Уже третий раз за два часа Парис доказывал Сашке свое пылкое к ней отношение. Закрывать глаза совсем не хотелось. Напротив, смотреть на смуглое мускулистое тело было приятно. Подумала, что, если бы Глеб сейчас видел, как она трахается с Парисом, ему тоже понравилось бы.
Только она подумала об этом, как Глеб начал яростно названивать ей. То на городской телефон, то на мобильный. Сашка не отвечала, но поразилась мистической силе его интуиции. Потом решила все же, что интуиция здесь ни при чем — наверное, сказала Альбинка. С другой стороны, вряд ли Альбинка встретилась с Тусуевым только затем, чтоб пообедать. Скорее всего, из ресторана они поехали к нему домой. Таким образом, Альбинка просто не успела бы поговорить с Глебом. Не по телефону же сообщила ему о случайной встрече с Сашкой!
Забыв о Парисе, она дождалась, когда Глеб перестанет трезвонить, и позвонила на Большую Бронную. Никто не ответил. Ни Альбинки, ни Глеба дома не было. Значит, Альбинка уехала к Дмитрию, Глеб — неизвестно где, но главное — вечером они не встречались и событий дня не обсуждали. Телефон зазвонил снова. Господи, ну что случилось! Почему он устроил эту телефонную истерику, на фоне которой заниматься любовью просто немыслимо. Неужели Альбинка проявила себя так стервозно?
Через десять минут после начала телефонной атаки выяснилось, что заниматься чем бы то ни было вообще немыслимо. Когда Парис понял, что выключать телефоны она не собирается, стал одеваться. Перед уходом спросил, не получит ли он за дверью пулю в лоб…
— Ты почему не отвечаешь на мои звонки? — раздалось в трубке, как только она сказала «Алло». Голос был таким глухим и незнакомым, что она не узнала Глеба, если бы не взглянула на определитель номера.
— Не хочу и не отвечаю! — отозвалась она сухо.
Сашка не собиралась мельтешить перед ним. Больше того, потерянные спокойствие и душевное равновесие как-то незаметно вернулись, и сейчас она ощущала себя полновластной хозяйкой положения. Все свои обиды она обрушит на него потом, а сейчас ей лучше помолчать. Пусть он осознает свою вину перед ней, не отвлекаясь на ее слова, интонации, просто даже на ее голос.
Но пауза явно затянулась. Что он там делает? Его кто-то отвлек? Не хочет с ней разговаривать, но забыл дать отбой?
— Ты там? — не выдержала она и услышала вдруг отчаянные сдавленные рыдания. — Глеб!
— Сашхен, любимый, зачем…
— Глебушка, родной, ненаглядный, — заголосила она, утирая мгновенно хлынувшие слезы.
7
Он опять замерз, как пес. И промок. Уже покашливает и шмыгает носом. Не разболеться бы. Осенняя слякоть в Москве — это ужас! Сегодня в такую лужу вляпался — чуть не по щиколотку провалился. Хорошо хоть есть где согреться. Он почти привык к тому, что, проводив Альбинку до работы, отпускал машину и шел в кафе напротив. Там садился у окна лицом к ее подъезду и заказывал еду. Альбинка выходила часа в три, в четыре, и до этого времени он что-то постоянно жевал. На нервной почве, наверное. В пятнадцать долларов, отпущенных Глебом на целый день, он, конечно, не укладывался. Заимствовал из «транспортных расходов», раздувая их для Глеба в несколько раз — во вкусной еде и ста граммах водки отказать себе не мог.
Так было в предыдущие дни, и он не без удовольствия, надо сказать, погрузился в филерское дело. А что! При деньгах, посиживает в кафе, ходит по пятам за роскошной женщиной… Сегодня к полудню, когда небо немного прояснилось и дождь перестал, Альбинка отправилась к парикмахеру. Машину не брала, решила, видно, пройтись. Он шел за ней и думал, как это можно в такую грязищу носить светло-бежевое пальто. На инопланетянку похожа. Перламутровые волосы, белый свитер и синий шарф — прямо под цвет глаз. Красавица, конечно! Идет по улице, и все на нее пялятся.
После парикмахера вернулась на работу, взяла свою «тойоту», и понеслось… Банк, ателье, химчистка… Гонялся за ней по всей Москве. Конец дня преподнес сюрприз. Это будет для Глеба любопытнейшей информацией! Здорово, что он так усовершенствовал искусство слежки, оставаясь при этом незамеченным. Теперь ему дождь только на руку. Впрочем, не только на руку, но и на ногу и на все остальное. Ну на что не пойдешь ради пользы дела! В нейлоновой ткани зонта он придумал прорезать окошечко, через которое можно сколько угодно фотографировать объект, не привлекая к себе внимания. В общем, под зонтом он чувствовал себя человеком-невидимкой.
В начале пятого на парковку у Альбинкиного офиса, которую он видел как на ладони из своего кафе, приехал «мерседес». Ну приехал, и ладно. Сидит в машине мужик, наружу не выходит. Тоже ладно. Но вот появляется синеглазая красавица и идет прямо к нему. Тот выходит из машины, обнимает Альбинку, нежнейшим образом целует, и она садится в его машину.
Замешкавшись поначалу с фотоаппаратом, он не заснял трогательную сцену, зато потом взял свое. Альбинка сидела в машине минут десять. Мужик то обнимал ее за плечи, то дотрагивался до щеки, один раз они поцеловались, а он ходил неподалеку со своим шпионским зонтом… Щелк! Щелк! Щелк!
К ресторану подъехали колонной: «мерседес», за ним Альбинкина «тойота» и замыкающим он на старых разбитых «жигулях». Покрутившись у «мерседеса», сфотографировал все-таки Альбинкиного любовника. В их отношениях он уже не сомневался.
Отпустив машину, приготовился к томительному ожиданию и уже стал высматривать какой-нибудь навес, будку, магазин или черт-знает-что-лишь-бы-сухо, как вдруг увидел еще одну парочку, подкатившую на джипе.
Вот это дела! Ну, Глеб! Сочувствую тебе, старик. Что ж получается? Обе твои бабы не только перед тобой ноги-то разводят! Зазноба твоя, видно, довольна. Целуются. Щелк!
Урожайный денек. Надо подумать, как все это Глебу преподнести. Черт! За кем теперь следить-то? Знать бы, какая парочка ему важнее! Звонить Глебу, чтобы получить указания на сей счет, он не стал. Хотел насладиться произведенным эффектом не по телефону, а глядя ему в глаза. Не все коту масленица.
…Первой вышла Альбинка со своим Мерседесом. Щелк! Он проводил их до высотки на Кудринской площади. Возвращаться в ресторан было бессмысленно. За то время, что его не было, вторая парочка могла не только пообедать, но и поспать чуток. Интересно, кстати, в ресторан они отправились перед тем, как потрахаться, или после? Без особой надежды на успех он поехал на Большую Садовую. Джипа во дворе не было. Но если день удачный, то удачный до конца! Не успел он пересечь двор, как увидел знакомый автомобиль. Уверенно подминая под себя асфальт, «чероки» неторопливо вползал в арку. Он даже засмеялся от радости, и рука привычно потянулась к фотоаппарату. Щелк! Щелк!
…Только отдав пленку в работу и получив заверения, что через полчаса фотографии будут готовы, позвонил Глебу.
— Жди сюрприза! Я с фотодокументами. — Его голос звенел от гордости за ловко проделанную работу. — Где встречаемся?
— На Комсомольском давай…
Сюрприз, однако, ждал не только Глеба. Едва переступив порог квартиры, он увидел на полу сумку, позаимствованную на Большой Бронной, и его первой реакцией было дать деру. Но Глеб, предвидя такой поворот событий, заслонил собой дверь:
— Я не выпушу тебя, ублюдка, пока не узнаю, кто ты и что тебе нужно.
У Глеба от волнения дрожал голос, а напряженные побелевшие губы вытянулись в ниточку. Он так и не пришел в себя после того, как открыл сумку и среди чужого грязного барахла увидел свои вещи. Они были такие запоминающиеся, что не узнать их невозможно. Коричневый свитер, отделанный черным каучуковым шнуром, голубая рубашка с красными пуговицами, новые замшевые перчатки темно-фиолетового цвета, с которых еще не срезана бирка, шерстяной шарф одного цвета с перчатками, кашемировая куртка на меху… — дорогие, практически штучные вещи, купленные в разное время, в разных магазинах и не в Москве. Совпадений быть не могло! Их вынесли из его дома, из его собственной гардеробной!
Как он туда попал? Взломал дверь? Альбинка открыла? Вдруг его обожгла страшная догадка — не Альбинка, а Татьяна Павловна! Но тогда… Что ж получается, если действительно она?
Вихрь страшных мыслей уносил Глеба все дальше, и сердце отчаянно замирало на краю бездонной пропасти, которая отталкивала и притягивала черным прожорливым нутром. Реальные события последних дней и смутные тревожные подозрения переплетались причудливо, порождая мрачные догадки и новые вопросы.
Значит, чудесное избавление на Патриарших прудах не было случайным? Но если так, то и само нападение тоже! Есть ли какая-то взаимосвязь между его женой и Спасителем? Зачем он пришел в его дом? Не за тряпками же!
Спаситель топтался перед Глебом и проклинал свою неосторожность. Знал ведь, что не надо брать эти шмотки, но не устоял тогда, бес попутал. Он хорошо помнил, как открыл дверь в какую-то комнату, и в ней сразу зажегся свет. Комната оказалась гардеробной. На полках были аккуратно сложены свитера и рубашки. В ящиках хранилось белье. Его поразило тогда, что два ящика отведено под носки: один для совсем новых, еще ни разу не надеванных, другой — для стираных. В таком количестве он видел их только в магазине. На стойках висела одежда. На одной — брюки, пиджаки и даже смокинг. Две другие занимали пальто, куртки и плащи. Отдельно хранилась спортивная одежда, в том числе пара костюмов не совсем понятного назначения: не то для водных лыж, не то для подводного плавания. Он не очень в этом разбирается. Несколько специальных обувных стоек занято всевозможными туфлями, ботинками, сапогами…
Он в жизни не носил такой красивой, дорогой одежды и зачарованно смотрел на вещественные доказательства чужого успеха. Руки сами потянулись к белым с красным кроссовкам, но верный глаз сразу же определил, что будут малы. Обувь он даже мерить не стал, остальные шмотки пришлись впору.
Чтобы не выходить из дома с большой кладью и не навлечь на себя подозрения лифтерши, он не стал брать много, всего несколько вещей, но отказаться от них было выше сил. Как чувствовал, подведут они его! Так и случилось. Не хотелось рассказывать Глебу всю историю от печки. Пришло бы время — что-нибудь придумал бы, теперь изобретать придется на ходу!