— Э, да что там, не знает он ничего! — рас сердился человек в мундире. — Пошли дальше!
Загит побежал от дома к дому, но почти везде уже побывало до него много детей, и в некоторых домах, устав от этого нашествия, уже закрыли ворота. Потеряв надежду, Загит понуро возвращался домой, как вдруг его окликнул стоявший у ворот Хажигали.
— Зайди ко мне! Что ты грустишь, дитя мое? Не надо, праздник для того, чтобы люди радовались! — сказал он, ведя мальчика в дом. — Мать, что у тебя там? Давай сюда, а то совсем замерз малай!
Жена Хажигали поставила перед мальчиком чашку с большим куском жирного мяса, и Загит принялся за еду. Капли жира падали в тишине на пол, остывая белыми восковыми пуговками под ногами мальчика. Вспомнив, что отец голоден, Загит хотел положить мяса к себе в мешочек, но Хажигали остановил его:
— Выносить из дома нельзя, сынок, счастье наше унесешь, разве ты не знал? Садись, грешно кушать стоя… — Он надел на бритую голову старую, выцветшую тюбетейку, поправил концы висящих усов и, проведя ладонью по худощавому лицу, подсел к мальчику. — Что на улице слышно?
Загит рассказал про незнакомца, показавшего ему бумагу. Хажигали оживился, узкие глаза его заблестели.
— Слышал, слышал… Говорят, ее и на заводе разбросали, и на прииске! А знаешь, что там написано?
Мальчик помотал головой, уплетая мясо за обе щеки.
— Там против царя написано, и против бога чей, и еще против нашего хозяина! — Хажигали негромко рассмеялся. — Есть же на свете люди с львиным сердцем, ай-яй-яй! Как ты думаешь, кто это мог написать!
— Нашел, у кого спрашивать! — не отрывая взгляда от прядильного гребня, вмешалась в раз говор жена — Что может знать ребенок…
— Молчи, старуха! — цыкнул Хажигали. — У того бородатого котелок варит, знает, у кого спрашивать! Дети всегда больше взрослых знают… — Хажигали помолчал и снова беззвучно рассмеялся. — Разве хозяин золота считает деньги? Да он ими самовар растапливает, если тот не вскипает! Вчера, говорят, в гости к Хажисултану приезжал… Не знаешь, не уехал еще?
— Видел вчера, как приехали… — сказал За— гит. — Только их там много было, и все толстые, я не разглядел, какой из них начальник!..
— Отец дома сидит?
— Дома…
— Что делает?
— Ничего…
— Та-а-ак…
— А что? — Загит поднялся.
— Да нет, ничего, гляди, не рассердился бы отец, что ты так долго ходишь? Иди-ка домой, сынок!
На улице по-прежнему было многолюдно. Вдруг мимо Загита пробежали несколько мальчиков.
— Хозяин золота! Начальник золота! — кричали они.
Народ валом повалил к дому Хажисултана…
Почти сразу после этого послышался звон медных колокольчиков, и кошевка, запряженная парой рысаков, как вихрь, промчалась мимо Загита.
— Вот это кони! — восхищенно сказал кто-то сзади.
— Говорят, что коренного саврасого ему вчера Хажисултан-бай подарил!
— Не ври, ты что, такой же балаболкой, как Шарифулла, стал? Он же вчера на этом же саврасом приехал!
— Зачем так плохо говоришь обо мне? — спросил подошедший Шарифулла. — Разве я та кой уж врун?
Одного его появления было достаточно, чтобы все засмеялись.
— Ба, да ты легок на помине! Как из-под земли вырос! — сказал тот, что, сначала назвал его балаболкой. — Чего ж ты удивляешься? Разве зря тебя люди хвастуном зовут? Все только хвалишься да кичишься — разбогатею, разбогатею! А сам по-прежнему в драных лаптях ходишь! — И парень гулко захохотал, широко открывая рот и закатывая глаза.
— Не смейся, кустым, не смейся, еще в ножки кланяться придется! — Шарифулла закосил глазами и, высунув кончик языка, облизал по трескавшиеся от холода губы. Слова его вызвали в толпе еще больший смех. — Мое время впереди! — Шарифулла сердито стукнул себя кулаком в грудь. —Дай бог, пока все идет хорошо.. Не верите? Тогда смотрите, какую медаль пода рил мне вчера большой начальник! — И Шарифулла ткнул пальцем в кружок, вырезанный, видимо, из консервной байки и висевший у него на груди рядом с прочими побрякушками.
— Бедняга, да у тебя не все дома… — участливо присвистнул парень, тихонько отодвигаясь в сторону.
— Большой начальник говорит, что меня то же начальником поставит. Вот стану начальником и первым делом так Нигматуллу прижму, что своих не узнает! А потом женюсь!
— Ты небось и невесту уже выбрал? — спросили из толпы.
— А как же! — гордо выпятил грудь Шарифулла, и глаза его закосили еще больше. — При смотрел тут одну, вроде, девушка хорошая… Же на — она что обувь, с толком выбирать надо! Купишь плохую — всю жизнь тебе маяться, а если приглядишься получше, найдешь себе, какую на до, — считай, что годов двадцать у тебя в запасе лежит!
— Кого ж ты отыскал? — спросил тот же голос.
— Никому не скажете? — Шарифулла при крыл ладонью рот и огляделся. — Нафису Хайретдинову! — Он вдруг хитро и мелко рассмеялся, подпрыгнул, так что зазвенели на облезлом тулупе навешанные побрякушки, и, невнятно вскрикнув, нырнул в толпу, головой пробивая себе дорогу.
3
— Мало ты с людьми говоришь, — сказал как-то Михаил, вернувшись с Кэжэнского завода, — все сторонкой да сторонкой… А если хочешь, чтобы жизнь у нас такая настала, как я рассказывал, сам ее начинай строить, своими руками, понял? Пока что самое главное — разъяснительная работа.
— Разъяснительная? — не понял Хисматулла.
— Ну да! Вот, например, был ты в мечети, слышал, что мулла говорит?
— Был, говорит, что конец света скоро… И тот, кто неверных слушается, в аду гореть будет.. Меня в деревню пускать не велел, сказал, что я с шайтаном связался!
— Вот видишь! А ведь люди ему верят! А знаешь, почему верят? Потому что слепые!
— Как слепые?
— А вот так — дальше носа своего не видят, муллу слушают, а нас, тех, кто им добра желает, слушать не хотят… Поэтому мы должны им от крыть глаза, все объяснить и про богачей, и про священников, и про вашего муллу… Вот и ты, Хисмат, сам еще недавно такой же темный был, а теперь уже читаешь. Почему же ты не хочешь товарищам по общей беде помочь? Или ты думаешь, что все само собой, без твоего участия сделается?
— Я хочу, только не знаю, что делать!.. — покраснел Хисматулла.
— А я тебе про то и толкую — больше на людях бывай, говори с каждым, объясняй, что к чему! Те книжки, что я тебе давал, прочел?
— Прочел… Только, агай, непонятно там вот то место, где призрак бродит по земле…
— Призрак? Что ж тут непонятного? Это не то что призрак даже, а вроде как бы слух, понял? Слух о такой хорошей жизни, когда все люди равные и нет ни богатых, ни бедных, все по полам! И от нас с тобой зависит, чтобы этот призрак плоть и кровь свою обрел, чтоб он живым человеком стал! И от меня, и от тебя — от каждого, кто хорошей жизни добиться хочет и себе, и соседям, и детям нашим, и внукам, понял? И если ты свою веру в эту новую жизнь положишь, если ты за эту новую жизнь душу свою отдашь, ничего не пожалеешь, если ты другому поможешь понять, какая сила пролетариат, если другой третьему поможет, а за вами и остальные пойдут, вот тогда и призрак этот в живого человека обратится, и новая жизнь начнется — счастливая!
Хисматулла слушал Михаила как зачарованный. Вот это здорово — если каждый другому поможет, тогда ведь и вправду новая жизнь начнется!
— Завтра тебе первое задание дам, — про должал Михаил, — а пока договори со старателями, что они о нашей жизни думают, как к собраниям относятся, понимают ли, о чем мы говорим… А если кто не понимает — растолкуй, что к чему…
— Хорошо, я тогда в кабак зайду, там обычно много после работы народу бывает, — смущаясь, сказал Хисматулла.
— Правильно, — поддержал его Михаил, — сходи, сходи. Только смотри, если ты рюмку— другую не опрокинешь, твои товарищи, пожалуй, на тебя в обиде будут, а? — Он засмеялся. — Да это ничего! Иногда не грех стаканчик пропустить, главное — вида своего человеческого при этом не терять, верно я говорю?
— Верно... — еще больше смутился Хисматулла, помня свои прежние грехи. — Так я пойду?..
В кабаке Хисматулла не стал ничего заказывать, а присел за свободный стол в углу, прислушиваясь к тому, что говорят старатели. Сейчас ему непонятно было, как это он проводил здесь раньше все свободное время. Дымная, чадная комната, пропитанная запахом пота и вина, прокуренная, душная, с гомоном пьяных голосов, с бессмысленными глазами тех, кто уже выпил больше, чем надо, если и не вызывала в нем теперь дрожи отвращения, то лишь потому, что он пришел сюда по поручению Михаила. Теперь перед ним стояла новая цель, и если этой цели понадобилось, чтобы он пришел сюда, то вот он пришел и будет делать то, что нужно для хорошей жизни.
Хисматулла огляделся. За соседним столом два молодых парня, сидя в обнимку, пели вразброд, не сознавая, что поют неверно, третий сидел рядом с ними на полу, уткнув голову в колени.
Ой, синица, ой, синица, черная головка,
Что повадилась брюшину на окно долбить?
Ты джигит и я джигит, оба ездим ловко,
Но калыма нет у нас, чтоб жену купить...
Тот парень, что сидел на полу, вдруг вскинул голову, и Хисматулла узнал в нем Мутагара, своего бывшего напарника. Мутагар тоже заметил Хисматуллу, развел руками и бросился к нему:
— Хисматулла-а!
По дороге он споткнулся о край лавки и чуть не растянулся на полу, но подбежавший Хисматулла подхватил его.
— Ты что же это? — растерянно сказал он. — Ты здесь откуда?
— Как откуда? 3-здесь… — бессвязно забор мотал Мутагар — Агай, идем к нам, садись, вы пей с нами!
Парни, с любопытством глядевшие на Хисматуллу, тоже загомонили:
— Садись, садись, кумыс пить будешь?
— Лучше кислушку! Она медовая, греха меньше!
Хисматулла оглядел их опухшие, красные лица с кругами под глазами и неожиданно, забыв про задание Михаила, сказал:
— Ребята, айда отсюда! Вы же молодые, зачем вы здесь торчите, в этой грязи?
— Брось задаваться! — с гонором ответил рослый, крепко сбитый парень с наголо выбритой головой — Ты что, угощеньем нашим брезгуешь?