– Говори, не бойся. Расскажешь всё как есть, не обижу, – пообещал Илья.
Всё равно трясётся. Груди, коленки, плечи, всё дрожит… Всё такое округлое, лакомое.
После доброй драки Илье всегда хотелось женщину. Ну, если самого не побили.
– Доча моя у них… – сумела наконец-то выдавить Илона. – Убью-ют…
– Это поглядим ещё. – Илья встал, прислушался… Внизу, в трапезной, веселье кипело. В коридоре – тишина. За стенкой – стоны и вскрики. Но не потому, что там кого-то жизни лишали. Наоборот. Получается, никто не услышал, как Илья здесь… веселился?
Нет, услыхали. Бегут.
Дверь открывать не понадобилось. Ворвались. Княжья стража. У старшего глаза выпучены. Как углядел выломанную дверь, как представил, что с ним будет, если с посланцем кесаря киевского худое сотворили…
Увидел живого Илью – выдохнул.
– Что было? – спросил облегчённо.
– Да вот, пришли. – Илья ухмыльнулся. – И остались.
Он присел на край ложа, кивнул Илоне, чтоб стянула сапоги, взял портки.
– Знаешь кого?
– Вот этого знаю. – Старший показал на злодея с проломленной грудью. – И этого, – пихнул ногой истёкшего кровью. И, не сдержав любопытства, поинтересовался: – Чем это ты их?
– Сапогом, – ответил Илья, накинул шёлковую рубаху, засучил рукава.
– Как – сапогом?
– Что ж мне меч о всякую дрянь марать? – Илья хмыкнул. – Эй, этого не трогайте. Он живой ещё! Поговорить с ним хочу.
– Не выйдет, – покачал головой старший. – Ты ему челюсть сломал.
– Не сломал, вывихнул. – Илья встал, завязал гашник. – Сейчас поправлю – и запоёт как жаворонок.
Сказал – сделал. Вопль злодея мощью превзошёл рёв влюблённого оленя.
Злодею вывернули руки, спутали за спиной. Он злобно шипел и плевался кровью и зубным крошевом.
Илья закончил с облачением, затянул последний ремешок, присел на корточки, ухватил злодея за бородку. Тот ругнулся.
– Вот видишь, – сказал Илья старшему стражу. – Говорит. Шепелявит немного, это да. – И злодею: – Как будем говорить: по-трудному или по-лёгкому?
– Чтоб тебе брюхо псы выели! – прохрипел злодей.
– Значит, по-трудному, – одобрительно произнёс Илья. – Это я люблю. Слышь, гридь, пыточная у вас в замке есть?
– Как не быть!
– Тогда так: этого туда, остальные пусть тут полежат…
– Делай, как он сказал! – В дверях стоял Воислав Горацек. – Мёртвые пусть тут пока полежат, не сбегут. Девку…
– Девку тоже в пыточную, – вставил Илья.
Илона охнула, зажала рот руками.
– Не бойся. – Илья похлопал её по голому плечу. – Никто тебя клещами рвать не будет. И оденься давай. А то кое у кого портки вот-вот лопнут. – И подмигнул молоденькому отроку, который порозовел и поспешно отвёл взгляд от девичьих прелестей.
– Что было? – спросил Горацек.
– Внизу расскажу. – Илья выпрямился, шевельнул плечами, проверяя, ладно ли села бронь. – И за батей моим пошли кого-нибудь, уважаемый.
– Уже, – ответил Воислав. – Возняк, вперёд иди, проверь коридор, чтоб лишних глаз не было, – велел он старшему стражи.
«А толковый заморыш-то, – подумал Илья. – Не зря у своего князя в ближниках ходит».
Пыточная в замке была достаточно просторна, чтоб вместить всех желающих послушать, что скажет несостоявшийся убивец.
А желающих было изрядно: Сергей Иванович с Ильёй, Горацек, сам князь краковский с телохранителями, палач с двумя помощниками, забившаяся в дальний угол Илона и наконец подвешенный к перекладине главный герой действа.
Князьям подали стулья, остальные устроились с меньшим комфортом.
Хотя никакого особого действа не получилось. Стоило кату немного поработать кнутом – и злодей сломался. Заговорил.
Но ничего сколько-нибудь важного сообщить не мог. Сам – мелкий шляхтич из тех, чьи отцы сами землю пашут. Состоял на службе у некоего Белошица, который, по его словам, был на службе у знатного господина Прзибивоя, но, как думал пытуемый, в первую очередь Белошиц служил тем, кто готов побольше заплатить.
Убить Илью татям поручил сам Белошиц. Сказал: баба именем Илона заманит Илью к себе, где бравые шляхтичи его и зарежут.
Но баба повеления не выполнила, так что дочке её теперь конец и ей тоже…
Удар кнутом вернул разговор в правильное русло.
Не найдя Илью там, где ожидали, убивцы решили отыскать его самостоятельно, для чего прихватили служку из холопов. Выведав, в каких покоях поселили гостей-русов, убийцы отправились туда…
Дальше – понятно.
Это было всё, что знал пленник. Если не считать того, куда злодеям надо было прибыть после того, как сделают дело. И место это злодей был готов показать в обмен на сущий пустячок: собственную жизнь и свободу.
Впрочем, после очередного недолгого общения с палачом пленник согласился на сотрудничество без всяких дополнительных условий.
– Хороший у тебя кат, – сказал Сергей Иванович Болеславу. – Надо бы сходить проведать пана Белошица, как думаешь?
Болеслав поглядел на Горацека. Тот кивнул.
– Воислав сделает, – сказал князь краковский.
– Я тоже пойду, – вызвался Илья.
– Иди, – согласился Болеслав. – Такой доблестный воин в любом деле уместен. Верно ли, что ты одним только сапогом четверых збройных ратников прибил, причём троих – насмерть?
– Мог бы и всех четверых насмерть, – сказал Илья. – Но тогда с кем бы мы сейчас беседовали?
– Сапогом, значит… – проговорил князь краковский, остановившись в дверях. Лицо его приняло задумчивое выражение.
– Пойдём, государь, – поторопил князя Горацек, но Болеслав его не слушал. Глядел на Илью… С сомнением, что ли… Или – с ожиданием?
Илья помалкивал. Помнил батины наставления.
Болеслав принял решение:
– Дай-ка мне свой меч, – бросил он одному из телохранителей, – а ты, Илия, сын Сергия, встань на колено!
Илья покосился на Сергея Ивановича. Тот кивнул: делай.
– Правом единовластного правителя земли Краковской и Малой Польши дарую тебе, Илия, сын князя Сергия, право именоваться отныне рыцарем Илией! – Болеслав хлопнул Илью клинком по плечу. – И вручаю тебе сей меч! Рази им врагов Господа нашего Иисуса Христа, будь храбр, и пусть этот удар будет последним, который останется без ответа! Встань, рыцарь!
Илья поднялся.
– На гербе твоём велю изобразить сапог и четыре склонённых к земле факела, – торжественно провозгласил Болеслав. – В знак твоего недавнего деяния. – И обычным тоном: – Этого снимите, и лекаря ему. Пусть поживёт пока, может, пригодится.
– И зачем это было, мой господин? – с неудовольствием спросил Горацек. – Руса – в рыцари Священной империи?
– Не спрашивай, дядька. Сам не понимаю, – Болеслав Храбрый пожал могучими плечами. – Будто ангел шепнул: надо. А почему бы и нет? Рода он хорошего, храбрости отменной. Чем не рыцарь Господу Нашему?
– Господу ли? – усомнился чех. – Без покаяния, без исповеди… Откуда ты знаешь, господин мой, что у него на душе? Может, там бесы уже гнездо свили?
– А даже если и так? – Болеслав кивнул отсалютовавшим стражам у дверей. – Посвящение в рыцари есть благословение Господне и укрепление деяний и помыслов силою Святого Духа. Так что если и угнездились в этом славном княжиче бесы, то я нынче одним ударом меча их полчища проредил. Или ты сомневаешься и в моём благочестии?
– Кто ж в нём усомнится после твоих побед над язычниками? – подольстился Горацек.
– То-то же! – воскликнул будущий король Польши. – И десяток-другой таких, как этот княжич, мне бы весьма помогли. В победах будущих.
«И не только над язычниками», – мысленно добавил Горацек, соглашаясь со своим владыкой.
Оба они знали: главный их враг нынче не в землях ливов да полабов, а совсем в другой стороне.
Городок Краков невелик, но стоит удобно – на реке[16]. И пристань тоже удобная, хорошая, потому что место бойкое. Здесь, на пристани, на одном из речных судов и обретался так жаждавший смерти Ильи шляхтич.
Если бы дело поручили Илье, он бы, не церемонясь, сразу на кораблик и налетел, потому что на палубе его ни света, ни шевеления.
Но Горацек проявил осторожность. Сначала направил пару человек на пристань: проверить, нет ли там наблюдателя. Был он или нет – неизвестно. Может, был, но люди Горацека его прохлопали. А может, их заметили с судна, но когда отряд вбежал на причал, с искомого судёнышка их встретили стрелами. Лехиты мигом собрали строй, так что потери были невелики. Но время неприятели выиграли, чем немедленно и воспользовались: попрыгали в воду и поплыли к противоположному берегу.
Последовать за ними люди Горацека не могли, потому что были в доспехах.
Пока искали подходящую лодку, уплывшие уже затерялись в темноте.
На судне ничего интересного не нашли. Если не считать некоторого количества оружия, серебра и Илониной дочки, испуганной до икоты, но живой.
Через два дня, когда стало ясно, что изловить татей в ближайшее время не удастся, русы отправились дальше. Богуслав, впрочем, пообещал, что дела так не оставит и приложит все силы, чтоб нехорошего человека Белошица отыскать. А вот хозяину второго названного имени, Прзибивою, предъявить обвинение не удастся. Слишком крупная фигура этот Прзибивой, чтоб подтянуть его по навету какого-то мелкого разбойника, да и не на самого Прзибивоя, а на незнатного шляхтича из его окружения. Тем более что Илья остался жив и это было даже не убийство, а всего лишь покушение.
– Зато ты теперь – рыцарь, – сказал Духарев сыну. – С собственным гербом.
Перед отъездом Илье были вручены соответствующая грамота и вышеназванный герб с верховым сапогом в серёдке и четырьмя факелами наверху, над диадемкой. И ещё шпоры золотые. Вернее, позолоченные.
– Рыцарь… Мне довольно, что я – твой сын, – проворчал Илья. Герб ему не понравился. Такой больше сапожнику подошёл бы. А шпоры и вовсе ни к чему.
– А вот зря, – сказал Сергей Иванович. – На Западе к таким вещам с уважением относятся. Опять-таки, судя по этому гербу, ты нынче не русский гридень, а лехитский рыцарь, а это может пригодиться.