К роли хозяина клада он относился серьезно и куражисто. Так же как и Сашку, кроме денег его вдохновляла игровая сторона предприятия, и, если бы не Сашкин строгий запрет на отсебятину… Ох, развернулся бы!
— …Дядя Микол! Ты расскажи, как клад в земле нашел. Покупателю это интересно, — начинала Сашка неторопливо.
И дальше все шло своим чередом. Микола косился на журнальный столик. Там на пожелтевших хохляцких газетах, купленных Сашкой оптом когда-то в украинском культурном центре на Старом Арбате, лежала кучка роскошных, благородно мерцающих «древностей».
— Став я, значыть, пидвал заглыблюваты. У нас з жинкою хозяйство вэлыкэ — и огороде, и садок. Корову, свинэй трымаемо. А цэ ж: картопля, яблука, сало, ризни домашни заготовки. Дэ всэ цэ трыматы? Ось я и…
— Про хозяйство, дядя Микол, не надо, — остановила Сашка и почти томно посмотрела на покупателя. — Ты расскажи, как землю копать стал.
— Ага! — Лицо Миколы из туповатого сделалось вдруг оживленным и понятливым. — Копнув я, значыть, в глыбыну прыблызно штыка на два з половыною-тры. Чую — нэ йдэ лопата! Впыраеться, сука, в якэсь зализо, и всэ! Я трошки покопався, бачу — а там усяка якась хэрня! Зэмли у нас дуже давни — там грэки жилы. — Он поднял вверх узловатый палец, и коллекционер завороженно проследил за ним взглядом. — Там мисто було, Ольвия звалося. Тоди я зрозумив, що хэрня ця тэж, мабуть, якусь циннисть маэ.
Гость внимательно слушал. Его интересовали все подробности, связанные с Миколкиной находкой.
— Подождите! Что ж, извините, «хэрня ця» прямо в земле лежала? — недоверчиво спросил он.
— Ни-и! Навищо взэмли? У ларци такому чорному-пречорному. Той ларэць якыйсь увэсь зламаный. — Микола смешно поморщился. — Я из нёго уси бирюлькы вытягнув, у кашкэт склав й з пидвалу понис до дому. А ларэць той на лавку коло хвирткы поклав.
— У калитки, — ласково пояснила Сашка.
— Ну и где он сейчас? — Гость горел нетерпением.
— Та зпыздылы ж, сукы! — Микола виновато глянул на Сашку, она укоризненно покачала головой. — Хто ж знав, що вин тэж циннисть якусь мав? Цэ вжэ потим мэни Олэксандра Сэргийивна сказала про ларэць цэй. Мабуть, срибный був! — горько вздохнул Миколка. — Спочатку хотив я всэ в Мыколайив на базар повэзты. Та жинка моя забороныла й вирно зробыла. По пэршэ — милиция! Як засиче, то в ных, антыхрыстив, хрэн що забэрэш. А по-другэ, хто там у нас справжни гроши дасть? Голытьба одна. Ось у Москву й прывиз. Думав ихнёму батькови виддаты або брату. — Он кивнул в сторону Сашки. — Археологы ж воны! А потим пэрэдумав, — решительно рубанул воздух Микола. — Строги дужэ. Дэржави наказалы б виддаты. Цэ вжэ точно…
— Вы правильно сделали, — перебил его покупатель, — что отдали свою находку Саше… Но сколько, дед, ты за все это хочешь? — решил он уточнить цену у самого хозяина и даже перешел на «ты» в надежде на дружескую скидку.
— Та я шо! Про гроши з Олэксандрою Сэргийивной вырищуйте! — сказал устало дядя Микола. — То ж, якщо пытань до мэнэ бильшэ нэмае, то я пиду соби спаты, у сон мэнэ хылыть. — Он сладко зевнул. — Цэ вы, москали, ночамы звыклы кофэи гоняты, а я вдома ранэнько пиднимаюся. Корову дойиты трэба!
— А жена? — Гостю явно не хотелось отпускать Миколу.
— Жинку бэрэгти трэба. — Миколка заерзал в кресле, выпрямил спину, и в глазах блеснул озорной огонек. — Вона ж мэни щэ для любовных втих згодыться…
Гость одобрительно хмыкнул и посмотрел на Сашку:
— Его точно боги любят! И кладом одарили, и либидо как у орангутанга!
Сашка улыбнулась. О либидо она поговорить не прочь, но уж точно не с ним! Дядя Микола все же понес отсебятину. «Любовни втихи» в ее сценарии не значились. Ни к чему, чтобы тема клада уходила на второй план.
… — Я, знаете, всегда был уверен, что либидо и успех в жизни, даже просто везение, переплетены теснейшим образом…
«Далось ему это либидо!» — чертыхнулась про себя Сашка, слушая гостя.
— Да, жалко, дядь Микол, что ларчик не уберег, — произнесла она условленную фразу, после которой он безоговорочно должен был уйти.
Микола только разговорился. Уходить очень не хотелось, но ослушаться «Олэксандры Сэргийивны» не посмел…
Сашка с гостем остались в комнате одни. Тишину нарушал лишь шум дождя за окном. Мягкий свет торшера освещал журнальный столик. Покупатель вертел в руках серьгу-наушницу и никак не мог с ней расстаться. Сашка докуривала третью сигарету, а он продолжал разглядывать ее шедевры. Никаких сомнений в подлинности клада у него не возникло. Гость наконец расплатился, аккуратно сложил все в кейс, но уходить не торопился. Взял ножичек для фруктов и не спеша стал чистить манго. Сашка сама налила себе рюмку коньяку и внимательно посмотрела на гостя. Симпатичный парень, моложе ее лет на пятнадцать. Когда ж успел коллекционером заделаться? — подумала она, но спрашивать не стала. Спросил он:
— Саша, можно пригласить вас куда-нибудь? Вы мне очень нравитесь. Даже не буду скрывать! — Он протянул ей нанизанный на ножичек кусок манго.
Она чуть помедлила, но, вытянув шею и приоткрыв рот, все же взяла зубами сочную мякоть.
А почему бы нет? Она так давно привыкла считать Глеба единственным мужчиной в своей жизни, что ей просто не приходило в голову обратить внимание на кого-то еще. Но для Глеба-то она не единственная, и, похоже, он ничего менять не собирается. Его все устраивает.
Сашка взглянула на смуглое мальчишеское лицо своего гостя и представила, как он будет ее трахать. Интересно, почувствует ли она то же, что с Глебом? Маловероятно. Если только закрыть глаза… Но Глеб не любит, когда она закрывает глаза.
«Любит, не любит… Да пошел он на фиг!» — злобно взорвалось в мозгу. Настолько уверен, что она никуда не денется, что не звонит уже третий день. Хотя именно сегодня вечером должен быть здесь. Милое дело оставить ее с незнакомым мужиком, а если бы пришел с консультантом, а то и с двумя, в то время как на столе лежат древнегреческие сокровища! Да за них убить могут!
Все предыдущие сделки совершались при его участии. Глеб слушал разговор Сашки и покупателя из мастерской по внутренней связи, установленной по его настоянию. Но сегодня он просто забыл про своего Сашхена. Самодовольный упырь! — снова полыхнула обида. Занят так государственными делами или сучку какую-нибудь обнюхивает? Ну и поделом ему! Если этот юный Парис поможет обрести утерянное душевное равновесие и покой, она готова трахаться с ним прямо сейчас… Ну, не сейчас. Вот отвезет завтра дядю Миколу к своим… Господи, что за пошлый и бабский способ решения проблем она выбрала? — устыдилась на мгновение Сашка. Впрочем, быстро успокоила себя тем, что нечего отказываться от чисто бабских решений, иначе недолго и в мужика превратиться.
На другой день юный Парис заехал за Сашкой на Большую Садовую и прямо на пороге вручил ей огромный букет красных гвоздик. Пока она оглядывала дом, прикидывая, куда бы задвинуть пугающие скорбной ритуальностью цветы, он смело взял ее за плечи и поцеловал легко и нежно. Собственно, не поцеловал даже, а едва коснулся губ, будто намекая, что все самое интересное у них впереди. Блицобъятие ей понравилось, но главное — исчезла неловкая напряженность, которая делала ее деревянной и очень мешала. Мешало и чувство вины перед Глебом. Интересно, а сам Глеб не испытывает чувства вины перед ней? Совсем с ума сошел. Так и не позвонил ни вчера, ни сегодня. Сашка загибала пальцы — четвертый день! Ее обида с каждой минутой становилась все более горькой, а вечернее соитие с юным Парисом все более вероятным…
Не будучи москвичом, он тем не менее хорошо ориентировался в городе, ловко управляясь с мощным широким джипом. Несколько раз убирал свою руку с руля, чтобы дотронуться до ее. Неприятных ощущений или раздражения его приемчики у Сашки не вызывали. Поэтому, когда вышли из машины у какого-то ресторанчика и он, пытаясь закрыть ее от дождя, неожиданно чмокнул в уголок губ, она даже пожалела, что поцелуй оказался таким коротким.
С Глебом последние пару лет такие шалости на публике были абсолютно исключены. Знаменитость! Хотя на людях они появлялись довольно часто. Сашка усмехнулась, вспомнив, как совсем недавно в театре она смотрела на Глеба как бы со стороны, и таким он казался красивым, пригожим и родным, что в избытке чувств она предложила ему поцеловаться. «Давай лучше сразу раком!» — мгновенно отозвался он, закрыв таким образом тему.
В полупустом зале ресторана царил полумрак. Парис, обняв Сашку за плечи, высматривал столик поуютнее. Сашка так расслабилась, что, если бы не ее спутник, не заметила бы взметнувшуюся вверх руку. Их кто-то звал, но после дневного света разглядеть что-нибудь в этой темнотище она не могла.
Парис, так и не убравший руки с Сашкиного плеча, в нерешительности остановился посреди зала. Альбинку она узнала, лишь когда та вышла из-за столика и направилась к ним. Вслед за ней поднялся с места и Дмитрий Тусуев. Альбинка насмешливо посматривала на юного Париса, и Сашка по ее глазам поняла, что вся ситуация видна ей как на ладони. Сашка разозлилась. Это черт знает что! Ну, Москва! Потрахаться нельзя втайне от общественности. Неприятно, однако, что ее увидела именно Альбинка! Расскажет ли она об этом Глебу? А если расскажет, то с какими комментариями?
Сидеть с Альбинкой за разными столиками было глупо, пришлось разместиться за одним. Самым оживленным оказался Тусуев. Он был искренне рад, что увидел наконец Алечкину подругу, и очень старался ей понравиться. Юный Парис, нужно отдать ему должное, каким-то чутьем понял, что для нежностей с Сашкой не время и не место. Он внимательно присматривался к Альбинке с Дмитрием, и, когда те ушли, сделал занятный вывод: мальчик очень хочет девочку, а девочка сама не знает, чего хочет. Сашка с интересом на него взглянула, но разговор не поддержала. Во-первых, говорить об Альбинке с чужим человеком не хотелось, а во-вторых, в отношении самого Париса у нее были совсем другие планы, ничего общего с разговорами не имеющие.
…В постели с новым любовником она ощущала себя на редкость раскованно. Ей было хорошо и томно, хотя Глеб, как ни старалась, не шел из головы.