционер хочет заполучить редкие вещи! Ведь собирательство сродни наркомании! И потом — я хорошо представляю критерии, которыми будет руководствоваться мой коллекционер, раздумывая над подлинностью клада. И коллекционер, и его консультант, если он приведет его.
— Но существует же такое понятие, как экспертиза! — настаивала Альбинка.
— Да что ты! — Сашка лениво потянулась и состроила презрительную гримаску. — Если десять экспертов будут рассматривать грамотно сработанный фальшак, пятеро скажут, что, скорее всего, это подлинник, пятеро — что, скорее всего, это подделка, а точно не скажет никто. Каждый оставит для себя лазейку, чтобы потом утверждать обратное. — Она замолчала и несколько раз щелкнула родонитовой зажигалкой. — Знаешь, ведь все крупнейшие музеи мира забиты подделками, которые тоже когда-то проходили экспертизу.
— Ну, если сегодня их считают подделками, значит, со временем фальсификации все-таки разоблачили, — логично заметила Альбинка.
— Верно говоришь. Именно «со временем»! Недавно сделанные фальшивки разоблачить труднее всего.
— Почему? — удивилась Альбинка.
— Потому что каждое произведение несет в себе черты своей эпохи. Подделки под так называемую старину — не исключение. Как бы мастер ни старался проникнуться духом эпохи, в которую залез, ему невозможно почти отказаться от влияния современного художественного вкуса. В чем-нибудь он проявится обязательно! Смотреть на свое творение глазами того времени, стилю которого подражаешь, — очень непростая задача. Уверяю.
Альбинка согласно кивнула.
— Но современники-разоблачители, — Сашка развела сокрушенно руками, — в плену тех же эстетических представлений, что и фальсификатор. Вместе с ним они дети своей эпохи. А вот «со временем», как ты говоришь, ошибки и зависимость от вкуса и моды их века будут очевидны.
— Обязательно?
— Нет, конечно. Чем свободнее ориентируется фальсификатор в «своей» эпохе, чем лучше знает достижения археологии — тем труднее фальшивки разоблачить.
— Судя по тому, что они получаются у тебя гениально, — все это ты знаешь.
— Как тебе сказать… Я ж не новичок в этом деле, — уверенно сказала Сашка. — Проколов пока не было. Но грамотная подделка только образованному фальсификатору под силу. Ты понимаешь, конечно, я говорю о высшем пилотаже! Техническими приемами в моем деле надо владеть хорошо. Само собой! Как говорит Глеб: «Это — must![10]» — При упоминании о Глебе она вдруг покраснела и, взяв со столика пластмассовую крышку от контейнера с драгоценностями, стала обмахиваться ею, как веером. — Нагляднее всего, кстати, ошибки фальсификатора проявляются в скульптуре. Либо понятия о пропорции, либо выражение лица, даже то, как заложены складки на одежде, выдают время создания подделки. И это все, дорогая моя, надо учитывать! — Она вернула крышку на место.
Альбинка улыбнулась:
— Ну хорошо! Предположим, в экспозиции музея какая-то вещь находилась как подлинник, а потом стало ясно, что это подделка. Что с ней делают?
— По-разному бывает. В конце девятнадцатого века, например, Лувр приобрел за бешеные деньги золотой куполообразный головной убор. Он вошел в историю подделок как «тиара скифского царя Сайтаферна». Потрясающая была афера. Один одесский еврей сделал тиару, другой толкнул ее в Лувр и легенду придумал складную. В тиару поверили почти все, а надпись на древнегреческом по краю вообще возвела ее в ранг сенсационных находок со своей историей — будто бы жители Ольвии преподнесли ее в дар скифскому царю. Можешь себе представить, какие авторитетные археологи и искусствоведы ее изучали?
— Не поняли, что фальшивка?
— Не-а! Скандал разразился лишь через несколько лет. А вот к твоему вопросу, что делают музеи с подделками: в Лувре тиару перенесли в отдел современного искусства, а потом и вовсе убрали в запасники.
— Наверное, чтоб музей не позорить, — решила Альбинка.
Слушая Сашкин рассказ, она поглаживала пальцем серьгу-наушницу и думала о СВОЕМ золоте. Мысль вернуть скифские сокровища Эрмитажу нередко приходила в голову, но как сделать это практически, не представляла. И мама возражала. Говорила, что неизбежно всплыли бы двадцатилетней давности обстоятельства его пропажи и имя отца…
— Что касается моей ювелирки, — продолжала Сашка, — есть у нее, конечно, слабое место — химический состав самого золота, который отличается от древнего. В начале своего творческого пути, — сказала она манерно и рассмеялась, — я пыталась подделать и его. Сама плавила, добавляла нужные примеси, но они иногда взаимодействовали так неожиданно, что сейчас я отказалась от этого. Есть, правда, одно место, где могут сделать для меня нужный сплав, но крайне редко обращаюсь туда. Только если работаю на очень серьезного клиента. Сейчас штуку одну делаю… Пектораль. Парадное нагрудное украшение… Вот с этим заказом комар носа не подточит!
Сашка постучала костяшками пальцев по деревянной столешнице.
— Покажешь? — спросила Альбинка.
— Не! Закончу скоро, тогда увидишь. Роскошная, скажу тебе, штука получается! Самой нравится.
— А не боишься, что кто-то из твоих клиентов проверит состав золотишка и нагрянет с претензиями?
— Где проверять-то? Сейчас, наверное, и лабораторий не осталось, в которых можно сделать спектральный анализ металла. Оборудование такое дорогое, — Сашка присвистнула, — а научные институты нищие. Да и вряд ли коллекционер выпустит из рук сокровища, отдав их в какую-то лабораторию, и позволит снимать с них стружку для исследования! А захочет выяснить чистоту — пожалуйста. Золото высочайшей пробы. — Она помолчала и добавила уверенно: — Нет, я не боюсь, что клиент нагрянет с претензиями по поводу древности сокровищ. Они действительно здорово сделаны. И потом… Ведь это раньше я изучала античную тему только по литературе. Теперь у меня консультант есть! — загадочно произнесла Сашка.